- Итон знает?
- Да, и он сказал, точнее, проорал, что его мое прошлое не волнует, но я сам не могу спокойно смотреть ему в глаза, мне все время кажется – отвернется, бросит. – Он вжался в мое плечо. – Я убил.
Меня не шокировало его признание, я не стал думать о нем как-то иначе, он был для меня всегда только Котенком. Маленьким, с зелеными глазами, да, в этих глазах всегда была настороженность и боль, но он нежный. Убийца? Не верю.
- Расскажи. – Я гладил его по плечам и зарывал пальцы в волосы, а он судорожно вздохнул и тихо начал говорить, слова лились отрывисто, судорожно, больно.
- Мне было десять, я просто очень испугался, и когда она… надо сказать, кто она… я старался все эти годы просто выкинуть ее из головы, она была нашей воспитательницей и всегда относилась к нам по-доброму, я даже предположить не мог, что она за человек вне приюта. В основном, она издевалась над малолетними девочками, но я был ее любимчиком, она… не знаю, как это называется, что это, но она была больной и срывалась в свое безумие, как только в поле ее зрения попадали острые предметы. Я испугался тогда. У нее были такие страшные глаза, и этот нож… я схватил его первый, мне просто повезло. Или нет, не знаю, но меня в тот день попросили отнести ей какие-то вещи, я уже не помню, и я, придя в ее дом, увидел то, что не должен был видеть никто. И я испугался и убил ее, она сама виновата… Тони… - его начало трясти, а я обнял его крепче.
- Тереза Малком, сорок пять лет, старая дева, лесбиянка, садистка. – Услышали мы спокойный голос Итона. – После ее убийства в подвале ее дома было найдено десять замученных девочек от десяти до четырнадцати. Вильям Грегори был обвинен в непреднамеренном убийстве, но так как не достиг совершеннолетнего возраста, был отправлен в колонию для несовершеннолетних, где провел два года, был выпущен за примерное поведение, и за него был внесен залог братом Терезы Малком. После этого ты стал Котом и так и не научился обращаться с острыми предметами.
Кот вжался в меня сильней, я же смотрел на Итона: в его взгляде не было призрения или ненависти, он смотрел с болью. На мальчишку, который, похоже, забрал его сердце.
- Кот? – я оторвал его от себя и тихо проговорил. - Ты для меня навсегда именно тот, кого я встретил на улице. Мальчишка с красным носом от холода и гитарой наперевес. С самыми честными зелеными глазами в мире. Слышишь?
- Да. – Он не плакал, но был на грани слез, я отошел, и Итон обнял его, Кот вцепился в его рубашку.
– И не смей называть меня Вильям!
- Не буду, Котенок мой…
Я их оставил у будущей конюшни и ушел в еще недостроенный дом для детей, где не будет этого ужаса и подобного ему, я обещаю.
Глава 22. Просто день.
За эти недели я часто наблюдал эту картину: Итон обнимает Кота, Кот спит на Итоне, Итон целует Кота и так далее. После того разговора, около будущих конюшен, ничего не изменилось, правда, Кот стал намного больше улыбаться. И часто можно было застать дядю, задумчиво смотрящего вдаль.
Вот и сейчас.
- Итон, ты меня пугаешь, – тихо проговорил я, голос вернулся, но говорить громко я пока не мог.
- Чем же? – поворачиваясь и смотря на меня, спросил он.
- Ты такой задумчивый, что мне становится страшно…
- Хочешь узнать, о чем я думаю? – ухмыльнулся он и протянул мне руку. Я подошел ближе и встал, облокачиваясь на деревянный парапет. Во дворе шло строительство, и рабочие сновали туда-сюда. Митч без рубашки, в одних джинсах, что-то объяснял Майлзу, активно жестикулируя руками и сверкая улыбкой на загорелом лице.
- Хочу. – Он вздохнул.
- Я, кажется, влюбился, Тони.
- Могу даже предположить в кого…
Дядя хохотнул.
– Что тебя беспокоит?
- Он прелестный мальчик. – Итон запрокинул голову к небу и улыбнулся шире. – Страстный, игривый, но я чувствую, что каждый раз, когда мы обедаем или ужинаем и он видит острые предметы… - Итон стал серьезным. - Кот закрывается. И даже когда это обычный нож для писем или ручка - его лицо становится непроницаемым, я прекрасно понимаю - это на психологическом уровне, но на него больно смотреть. – Он повернулся ко мне. – Ты не замечал за ним чего-нибудь странного, Тони?
Яя приподнял вопросительно бровь.
- Я хотел спросить, как он раньше со всем этим справлялся в одиночестве?
- Музыкой.
Итон закусил губу.
– Я серьезно, Итон, ты не должен ограничивать его… Он привык к свободе, так же как все мы…
- Я не собирался его ограничивать, я хочу помочь.
- Далеко вы продвинулись в ваших отношениях?
- Если честно, то нет. – Серьезно ответил мне дядя, на террасу вышел Шел, подошел к нам и уткнулся лицом мне в плечо, обнимая за талию. Я накрыл его ручки у себя на поясе.
- Почему?
Присутствие моего малыша Итона не стесняло, и он спокойно ответил:
- В таких отношениях либо быстро, либо очень медленно…
Ноэль фыркнул.
- Это кодекс Максвеллов?
- Нет, просто дядя не знает, с какого бока подойти к проблеме. – Ответил я на вопрос.
- Знаю, я же, в отличие от вас, взрослый и опытный. – Он скривился от своих же слов.
- Старый. – Заключил насмешливо Ноэль. Я повернулся и обнял его, привлекая ближе, за последние недели так привык к нему, что не могу без его тепла.
- Малолетка. – Парировал Итон, почти показывая язык.
- Вернемся к нашей проблеме. Я, почему-то, был полностью уверен, что у вас уже был секс.
Со двора раздался громкий смех, мы обернулись. Митч и Рей носились по двору и поливали друг друга из шланга для газона.
– Ничего себе…
- Ты не замечал раньше? – хмыкнул Ноэль.
- Нет. Я, кажется, слишком отвлекся от своей роли отца, нужно обязательно поговорить с Котом и Реем.
- Митч неплохой парень и ухаживает за Реем так романтично.
Итон фыркнул и оттолкнулся от поручня, поймал в объятия Кота.