— Незадолго до твоего рождения, — подсказал усмехаясь Сентуивир. — Представляешь, да? Жил себе пожилой вдовец в своём захолустье, никого не трогал, а потом бац — и женился на девочке, которая на два года старше его первенца — законного, по крайней мере. И к этой свадьбе король сделал ему королевский подарок — пожаловал баронское звание.
— На что ты намекаешь? — Бертран от возмущения даже зашипел не хуже змейки в синем платьице, как раз показавшейся в дверях с нагруженным подносом.
— Намекаю? — фальшиво удивился дракон. — Да я тебе прямо говорю, что ты бастард Триса.
Рыцарь закусил губу и молчал, пока хвостатое существо накрывало стол к «завтраку». Что братья у него сводные, он знал с малых лет, но никто в отцовском замке, включая самих братьев, его не выделял: старшие щедрой рукой раздавали тумаки младшим, не разбирая, кто от родной матери, а кто от мачехи, но и защищали точно так же — не вдаваясь в подробности, кто тут единокровный, а кто единоутробный. Но теперь получается, что они ему вообще не родственники? Да нет, чушь, конечно: кровь кровью, но и столько пережить вместе — это же что-то значит? Или нет?
— И как именно королевский бастард должен снять с тебя проклятие? — наконец спросил он, и сам не узнал своего голоса. — Поцеловать? Так целовал уже — не помогло.
— Понятия не имею, — устало отозвался Сентуивир. — Маги в голос твердили, что снять посмертное проклятие может только тот, кто его наложил. Я, чтоб мне виверной стать, нанял некроманта потолковей, тот вызвал дух грабителя-неудачника, но сукин сын, хихикая, заявил, что призраки колдовать не могут, так что придётся мне ждать, когда он родится заново, причём именно в человеческом теле… ну, гномом или эльфом хотя бы. Хотя по-моему, с его характером, это будет скорее всего гиена какая-нибудь. Ну… я-то подожду, конечно, никуда он от меня не денется, но ты бы знал, как мне не хватает крыльев!
Он резко замолчал и хмуро посмотрел на супруга, словно ждал, что тот посмеётся, но Бертран только рассеянно кивнул. Он вообще раздумывал над тем, знал ли командующий о том, кто был его настоящим отцом, и не этим ли знанием объяснялась стремительная карьера юного сотника. А вовсе не военными талантами, как тот о себе наивно думал.
— А откуда взялось это твоё про юношу королевской крови, отважного олуха и доверчивого придурка? — мрачно спросил он.
— А когда стало ясно, что от настоящих магов с дипломами солидной Академии никакого проку не будет, матушка начала трясти обыкновенных диких, неграмотных ведьм и прочих болотных колдунов, — пояснил дракон. — И одна такая замшелая кочка сказала ей, что проклятие можно снять, но для этого нужен тот самый прекрасный принц, можно даже бастард. Матушка перешерстила с полсотни, наверное, парней подходящего возраста, рождённых от дюжины ваших королей, и выбрала тебя. Я, честно сказать, думаю, будто старая кошёлка просто побоялась ответить матушке, что не знает никакого способа снять проклятие, вот и выдала пафосную чушь. Но, как я уже говорил, я ничего не теряю от брака с тобой, да и матушке моей возражать, особенно в этом теле… впрочем, в этом теле как раз безопаснее: пока был нормальным драконом, она меня трепала, как… — он опять вздохнул. — А теперь она меня лишний раз тронуть боится, чтобы не прибить ненароком. Ладно, не будем о грустном. Ты вообще-то как смотришь на исполнение супружеских обязанностей?
— Меняемся через раз, — быстро сказал Бертран.
Сентуивир пожал плечами:
— Разумеется. Надо же всё испробовать, не только поцелуй прекрасного принца.
— Я не принц, — огрызнулся Бертран.
— Ладно-ладно, прекрасный барон Зелёного Дола. — Дракон встал, заложив пальцем ту самую книгу, которую всё держал на колене. — Отдыхай, лечись, ешь-пей. Для качественного снятия проклятий ты мне нужен здоровым.
========== Когда всё плохо и ещё хуже ==========
— Вир, в кого ты у меня такой идиот?
Сентуивир мрачно посмотрел на матушку, но благоразумно смолчал.
— Я обещала его отцу, что человечек проживёт не слишком счастливую, но долгую и обеспеченную жизнь, — голос Мораны тёк ядом, — а ты угробил его в первую же неделю совместной жизни.
— Он пока что жив, как видишь, — угрюмо возразил совсем не счастливый новобрачный.
— Вот именно — пока. У здорового человека или эльфа шансы были бы примерно пополам, у гнома или орка — два к одному, но раненому или больному выжить удаётся редко. А ты, стало быть, не заметил, что человечек ранен и толком не поправился?
— Но это же говорится о крови! — попытался возразить Сентуивир.
— А чем, позволь тебя спросить, остальные твои жидкости так уж отличаются от крови? — ласково спросила Морана.
Сын шумно выдохнул, но ответить на это было нечего. Ему в самом деле не пришло в голову, что его… хм… жидкости могут представлять для супруга какую-то опасность. «А мог бы, кстати, и задуматься, — мрачно подумал он. — Похоже, пребывание в человеческом теле плохо влияет на мозги».
А начиналось всё… да плохо начиналось, что уж там говорить. Поскольку у супруга явно отсутствовал пассивный опыт и он заметно нервничал, Сентуивир проявил несвойственное ему великодушие и уступил Бертрану право «побыть мужчиной» в первую ночь. Тот в качестве ответной любезности неумело, но старательно изобразил то, что люди обычно именуют «эльфийским поцелуем». Наутро у него болело горло и вообще его лихорадило слегка, но он предположил, что простудился-таки во время полёта, несмотря на меховой плащ, и супруг имел глупость с ним согласиться. На следующую ночь Бертран честно вернул Сентуивиру супружеский долг, а к утру у него начался сильный жар, рана на ноге открылась, и из неё розовато-серыми хлопьями обильно полезла какая-то мерзость. К появлению в башне Мораны, которой перепуганный сын послал Зов, рыцарь уже метался в бреду, то оправдывая перед кем-то свою мать: «Ей же было всего семнадцать, как она могла устоять перед самим королём?» — то объясняясь, видимо, со своей пассией: «Не сердись, пожалуйста, милая! Ты же видела, во что превратилось Гнездо Грифона — и таких крепостей по всей стране десятки. А если следующим летом к нам опять кто-нибудь нагрянет?» Сентуивир только головой качал, поражаясь, какого самоотверженного идиота послала ему Прародительница Сущего на пару с его собственной матерью.
— Если ты отнесёшь меня к Долгому Мысу, я поищу там целителя, — безнадёжно сказал он.
— Бесполезно, — сказала Морана, трогая пылающий лоб больного. — Или он сам справится, или умрёт, чем бы его ни поили. — Она перевела на сына пустой равнодушный взгляд и сказала буднично и оттого ещё более пугающе: — Молись Прародительнице Сущего, Вир, чтобы он выжил, потому что иначе мне придётся тебя убить. Я, видишь ли, дала слово. Не знаю, значит ли это хоть что-нибудь для тебя, но мне моя репутация, представь себе, дорога.
Он тоскливо кивнул. У Мораны были дети и кроме него, а с ним она возилась неприлично долго, даже когда он ещё был нормальным молодым драконом, без всяких проклятий: слабость, вполне простительная по отношению к последнему птенцу. Но там, где речь заходит о репутации, никаким слабостям места нет.
— Возможно, так будет даже лучше, — сказал он.
Она не спросила, что он имеет в виду, только посмотрела очень уж внимательно. Потом кивнула, встала, одёргивая платье — как всегда архаичное, но роскошное, словно имело какой-то смысл красоваться перед сыном и его слугами.
— Я вернусь дня через три, — сказала Морана. — Если он переживёт эти три дня, за дальнейшее можно уже будет не волноваться.
— Хорошо, — вяло отозвался Сентуивир и отвернулся к окну. Он никогда не провожал мать, чтобы не видеть, как она у него на глазах становится тем, кем ему уже не стать. Никогда не стать, — уточнил он про себя. Условие сумасшедшей старухи оказалось, как он и думал, пафосной чушью. Ни поцелуй прекрасного принца, ни более тесная близость с ним ничего не изменили в существующем порядке вещей. Последняя надежда благополучно издохла и была похоронена на том же кладбище, что и предыдущие: на «приличных» магов, на некромантов, на опасные и весьма дорогостоящие ритуалы… Но они хотя бы некоторое время давали силы жить дальше, к чему-то стремиться — а теперь что? Даже в спячку не впасть, как способны драконы в своём истинном облике, потому что этому хилому телу даже год без воды и пищи не продержаться, не то что век-другой. И год за годом тянуть унылую лямку серой, безрадостной жизни, в которой ты хлипкое бескрылое существо, не способное даже самостоятельно защитить свои владения? Да если матушка, спасая свою драгоценную репутацию, убьёт его, она ему благодеяние окажет, избавив от такой судьбы!
Он против воли проследил взглядом за мелькнувшим в окне крылатым силуэтом, пока тот не скрылся из виду, а окна на юго-восточную сторону выходили большие. Очень большие, давая ощущение света и простора: башня стояла на самом обрыве, скала с этой стороны отвесно уходила вниз на добрую сотню саженей, и штурмовать с юго-востока жилище Сентуивира мог только другой дракон. Самоубийца, рискнувший связаться со старой, могучей и очень злопамятной Мораной. Гномы, строившие башню, вставили в проёмы узорчатые рамы с пластинами кварца, бесцветными в центре, голубоватыми к краям и откровенно синими или дымчатыми по углам — цвет насыщался от центра к периферии, так что в итоге окна влетели Сентуивиру в кругленькую сумму, дороже ворот и подъёмного моста. Зато сквозь них и зимой, и летом можно было любоваться долиной внизу, а в ясную погоду даже башни Долгого Мыса можно было разглядеть в синей дымке на границе окоёма.
Сентуивир щёлкнул ногтем по безупречно-прозрачной голубой пластине и ухмыльнулся: интересно, если Бертран умрёт, а сам он будет убит, хватит ли у родственников его супруга наглости и самонадеянности, чтобы потребовать свою часть наследства? Сводного братца — паладина ордена Пути могут, к примеру, поддержать господа магистры… правда, семье в таком случае мало что перепадёт. Впрочем, вряд ли матушка поделится с кем-то хоть монеткой, а захватить собственность Мораны нелегко. Те, кто пытался это сделать, уже никому не расскажут о своих попытках. Впрочем, — он нахмурился, — если ещё какой-нибудь не в меру пронырливый маг попытается использовать тот же способ, что и с ним… Мать, конечно, очень стара и очень сильна, мало кто способен обратить её против её воли, но сама возможность…
Бертран застонал, Сентуивир неохотно оторвался от окна, подошёл к постели супруга и положил ладонь на его лоб. Обычно что люди, что эльфы казались дракону холодными. Иногда это дразнило и возбуждало, иногда вызывало отвращение. Бертран, метавшийся в бреду, по ощущениям напоминал Сентуивиру другого дракона в человеческом обличьи — вот только для человека это была почти верная смерть.
Сентуивир выловил из таза полотенце, чуть отжал его и протёр лицо, грудь и плечи супруга. Толку от этого не было ни малейшего, по мнению дракона, но помогало занять руки и вообще создать иллюзию, что за больным трогательно ухаживают.
— Ну что, мой супруг, — спросил Сентуивир Бертрана, — мне осталось три дня. А тебе?
Вопрос предсказуемо остался без ответа.
========== Немного о цветах ==========
Комментарий к Немного о цветах
Стихи автора
— Какая она красивая.
— И это рыцарь говорит о драконе?
Бертран удивлённо оглянулся на супруга, с неохотой оторвавшись от окна, даром что снаружи сеялся унылый мелкий дождь, и картина за окном была затянута мутной серой пеленой.
— А настоящий рыцарь должен звать орков трусами, гномов — слабаками, а эльфов — тупицами? Ну, тогда я не настоящий. Госпожа Морана очень красива, и я охотно это признаю. Мне показалось в первый раз, что она чёрная, а она такого глубокого синего цвета, как небо ясным поздним вечером, только вместо звёзд серебряный узор по спине и бокам…
— Да ты, я смотрю, поэт в душе, — усмехнулся Сентуивир.
Бертран вернул ему усмешку:
— Да я не только в душе могу. У меня довольно долгое время любовником был бард, он мне и объяснил основы стихосложения. Правда, учить меня на лютне он наотрез отказался, заявив, что ухо мне оттоптал даже не медведь, а стадо кентавров.
— Значит, вы с ним по полночи болтали о стихосложении? — Обе совместно проведённые ночи запомнились дракону именно тем, что супруг его, вместо того чтобы отвернуться и захрапеть, как полагается порядочному мужчине, был прямо-таки по-женски разговорчив. Он, понятно, не спрашивал: «А ты меня любишь?» — но совершенно точно был уверен, что время между супружеским долгом и сном надлежит проводить именно так — за лёгкой болтовнёй ни о чём.
— Не только, конечно. У человека… полуэльфа, который прошёл пешком от морского побережья до Злого хребта, есть что рассказать.