- Я подъеду где-то к девяти. Будь готов. И, Тони…
- Что? – я выглядел как-то уж совсем замучено.
- Я прошу тебя на репетиции использовать фонограмму.
Я застыл.
- Итон, ты же прекрасно знаешь, я не пою под фонограмму.
На том конце эфира вздохнули.
- Энтони, я думаю, что это единственный способ отыграть большой концерт, я уже тебе об этом не раз говорил. – Немного повышая голос. Я знаю, он нервничает.
- И не ты один. Бетховен мне уже даже запись совал. И Майлз ходит-ноет о том, что можно отыграть чисто и под фон. А что говорить о Шеле…
- Вот и прислушайся к тем людям, которые тебя любят и которым небезразлична твоя судьба. – И все, повесил трубку.
Я вздохнул.
Конечно, мы можем отыграть под фон, но это будет неуважение к фанатам нашего творчества. И самое главное - это ведь последний концерт, а я выйду к ним с фанерой. Это неприемлемо.
- Может, действительно взять фонограмму, Тони? – тихо спросил Ноэль, выйдя из ванной.
- Я не могу, малыш. Это недостойно «L'iris noir». – Я повернулся к Шелу, на нем было только полотенце, и хрустальные капельки воды медленно скользили по коже. Я не удержался и направил на него телефон – щелкнул.
- Тони? – воскликнул Ноэль. А я улыбнулся, смотря на фото на дисплее.
- Я, конечно, не Тома, но тоже знаю толк в прекрасном.
Он смущенно отвернулся к шкафу.
– И могу его увидеть. А то, что я вижу - действительно прекрасно.
- О! Великий Мираж и его мальчики! – восторгу Тома не было предела. Я старался не скривиться. Да, этот тип знает свое дело, но как же он раздражает. Тома обошел Шела, а я еле сдержался, чтобы не притянуть моего мальчика к себе.
– О! Мираж, ты не забыл, что ты мне обещал за мою работу?
- Я помню.
- Прекрасно, а теперь начнем…
Фотосессия длилась долгие четыре часа, я бы предпочел изнуряющую тренировку по танцам или репетицию в два раза дольше, чем это.
Он ставил нас в позы, раздевал, одевал, оголял и заставлял делать вещи, странные для нас, но на его взгляд - потрясающие. После четырех часов ада я прекрасно понимал Лофарго, он хоть умел срываться на Тома. Тем самым снимая стресс.
- Миражик, встань поближе к конфетке…
Я рыкнул и резко обнял Шела и впился в его губы, он ахнул, но сам, по инерции, обнял меня за шею. Вспышка еще и еще. Но мне уже было все равно.
Вся конспирация канула в Лету, но я наслаждался губами любимого человека.
- О! Это экстаз! – завопил Тома.
На мне была прозрачная рубашка и серебряные брюки, на моем мальчике все угольного цвета и пояс из цепочек. Я приподнял его ногу себе на бедро. Ноэль застонал.
Тома на заднем фоне что-то лепетал о том «что он художник, а не порно-режиссер», но снимать не перестал. Извращенец.
После этой фотосессии я был выжат как лимонная долька в мохито. Но впереди еще репетиция.
Мы приехали как раз вовремя. Лоф ругался с Вороном.
- А я сказал, что твое хрипение не голос!
- У меня стиль такой! – не уступал в децибелах ему Птах.
- Что тут происходит? – подождав паузу в их оре, спросил спокойно я.
- Мираж! Объясни этому крашенному, что я пою! – кинулся ко мне панковидный воробей.
- Сам ты крашенный! И у тебя не голос! Вот у Миража и то лучше! – непосредственно проорал Лоф, только он так может.
Но за кулисами в коридоре, между завтра и вчера, стало тихо. Я почувствовал руку у себя на пояснице и вторую на предплечье. Я ничего не видел сейчас.
Наверное, я напоминал сам себе русалочку. Или же смертника перед виселицей.
Мой мир. Мой голос. Моя музыка. Моя жизнь.
Перед глазами все плыло, и вдруг я увидел черные пятна, а через секунду понял, что это не пятна, а глаза моего любимого.
Шоколадные, с золотыми искорками. Любимые.
- Мираж? – удивленно спросил Лоф. Ворон покрутил пальцем у виска.
- Наверное, я должен сказать и вам. Хотя не очень хочется, если честно.
Я видел, как напряжены мои ребята, как Ворон и его команда непонимающе смотрят на меня, надеясь, что я совру. Как Терри закусывает губу. Потому что он умный мальчик и прекрасно знает, что я хочу сказать. Как Даниэль Стоун - вроде и спокойный как удав, но в тоже время весь собран. Готов успокаивать своего Змея после моей новости. Я прижал Ноэля к себе и в тишине проговорил:
– Это последний концерт «L'iris noir».
И конечно, самый несдержанный у нас - это Марио, моя детка.
- Чтооо?! Ты с ума сошел, что ли? Как последний?!
- Просто.
- Просто?!! Если ты сейчас, разноглазая морда, не скажешь, почему - я сам узнаю, замучив твоего Шела до смерти!