— Я держу, а ты вынь у него из живота чужеродный предмет. Дёргаться не будет, я обезболю. Давай. Парни, если что, помогут.
Цыганский барон кинулся выполнять. Дальше было дело техники.
Барон наконец перестал обниматься со спасённым жеребцом и обернулся ко мне:
— Что хочешь проси! Клянусь, всё для тебя сделаю!
Сильное заявление.
— Вот что, Петша Харманович, я немного подумаю, что бы мне такое попросить. А пока думаю, предлагаю маленько прогуляться. Есть у меня кое-что для тебя интересное. Тут недалеко.
Он сощурился — перемазанный в земле и конской крови, но совершенно счастливый.
— А поехали!
Мы получили возможность убедиться, что старый цыган прекрасно ездит верхом и без седла.
— Пашка, дуй к барону, пусть тоже к оврагу подъедет! И ДмитСергеича тоже с собой захватит. И Лиду, наверное.
И СЛЕДСТВИЕ, И СУД…
Таким образом, вокруг лежащей на дне оврага женщины в красной юбке собрались все заинтересованные лица. Цыганский барон, увидев её, нахмурился:
— Земфира? Её ты хотела показать? Она сегодня без мужа осталась, вдова. Что с ней? Сможешь вылечить? Я заплачу́!
— С ней — перелом позвоночника и паралич нижней части тела. Но дело не в этом. Предлагаю всем спешиться, господа, и удобно присесть на травке, потому что история будет не самая короткая и, возможно, вам захочется задать даме некоторые вопросы.
— Пострадавшей? — уточнил Дмитрий Сергеевич.
— Я бы не стала так уверенно называть её пострадавшей, учитывая, что именно с неё началась вся эта история, в результате которой один человек уже пропал без вести, а двое погибли.
Цыганский барон посмотрел на меня очень внимательно:
— Откуда знаешь? Они с мужем оба клялись мне, что никакой пропавшей бабы не видели, не знают!
— Вижу, уважаемый. Я могу лично рассказать всю историю — но это будет моё слово. Так что пусть рассказывает сама.
Он несколько секунд внимательно смотрел мне в глаза, затем дёрнул головой и первым сел на краю обрыва:
— Говори, Земфирка! Всё рассказывай, иначе пожалеешь, что жива осталась!
Муж расстелил для меня свою куртку, так что мне осталось только сесть и слушать, пока мужики вели этот странный допрос. И, конечно, она им всё рассказала. А если пыталась юлить, я говорила: «Врёт!» — или: «Не всё говорит!» — и тогда цыганский барон страшно гортанно ругался и скрежетал зубами, а испуганная баба вываливала подробности.
Короче, через пятнадцать минут мы знали историю во всех деталях, а цыганский барон сидел мрачнее тучи. В конце концов он плюнул в сторону Земфиры, сказал что-то резкое, от чего она сделалась белая, как стена и тоненько завыла — и хотел уехать.
— Погоди, Петша! — остановил его наш барон. — Теперь нам скажи, что ей сказал.
Цыган зло пожевал губами:
— Ругательства не буду переводить. Ни к чему. А про остальное… Если бы они с мужем сказали мне, как есть, я бы по-другому велел с пришлыми мужиками говорить. По-другому бы решали. Они клялись мне! Мне клялись!!! — он так страшно побагровел, я уж думала, его удар хватит. — Двадцать четыре часа ей дал покинуть посёлок. Она изгнана. И мужу то же сказал бы, если бы он ещё был жив.
— Так он поэтому уже и не жив, — раздумчиво сказал Вова. — Вэр не выносит ложных клятв. Суток не прошло — оба получили своё наказание… Ладно. Что с кровной враждой?
Петша погладил чёрные косички конской гривы.
— Я буду говорить с людьми. Я считаю, что вопрос надо закрыть. Нет вражды.
Понятно. Цыганский барон считает так. Но цыгане — птицы вольные, не все могут с ним согласиться.
И то хлеб.
Цыган уехал, а я подвинулась поближе к Земфире. Ясно теперь, чего у неё лицо расцарапано. По мужу горевала. Что ж, даже преступники имеют право на чувства.
— Земфира, а если бы у той Татьяны муж был, ты бы её просто ограбила? Или продали бы их в рабство вместе?
Она затрясла губами и отвернулась к противоположному склону оврага. Спуститься, что ли? Да нет, лазить не охота…
— Вопрос у меня к тебе серьёзный. Видишь ли, поскольку ты в изгнании и защиты у тебя нет, я могу коварно напасть на тебя, прямо сейчас, и обратить тебя в рабство. Пожизненно. Во-о-от… Но я женщина добрая и мягкосердечная. И я предлагаю тебе вот что. Я тебя исцелю. И ты пойдёшь ко мне в рабство, добровольно. Бессрочно. До тех пор, пока я не решу, что ты уже можешь жить свободным человеком, не воруя и не гадя людям другими способами. Тогда я тебя освобожу. Да, кстати, деньги, которые ты у Татьяны отжала, мне отдашь. Только не ври, что в посёлке их оставила — там и без тебя ушлых полно, живо прошерстили бы. Только долго не думай. Лежишь ты уже давно. Скоро из тебя полезет не лучшая субстанция, даже если твоя… нижняя часть этого и не почувствует. Я, конечно, могу прийти и завтра. Надеюсь, тут нет волков… — я встала, чтобы потянуться, и услышала торопливое:
— Подожди! Я согласна!
— Учти: будешь ненавидеть меня — сдохнешь.
Вот теперь она испугалась по-настоящему.
25. ПУТЬ САМУР… (зачеркнуть) СОЦИНСПЕКТОРА. НАЧАЛО
СОЦДАМЫ ЕДУТ В СЕРЫЙ КАМЕНЬ
День шестое июня тоже получился бесконечным…
Кельда
Назад мы ехали непривычно засветло. Взяли в нашей усадьбе небольшую дежурную тележку с парой лошадок, погрузили в неё трёх инспекторш с их барахлом. Всё же отчёты по усыновлённым детям необходимо было сделать.
Охранники остались в нашей усадьбе, потому как было у меня такое подозрение, что таки не все цыганские семьи согласятся с тем, что нет у нас кровной вражды. Притащили их фургончики, расставили пока по двору. Справа от нас был наш же застолблённый кусок, на котором собирались построить всякого разного в связи с «расширением штата», а слева, это тоже уже решили, будет двор книготорговца — под присмотром.
Перед самым отъездом Дмитрий Сергеич и Лидия Григорьевна составили с нашей помощью совместную докладную о произошедшем ЧП (со всякими формулировками, типа: «вопреки предупреждениям в одиночку покинула лагерь», «не оставила сведений о цели своего выхода», «вступила в общение с преступными элементами» и тому подобное), приложили документы, свидетельские показания — куча бумаг получилась, и всё равно у Дмитрия Сергеича были кислые предчувствия, что писать ещё всяких объяснительных — не переписать.
Я напоследок предложила ему наехать на начальство (а что, лучшее средство защиты — нападение!) касательно более жёсткого вводного инструктажа для всего персонала — и под роспись! И чтоб прописано было, что каждый человек несёт за себя персональную ответственность: за свои похождения, контакты и всё такое прочее. А то набегут сейчас инфантильные граждане, нянчись с ними потом…
Земфиру я растрясла на бабки и отправила в посёлок за вещами. Сутки у неё ещё есть — потом вступает в силу нехилый такой цыганский закон: изгнанную имеет право убить любой цыган, которому это взбредёт в голову. Так что я велела ей пошевеливаться. Нефиг на казённом обеспечении сидеть, когда всё своё есть. Предупредила, конечно, чтоб не вздумала дурить: за нарушение рабской клятвы сильное и очень болезненное наказание следует сразу, не успеешь исправиться — умрёшь. Вэр — богиня строгая. Цыганка угрюмо кивнула и ушла. Посмотрим, что будет.
Так вот, ехали светлым вечером. Обычно ночью как-то неловко громко разговаривать, не то что кричать — тёмный лес, он настраивает. А тут… Глирдан вздумал прямо сразу, по свежим следам, сочинить хотя бы кусок баллады (я про средневековую моду на эстетику говорила, да?), и все кому не лень немедленно взялись ему помогать. Под гитару. Особенно всем зашла сцена про дракона. Галя с Васей наперегонки упражнялись в подборе эпитетов. И все ржали на весь лес. В конце концов мне надоело это слушать, и я велела им всем кончать валять дурака и спеть что-нибудь приличное.
Олеся Васильевна следила за всем этим процессом с величайшим энтузиазмом, а потом во время одной из пауз с любопытством спросила Глирдана: