— А знаете что, Петша? Только сегодня, в качестве рекламной акции, предлагаю вам — совершенно бесплатно! — избавить всех ваших женщин от этого мерзкого визга. А? Когда ещё такая возможность будет? Соглашайтесь!
Цыганский барон посмотрел на меня, как на внезапно заговорившую лошадь.
Вова потеснился перед въезжающим кузовом в портал нашим грузовичком, помаячил сидевшему за рулём Лёне, крикнул:
— Стоп! Нормально! — и согласно покивал, — А что? Веди своих куриц! Ну слушать же невозможно, аж в ушах свербит! Станут тихие, спокойные…
Цыган крякнул и что-то сердито крикнул. Баб как метлой смело вслед уезжающим повозкам. Осталась только сипло рыдающая пострадавшая.
— И всё-таки. Я бы хотел обсудить возможность… вернуть всё как было.
— А! Это — вот, к Ольге Александровне, — Вова стал… как бы это… я бы сказала, по-военному любезен, что ли… — Она у нас целитель, — и, обращаясь уже ко мне: — Что там? Какая цена?
Я позволила себе маленько «подумать»:
— Стоимость исцеления — пятьсот тысяч.
— Рублей? — потрясённо спросил меня забывший о своём возвышенном мужском положении Петша Харманович.
— Да уж не дохлых кошек. Только рубли. Баксы не берём — кому теперь эти фантики нужны? И только при условии полного и искреннего раскаяния в своём поступке. Давайте посмотрим на вашу девочку, — красная и надутая девица нахохлившись сидела поодаль на лавке; в отсутствие зрителей она уже не ревела, а только сердито икала, злобно таращась в мою сторону. — Пока я наблюдаю скорее обратные чувства. Так что вынуждена вам отказать. Но если ситуация изменится — обращайтесь.
Пешта… нет, Петша? Фу, блин, вроде простое имя, а с закавыкой! Короче, цыган ушёл, пожелав нам на прощание «всего доброго». Моё «и вам не хворать» он получил уже в спину и рассеянно махнул рукой. Нему́шка поплелась вслед за ним, всхлипывая и икая с новой силой. К тому моменту как мы закончили свои дела, табор уже ушёл. Нет, не в небо. За портал ушёл, на юг.
Вот ещё что я хотела написа́ть! Недавно мы с мужем об этом говорили. Ещё одна разновидность инерции мышления: почти все переселенцы выходили из портала и шли в открытую сторону. Ну… вот проходя из Иркутска через наш портал переселенцы шли на север. Это если прямо переть. А так… подавляющее большинство натоптанных дорожек и тропинок уходило в границах такого веера: от почти чётко западного (нашего) через север до восточного направлений. На юг не пошёл почти никто. А вот цыгане — пошли. Креативные наши…
И СНОВА ПЛАНОВ ГРОМАДЬЁ!
Лето четвёртого года Новой Земли
Новость о таких замечательных соседях была, конечно, неприятной. Но не смертельной. Владимир Олегович вместе с оборонным активом (несколькими мужиками из разных силовых структур) подкорректировали схемки тренировок, провели несколько учений — особенно для новеньких и вдвойне особенно для новеньких детей, закупили ещё пару ящиков тактических свистков (в которые полагалось дудеть в случае ахтунга), ну и… продолжали жить, в общем. Ну цыгане и цыгане. Что теперь — сидеть, бояться?
Тем более, что с Черёмуховым мостом дело шло уже к завершению — остались финальное покрытие, башня с опускающимися решётками (по типу ворот в детинец) и пристроенная к ней караулка — на будущее, когда мост зафунциклирует на полную катушку. Все эти работы архитекторы Федосеевы-старшие с чистой совестью повесили на сына, а сами начали рыть копытами землю, доказывая необходимость начать строительство моста через Бурную.
Я уже говорила, что наш холм, на котором должен был вырасти замок, был здоровенной скалой, как будто бы брошенной в месте слияния двух рек: холодной стремительной Бурной и неторопливой и гораздо более тёплой Брусничной, ближе к слиянию разливающейся вытянутым заливом Длинной Рубашки.
Так вот, про ска́лы. То ли от такого титанического удара кусочки гигантского камня откололись и впились поперёк русла Бурной, словно каменные зубцы, то ли сама река проточила в узком отроге скалы́ многочисленные проходы — так или иначе, но от северо-западного угла острова, аккурат от того места, где холм опускался, переходя в заросшие земляничниками бугры, начиналась цепь из десятка каменных островков, разбросанных неровной линией до противоположного берега. Это звучит заманчиво (как бы готовые опоры и всё такое), но Бурная — большая река, и расстояния между этими островками колебались от пятидесяти до ста сорока метров. Соответственно, требовалась установка дополнительных опор. А глубина русла, даже на небольшом удалении от берега, была уже метра четыре, доходя к середине реки до десятка.
Задача без спецтехники, честно скажем, нетривиальная.
Получив добро́ на начало работ, Федосеевы страшно обрадовались и понеслись на новый объект, утащив за собой две трети (шестьдесят человек) таких же сумасшедших строителей, которым хотелось новых побед и преодолений. Как вы понимаете, постройка ограждений моста и надвратной башни в список преодолений вписывается не очень. Ко́ле усмехнулся, порадовался полученной свободе и набрал себе подмастерьев из эльфят. В результате конструкции моста приобрели визуальную лёгкость и изящество, а в народе его начали называть уже не Черёмуховым, а Эльфийским.
Ну а строители-экстремалы начали испытания каких-то новых погружных колоколов, магически утеплённых водолазных костюмов, совершенно революционных специальных бетонов и прочей строительной фигни. Памятуя об однажды прослушанной лекции, я больше не выспрашивала у них подробностей — ни у Сергея с Элей, ни у их шалой команды. Нет-нет! Процессор перегружен, спасибо, все молодцы, продолжайте работать…
Полным ходом шла облицовка откосов «пирамиды» детинца, продолжение центральной лестницы, и проходные башни — и здесь тоже постоянно требовалось присутствие кого-то из Федосеевых. С ног они сбивались, короче. Похудели даже.
А ботаники наши во главе с Ликой и Алексеем закладывали сады. На генеральном плане замка и окрестностей значились ведь не только строения. Зимы у нас были мягкие, короткие — а значит, и сорта можно было подобрать более интересные, чем суперморозостойкие сибирские. Этим они и занимались. Почему три года ждали? Да потому что выписанные после первой же зимы со Старой Земли саженцы приехали только сейчас — время же, время… Фрукты-ягоды всяких видов высаживались и подгонялись в рост. Не так экстремально, как первый мэллорн, конечно, но хотелось бы в следующем году уже первый урожай попробовать. Или в этом. Для кустов же такое возможно?
Четыре наших алабайки вошли в полный возраст и принесли в начале мая первый приплод, и Андле по уши была занята воспитанием и развитием щенячьих… м-м-м… мозгов?.. так, наверное.
Серегер с толпой молодёжи всё свободное время строил какие-то экспериментальные лодки и кораблики.
Никита, Андринг и Толитиль переделывали Вове доспех, чтобы не приходилось его каждый раз на винты собирать. Рунная мастерская внесла свою лепту, предложив врезать руны прямо в тело доспеха. Инкрустировать? Нарисовать? Вковать? Чую, грядёт эксперимент. Э-э-эксперименты!* А чтобы избежать промышленного шпионажа, руны прятались внутрь доспеха. Была ещё идея сделать привязку на личность, но пока что она работала через раз. Девочки думали.
*Невольно вспоминаются выпученные глаза Пушного.
Кто в детстве не смотрел «Галилео» — тому не понять.
В промзоне достраивалась большая общественная прачка. Изобретатели-механики отладили-таки наконец стабильно работающую конструкцию стиральной машинки от привода водяного колеса. И даже присобачили к ним таймеры! Такие, как на старых «Сибирях». Автоматики, конечно, пока не получилось, но даже за то, что габаритное бельё теперь стирается само и даже (если переложить в другую ёмкость) выжимается, я была механикусам до посинения благодарна! Такая проблема с плеч долой! Тем более, что они обещали мне думать дальше, и я чёт сильно на них надеюсь.
Всё остальное шло обычным чередом. Короче, все были при деле, все молодцы.
«ТАШКЕНТ — ГОРОД ХЛЕБНЫЙ»…
Всё то же лето четвёртого года Новой Земли
На счёт бегунков из детских домов опасения оправдались на всю катушку. Они бежали, несмотря на усилившийся контроль их воспитателей и бдительность нарядов полиции. Несмотря на выставленные ограждения и фактически установившийся пропускной режим. Они караулили повозки, цеплялись под днища фургонов и ползли между колёсами подъезжающих к порталу грузовиков, рискуя быть затоптанными или раздавленными.
Беспризорные дети стали бичом Иркутского портала и фактически первой причиной, по которой вокруг него вырос трёхметровый забор из рабицы, а потом (после того, как его в первую же неделю несколько раз покусали пассатижами — сварной из профильных квадратных трубок. Мощные гладкие металлические палки практически не гнулись и чрезвычайно затрудняли перелезание. Теперь подъезд к порталу выглядел так: средняя часть — отделение для транспорта (самая большая выгородка, с воротами, отмыкавшимися только при подъезде машин, повозок или для прогона скота). Правая (если из Иркутска на портал смотреть) — тоже довольно просторная ограда вокруг столов, с калиткой — для посетителей и покупателей, на которой, собственно, постоянно дежурили двое-трое полицейских. И левая — открытый вход в фургон МФЦ, в котором, внутри, были блокирующиеся двери.
Хочешь переселиться — милости просим, даже безо всякого паспортного контроля. И даже можно пластиковую карту переселенца не оформлять, всё же по желанию. Хотя, думаю, камеры с автоматической функцией фотографирования всякого входящего у них всё-таки установлены были. Ну — так, для порядка.
Так вот, с чего я начала — с детдомовских. Несмотря на все принятые меры, эти дети всё равно умудрялись просачиваться. Бежали они ровно с той же мотивацией, с которой беспризорники революции и гражданской войны ехали в угольных вагонах во все концы нашей необъятной: кто-то когда-то сказал им, что там-то и там-то — хорошо. Тепло, еда и добрые люди.
Они пытались прибиваться к разным семьям и посёлкам. Кто-то приживался. Кто-то убегал и оттуда, потому что — сюрприз!!! — в диком мире, чтобы выжить, надо работать, и работать много! Кто-то был изгнан: за лень или воровство… Они приходили к порталу теперь уже за тем, чтобы плакать и попрошайничать. МФЦшные тётеньки рассказали мне новость, что вроде бы для поддержания порядка у портала на Новой Земле и пригляда за этими бегунками наконец-то уже совершенно точно выделены ставки для сотрудников — соцработники, охрана правопорядка и что-то там ещё. И объявлен тендер на производство нескольких домов на колёсах (типа нашего фургона, в котором мы с мужем почти год прожили) и на быстровозводимые жилые блоки. Вова, услышав, покачал головой:
— Долго. Очень долго. Пока они раскачаются — у нас года два пройдёт. Если не больше.
И, к сожалению, он оказался прав. Во всяком случае, в это лето всё, на что оперативно сподвиглась местная администрация — это организация питания для побегушников.
Каждый полдень (наш, новоземский полдень, естественно) детей зазывали за столы, кормили горячим и выдавали какие-то упаковки на ужин-полдник-завтрак. По времени Иркутска это было четыре раза в сутки: в три часа ночи, в девять утра, в три дня и в девять вечера.
А мы подъезжали к Иркутскому полудню (по нашему — к двенадцати ночи, и только раз в четыре дня). Соответственно — не пересекались. Но о начале кормёжки сразу же поняли — по резко увеличившемуся вокруг портальной площадки количеству мусора. Вова — товарищ нетолерантный, подозвал ментов и попросил предупредить раздатчиц, что если не поставят мусоросборники — он отловит всех беспризорников и ноги им повыдергает. Стало чище. Уж скорей бы, блин, соцработников своих прислали. Из рассказа операторш МФЦ я знала, что обедать приходят когда восемь человек, когда десять. Раз, говорят, видели четырнадцать. Но сухпай забирают всегда и на всех — сколько утащить могут. То ли кто-то у них только всухомятку кормится, то ли запас на голодные времена куркулят, белочки…
Устроились эти юнг-люмпены в ближайшем лесочке. Еле как, криво-косо поставили пару палаток, валяли дурака и жгли костры. Мылись только когда находила блажь искупаться. Поскольку до ближайших рек — что до Бурной, что до впадающей в неё Портальной — было не сказать чтоб прям близко, такие праздники наступали до крайности редко.
Глядя на этот бомжатник я испытывала острое чувство дежа-вю.
Что же, первая зима быстро показала, что такой образ жизни приводит к показательному естественному отбору. Бомжи-пьяницы перемёрзли, как только начались первые мало-мальские морозы. Клошары-бабёнки (бывшие околоинтеллигентные и «стремящиеся к цивилизации» дамы) пошли бы вслед за ними, если бы мы их не прибрали. Ну и воняли же они к зиме! До такого замечательного амбре детям, конечно, ещё работать и работать… Так вот, все эти бомжихи были приведены к рабской клятве, отмылись, согрелись, очухались и работали как надо — не хуже стахановцев. А то у барона же разговор короткий: не хочешь работать — увезём тебя в тёмный лес к волкам. Эта детская пуга́лка работала на удивление безотказно. Видимо, всё дело в том, с какой убедительностью Вова её произносил. Ну и лишение лентяев па́йки тоже помогало, конечно.
В третий раз проезжая мимо этого цветника жизни, я поделилась с мужем соображением, что так и так придётся этих лентяев к себе забирать и перевоспитывать — так, может, лучше сразу это и сделать? Пусть, пока лето, приучаются, с рейнджерами по лесам гоняют — и не просто так, а с пользой. А то расслабятся тут совсем — как потом их организовывать?
Вова помолчал, пошевелил усами…
— Знаешь что? Давай тогда в следующий раз маленький фургон возьмём? Внутрь их посадим, чтоб не побежали. Нет у меня настроения по лесам за шпаной гоняться.
На том и порешили.