В один из прекрасных дней уже в середине мая только что начавшегося четвёртого года (а май, на минуточку — первый месяц года и первый месяц молодого лета; просто напоминаю), приехав к порталу по очередным делам, мы натолкнулись на целый караван въезжающих на Новую Землю разномастных пово́зок. И на целую толпу очень загорелых, очень пёстрых и очень оживлённых людей. В них было живо всё: жадно забе́гавшие глазки, напружинившиеся при виде нас движения, радостно осклабившиеся нам навстречу рты… О боги, эти рты выглядели так, словно их обладатели по-тихой разули самого́ Кортеса. Вот где золото инков искать надо!
Женщины (вот, кстати, мужиков практически не было видно) автоматически сделали профессионально-жалостливые лица, типа — ой, помогите, мы такие-бедные-отставшие-от-поезда-инвалиды… (что на фоне набитых скарбом фургонов выглядело по меньшей мере фарсом) и начали обступать нашу телегу, грамотно окружая четверых сопровождавших нас мужиков. Тощие, юркие, загорелые дочерна и блестящие глазами ребятишки уже заглядывали под тент, которым был накрыт груз, а кое-кто даже повис на борту. Их было много, тупо много — десятка четыре, если не больше — и это только детей…
Глядя, как Вова темнеет лицом, я подумала, что тут недолго и до смертоубийства — и начала усыплять всех, до кого смогла дотянуться. А поскольку зона моего целительного, гхм, воздействия на сегодняшний день была где-то четыре-пять метров, а сидела я на облучке телеги, то именно вокруг неё и начали падать люди. Преимущественно дети. А потом и тётки. Оставшиеся на ногах поначалу заверещали и начали кидаться вперёд. Я уж начала бояться, что они как в «Янки при дворе короля Артура» тупо завалят нас телами, но тут до этих шакалих, видимо, что-то дошло, они отбежали в сторонку и включили режим «Помоги-и-и-те-е-е, убива-а-а-аю-у-у-ут!» Визгливые голоса из приторно-сладких сделались злобными.
Дверь фургона МФЦ распахнулась и из неё разом вывалило человек двадцать мужчин. Интересно. «Настоящие» люди? А остальным документы без надобности? Или уже отоварились? С той стороны в фургон забежала кучка ещё поболее (как они туда все влезли — загадка), но в массе помоложе, и начали по одному выплёвываться с этой стороны.
Это были самые что ни на есть классические цыгане. Черноволосо-курчавые, смуглые, одетые во всё чёрное, даже в кожаные чёрные жилеты, несмотря на летнюю жару. И в золото. Золотые перстни. Золотые браслеты. Золотые шейные цепи (самые скромные — в палец толщиной). Я даже парочку золотых галстуков заметила! И, конечно же, зубы.
Эти уже не голосили, встали так, что вся их иерархическая структура резко выпятилась наружу: кто главный, кто поменьше, кто тут босса защищает, а кому только разрешили со взрослыми стоять — в таком духе. Тётки разом припухли. Наши мужики оправились от ошаления (после детской-то атаки) и выдернули из ножен мечи.
К невысокому и не особо крупному, но очень уверенному в себе дядечке (сразу стало видно — вот он, настоящий хозяин табора: в очень, очень дорогом костюме со здоровенными золотыми часами на запястье) подкатила баби́ща. Таким характе́рным припада́ющим на один бок шагом, как здоровенный и не очень опрятный краб. Бабища тоже была колоритная, таких в девяностых показывали в сводках новостей о взятии очередного наркопритона — в качестве хозяек (на самом деле — ширмы). Рослая, упитанная, с полным ртом золотых зубов. Вот, кстати, интересно мне: что с этими зубами на второй-третий день будет? Вывалятся? Или реально у них будут настоящие золотые зубы? Типа — национальный признак? Хм-м…
Мужик выдвинулся вперёд, положил руки на пояс, склонил голову чуть набок и прищурился. Этот комплекс подготовительных мероприятий должен был, видимо, настроить собеседника на разговор с уважаемым человеком. Мне уже, честно говоря, надоел этот цирк, но клоуны забили всю равновременную площадку и не собирались уходить.
— Нехорошо поступаете, не по-соседски… — неторопливо начал цыганский барон.
— На́ хер иди, сосед, бля, — недипломатично перебил его Владимир Олегович. — Забирай свою па́даль и вали отсюда, пока я бо́шки отрывать не начал.
Цыгане глухо заворчали, бабская кучка начала осторожно подкрикивать. По лицу цыганского барона видно было, что Вовина абсолютная уверенность произвела на него достаточное впечатление, и он предпочёл бы отступить. Но в спину ему дышал табор.
Да, дилемма…
Поскольку все наши мужики были заняты гляделками с цыганами, я порылась в телеге, нашла хороший кусок двухсантиметровой стальной арматуры, брошенный в ноги специально для таких случаев, и протянула Вове:
— Давай, показывай шоу по-быстрому. Перере́зать их потом успеем, если надо будет.
Звучало это бо́рзо. Нас было шестеро — это вместе со мной. А их… хренова туча их была, короче, некогда было считать. Но в примитивных культурах ведь как? Если ты ведёшь себя так, словно тебе многое позволено… Прежде, чем предпринимать ответные действия, противная сторона сперва будет думать. Возможно — осторожно прощупывать почву. Мало ли. А вдруг?..
Вова сложил арматурину пополам, скрутил её в равномерную косичку, от чего железяка приобрела вид кручёного каната, «нечаянно» порвал и кинул куски цыганам по́д ноги:
— Вали́те по добру́ по здоро́ву. Ближе чем за двадцать километров от моего острова чтоб не показывались, — чтобы закончить прения, Владимир Олегович вынул из-под сиденья свой клевец и тяжёлый палаш. — Если я пройду сквозь твоих людей, хоронить будешь гуляш. Дорогу освободи.
Бабы притихли. Они были далековато, чтобы чётко читать сознания, но понятно было и так — липкие по-пиявочьи мерзкие мыслишки «как бы кого нагреть и разжиться» сменились ощеренной злобой. Мужики молча разглядывали железные плетёнки, в руки не брали (сглаза боялись, чтоль?), осторожно поворачивали острыми носками ботинок. Они были раздражены. И недовольны. Но как-то… придушенно, что ли. Таких длинных «ножиков», как у наших парней, в этой толпе не было ни у кого, а ведь кому-то придётся в случае чего быть первым…
Цыганский барон что-то по-своему сказал побежавшим к своим кибиткам черномазым подросткам и вроде как с сожалением покачал головой:
— Напрасно, ой напрасно вы решили вражду затеять…
О как! Теперь, оказывается, мы же ещё и виноваты!
Вова чуть наклонился вперёд:
— Слышь, мужик, ты комедию-то не ломай! Баб своих научи на людях вести себя прилично. И спасибо скажи за жизни — вот этих вот, — он повёл палашом, указывая на живописно валяющихся и всё ещё спящих вокруг нашей телеги цыганских подданных. — За нападение на транспорты Белого Ворона: либо смерть — либо рабство. Вдолби там своим в головёнки. Второго предупреждения не будет… Детей из-под колёс заберёте — или нам так ехать?
Бабы бросились растаскивать вялые тельца ребятишек и своих незадачливых товарок. Одна из молодых девок, вытягивая из-под колёс чью-то жирную тушу, обозлилась, и неприятно зыркнув на меня, прошипела:
— Да чтоб… — ну вот, это было всё, чего она мне успела пожелать. Цыганских проклятий мне ещё не хватало! Речь у неё отключилась. А поскольку я поторопилась и вложилась гораздо сильнее, чем требовалось — отключилась, скорее всего, навсегда. Ну, если я её не вылечу, конечно. Пару секунд у неё ушло на осознание ситуации, пока из горла вырывались даже не хрипы, а какие-то щелчки, потом сипение, потом всё-таки мычание, девка заметалась по площадке, царапая горло и размахивая руками. Очень эффектно. Бабы окружили её, из толпы послышались выкрики «ведьма!»…
Да ёкарганай…*
*Что-то по-бурятски, не очень приличное,
вот так иногда ругаемся в Сибири,
хотя перевод не знаем…
Мы тем временем подъехали к самому́ порталу. Вова поставил телегу, прижав её к борту МФЦшного фургона — уже одна сторона прикрыта. Иркутский бок был надёжно экранирован знакомым нарядом полиции, до сих пор встревоженно наблюдавшим за развитием событий (они тут за три года все нам уже были знакомые, как облупленные). Стражи порядка незамедлительно начали «проверку документов» у группы подозрительных лиц, вроде как провожавших наших цыган, так что у рамки портала в рекордные сроки установилось спокойствие. Ну чё, осталось две стороны. Сдюжим. Всё равно эти по головам друг у друга не полезут.
Цыгане (те, которые «люди», в штанах) между тем разобрались по кибиткам и начали выкатываться за каменный полукруг, забирая вправо. В ночи загорелись пятнышки костров. Ну вот и ладненько. Но бабы держались стойко, в пару десятков глоток причитая над несчастной бедняжечкой.
Господин цыганский барон снова двинулся в нашу сторону.
Опа! До меня дошло, что в этом разговоре было странным — он ни разу не назвал Вову ни по имени, ни Белым Вороном — неужели ничего о нас не слышал? Да ну на!.. Секта противников интернета?
— Вов, спроси, как этого звать.
— Зачем тебе?
— Пусть будет. Информация никогда не лишняя. Для протокола, опять же.
Ну, правда. Интересно же.
Барон (с маячившим у него за плечом телохранителем совершенно огромного размера и зверского вида) подошёл, остановился на дипломатическом расстоянии:
— За что же вы так с девочкой?
Истеричный визг уже изрядно раздражал.
Вова сощурился:
— Купи ответ, барон. Как твоё имя?.. Супруга моя интересуется.
Последнее было для цыгана едва ли не оскорблением. При всей вовлечённости в современные реалии, женщины у них продолжали оставаться чем-то вроде говорящей скотины, ещё и распространяющей скверну…
Цыган пожевал губами.
— Пе́тша.
— А по батюшке?
— Харманович.
Пе́тша Харманович… Да-а-а, так сразу и не вышепчешь. Вова спустился на землю, но даже теперь он был на полторы головы выше низкорослого барона.
— Девочка ваша хотела произнести нехорошие слова в адрес моей супруги. А такого делать категорически нельзя. Всё было сделано гуманно, без отрезания языка. Вира получена, мы больше не в претензии.