Я открываю глаза и слышу плещущий энтузиазмом голос ведущей прогноза погоды Мэнди Спаркс:
— …счастливого Рождества, Саймон! Да, сегодня двадцать четвертое декабря и погода в Лос-Анджелесе обещает нас удивить. Плюс шесть, ребята! Это что-то, кое-кто по дороге в студию утверждал, что утром видел лед на лужах! Похоже Санта везет с собой не только подарки, но и настоящую зиму…
Поворачиваю голову влево — пожилая женщина с приоткрытым ртом внемлет стройной рыжеволосой ведущей и вяжет что-то похожее на тощего желтого питона. Поворачиваю вправо — молодая девчонка сидит в позе лотоса и громко чавкает жвачкой. В руках ее какой-то каталог, который она разглядывает без особого интереса и даже с некоторой долей презрения.
Возвращаю голову в прежнее положение и мир вокруг начинает темнеть, наполняясь оглушительным звоном, который становится громче и громче, и громче…
На мой сдавленный стон отзывается чей-то полный тревоги голос:
— Как ты, милая?
Делаю над собой усилие, чтобы открыть глаза. Надо мной нависает та самая старушка, вязание ее осталось на заправленной больничной койке.
— Хочешь воды? Позвать медсестру?
Пить и правда хочется просто ужасно! Язык прилипает к небу из-за сухости, не слюна, а какая-то вязкая дрянь наполняет его — благодарно улыбаюсь и пытаюсь кивнуть, но зря я так… очень зря…
— Ну-ну, вот. — Тонкая трубочка утыкается в губу, и я ловлю ее, чтобы втянуть противную, теплую, но вместе с тем такую вкусную воду. — Вот не повезло же тебе. Под самое Рождество! Тут и полицейские уже были, помнишь? Это тебя муж так отходил? Или парень? Скажи, я им ничего не расскажу…
— Не слушай ее, Белоснежка. — Раздается с соседней койки нагловатый голос девушки с жвачкой во рту. — Конечно расскажет. Этой дряхлой скучно, не знает уже как внимание к себе привлечь. Поэтому, если не хочешь, чтобы твоего хахаля фараоны забрали, молчи лучше в тряпочку.
Трубочка, даровавшая доступ к вожделенной жидкости тут же покинула мой рот, не дав как следует напиться.
— Ух и дрянь же ты… — Прошипела пожилая дама совсем другим, отнюдь не елейным голосом. — Молчала бы, потаскуха.
— Варежку завали, карга старая! Спряталась откуда вылезла, слышь? Не видишь Белоснежке плохо, ее бы хоть пожалела. «Рождество же». — Передразнивает ее она и снова обращается ко мне. — Ты сама как? Тут доктор был, наговорил всякого. Что там, потеря памяти может быть, расстройство какое-то… м… не поняла какое. Хрен его знает, короче. Я это, амнезию в кино только видела, в общем че, помнишь что-то или как? Всегда было интересно как оно, вживую увидеть… че, прям ничего совсем, да?
Смотрю на нее пристально и отвожу взгляд, чтобы сосредоточиться на своих чувствах. Не могу никак понять…
Голова кружится меньше, наверно то было от обезвоживания. Теперь немного мутит, но зато в глазах больше не темнеет и не шумит в ушах. Смелею, чувствуя прилив сил, аккуратно приподнимаюсь и сажусь к спинке кровати. Мысли путаются, но помню отчетливо кто я… помню, как ушла на занятия с работы, как укусила Эрни, спасаясь от его мерзких поцелуев, а дальше… дальше вспоминать от чего-то больно. Не в моральном плане, а в физическом — действительно думать больно!
— Все я помню. — Отвечаю наконец тихим, хриплым голосом. Горло напрягается от каждого звука так, будто я не шепчу, а ору, что есть мочи. — Только больно… думать.
— Ну вот. — Хмыкает девчонка и возвращается к разглядыванию товаров в каталоге. — Скукота…
Я с ней была не согласна.
Пожалуй, моя жизнь была слишком уж веселой, со всеми этими ее перипетиями! А так хотелось бы сейчас домой… В свою комнатку, где на подоконнике, под большим окном с выходом на пожарную лестницу, стоит пластиковая елка, увешанная гирляндой и игрушками. Заварить какао, кинуть в него маршмеллоу и, набрав полный поднос вредностей, вроде печенья, шоколада и крекеров с сырным кремом, завернуться в плед перед ноутом. Маме по скайпу позвонить, посмотреть теплую, уютную комедию… Двадцать четвертое декабря, а я в больнице с сотрясением — с ума можно сойти!
Хмурюсь, нащупывая что-то неприятное в памяти, но все путается. Кажется, я поссорилась с кем-то… быть может даже подралась. Неужели ограбили? Изнасиловали?! C ужасом прислушиваюсь к себе, но никакой боли, кроме как в перебинтованной голове, не ощущаю…
«Ладно, не все сразу» — думаю я, и уверенно жму на кнопку вызова медицинской сестры — не хватало еще рождество в больнице провести! Нужно было срочно выписываться из этого сонного царства.
В американской больнице мне уже довелось побывать, когда на работе неудачно разбила чашку и рассекла вену на руке. Тогда почти пять часов пришлось беседовать с дежурным психиатром, доказывая, что я не пыталась вредить себе, а все получилось совершенно случайно! И да, я постоянно что-то разбиваю. Если уж говорить начистоту, Колин знает далеко не обо всей посуде, что была уничтожена мной в «UpCup» за без малого полгода работы.
Но такая вот я, криворукая Анна Сомова. Все то я делаю через одно место — кофе наливаю, соседей нахожу, выхожу замуж.
Поразило отношение к пациентам; подчеркнуто вежливое, участливое… примерно так же поразило, как счет от страховой, пришедший после того случая в конце месяца. Поэтому нужно было смыться из больницы как можно скорее! Представляю, сколько стоит ночь в таком однозвёздочном отеле.
Медсестра не заставила себя ждать. Пришла, аккуратно распахнув дверь, и одним только своим присутствием заставила всех присмиреть: пожилая сплетница отложила вязание, а гангста-герл перестала жевать жвачку — воровато спрятала белый комок за ухом и углубилась в изучение каталога, теперь уже изображая неподдельный интерес.
Невысокая круглолицая мексиканка выглядела строго. Сразу было понятно, что у нее не забалуешь.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, проверяя карточку, висевшую у моей кровати. Нашла нужную строку и чиркнула пометку. Видимо отметила время моего пробуждения. — Головная боль? Сухость во рту? Тошнота?
— Да, — хриплю в ответ, — все это есть.
Женщина кивает и отходит к тумбе под телевизором. Достает и наполняет из кулера высокий пластиковый стакан, кидает в него трубочку и ставит на приставной столик возле меня.
— Пейте маленькими глотками, но не все сразу. От этого может вырвать. У вас сотрясение средней тяжести, доктор уже провел осмотр и назначил лечение. Анализы в порядке, нужно будет только понаблюдаться у врача. Из неприятного — пришлось сбрить немного волос у вас вот здесь, — я охнула и коснулась головы над ухом, — чтобы зашить рану. Но не переживайте, это все легко скрыть хоть с распущенными волосами, хоть с хвостом.
В самом деле верилось в ее слова с трудом. Пришлось подавить желание немедленно размотать бинт и осмотреть работу травматолога. Шрам, наверное, страшенный и на полголовы, поэтому она со мной такая милая, хотя по реакции других женщин в палате сразу ясно, что цербер!
— Помните что-нибудь? — Спросила она, испытующе посмотрев мне прямо в глаза.
— Почти все. — Отвечаю честно. А потом, как по учебнику, начинаю врать. — Кажется, я вышла в магазин из дома, а потом бац! Словно что-то в голову прилетело. — И смотрю на нее робко, поверила или нет?
Не поверила. Сразу видно. Прищурилась и что-то еще написала в карточке. На маленьком бейдже, приколотом к ее широкой налитой груди, вижу наконец имя «Лурдес Альварес» и говорю:
— Мисс Альварес, прошу вас, могу я пойти домой? Все же рождество…
— Миссис. — Поправляет меня она, хмурясь еще сильнее. — Можно просто Лурдес. — И вдруг подходит ближе и наклоняется так, что я начинаю чувствовать приятный, еле уловимый запах ее духов… или дезодоранта. — Милая, ты должна сказать, если тебя жених обидел. Мы ведь не хотим тебе зла, ты же понимаешь?
Хлопаю глазами, все же не понимая с чего такой разговор, но не задумываясь начинаю отпираться. Если подумают, что я стала жертвой преступления, то ни за что не отпустят. Хотя, что если и правда стала?
— Нет-нет, что вы! Такого не было. Говорю же — я все хорошо помню. Возможно, обокрали меня… но, если вы говорите, что все в порядке, то я просто рада что жива. Черт с ними, с вещами! Мне бы домой, Лурдес. Поймите, очень не хочется тут в канун Рождества одной остаться.
— Ладно. — Внезапно сдается та, и вешает карточку обратно на спинку кровати. — Пришли тут за вами, но одну бы мы и так не отпустили. Человеку с сотрясением мозга, как минимум в первые сутки нельзя оставаться без наблюдения. Ох, чувствую, что вы не договариваете, только не пойму, что. Главное себе не вредите, девушка. За вас о вас же никто заботиться не будет. Давайте одеваться.
Мне позволили только снять больничную рубашку и надеть носки, все остальное на меня натягивала медсестра. Джинсы скинни, белая майка с каплями бурой крови и свитер крупной вязки с совсем уж откровенными пятнами. По всему было видно, что из раны на моей голове не слабо так хлестало. Выглядела я сейчас, наверно, как участница перестрелки на районе.
Миссис Альварес помогла мне усесться в кресло-каталку и, под завистливыми взглядами несостоявшихся соседок, выкатила из палаты. Сначала к аптечному пункту, где мне выдали пакет лекарств и назначение, а затем к небольшой кладовой, где в руки сунули пакет с тем, что было при мне.
Куртка, также имевшая на себе следы моего алого ДНК, пара грубых трекинговых ботинок, купленных в спортивном отделе обуви по неслыханной распродаже, наручные часы с Микки Маусом, которые я подарила себе, исполнив мечту детства — посетив Диснейленд. Вот и все «добро». Не было даже ключей от квартиры.
Ключей от квартиры… что-то шевельнулось внутри от этой мысли. Что-то злое и неприятное, но я не успела сформулировать что именно — мы вывернули в коридор, в конце которого из стороны в сторону ходил высокий брюнет в длинном сером пальто.
Увидев меня, он улыбнулся. Сначала неуверенно, а потом почти счастливо, и бодро зашагал нам навстречу.
Нет, я не испугалась. Просто странный завсегдатай «UpCup» был совсем не тем, кого я могла бы ожидать здесь увидеть. Уж скорее Колин бы побросал дела и приехал забрать меня из больницы — у него график смен был дырявым насквозь и бариста, готовые работать за десять долларов в час, были ему роднее бывших жен и двух дочек от разных браков.
— Анна, я так рад, что с тобой все хорошо! — Сказал любитель рождественского латте… я бы сказала, взволнованно. Взгляд его теплых карих глаз скользнул по бинту на голове, рукам, ногам. Я готова была поклясться, что он практически ощупывал, все ли со мной в порядке!
Внутри шевельнулось подозрение… а точно ли я помню все, что со мной случилось? Вдруг это из-за него у меня теперь нет клока волос и здоровенный шрам…
Да нет, дичь какая-то. Этот добродушный тюлень в пальто вряд ли смог бы поднять на кого-либо руку. Доброго человека ведь сразу видно — по глазам, по улыбке, по тому, как он двигается и говорит.
Мое молчание затягивалось и Лурдес начала подозревать неладное. Наклонилась к самому моему уху, прошептала:
— Милая, если хочешь, то можешь передумать и остаться здесь. Утром придет офицер Райен, все ему и расскажешь.
— Привет, Крис. — Тут же отвечаю я и уверенно протягиваю ему руку, а этот дурак, вместо того, чтобы просто пожать ее, зачем-то разворачивает к себе тыльной стороной и целует! Прямо губами! Прямо мою, вот эту вот самую руку!
— Ну, что? Пойдем? Спасибо вам… эм… Лурдес, за то, что позаботились о ней. — Говорит и заходит сзади, буквально оттесняя медсестру от управления моим креслом-каталкой.
— Не так быстро. — Отвечает она, не выпуская прорезиненные ручки из маленьких сильных ладошек. — Сначала заполним форму на ресепшене, потом сможете идти.
Идем к ресепшену. Точнее они идут, а я еду и офигеваю — другого слова не подобрать. В памяти, словно это было не вчера, а когда-то очень давно, всплывает моя перепалка с халявщиком болеющим за Доджерс, удачный поворот событий с появлением этого дылды и восторженные охи-вздохи Кевина после его ухода. О том, какое счастье, что наконец и в нашу кафешку начали заходить звезды. Да и не просто звезды, а гипер-мега-популярный актер, снимающийся в блокбастерах, триллерах и фантастике.
Крис Уайт.
Тот самый, который приехал среди бела дня, в канун Рождества забрать из больницы никому не нужную меня? Серьезно?
Оборачиваюсь через плечо, чтобы утвердиться в реальности его присутствия и ловлю на себе мягкий взгляд. Крис улыбается и подмигивает.
В жизни не видела с ним ни одного фильма, но лицо его мне определенно было знакомо. Кажется, примелькалось на обложке одного из журналов, что лежали для посетителей на столике возле окна…. Томный прищур, мужчина на черно-белом контрастном фото оголен по пояс. Смотрит в кадр, игриво оттянув подтяжки — не парень, а секс. Кажется, даже что-то такое и было написано ярким шрифтом чуть ниже ширинки на его брюках…
Заполняем с медсестрой форму выписки — адрес, телефон, родственники или друзья, которым можно позвонить в случае, если я перестану посещать врача и вообще выходить на связь. Ну, чтобы пошли попинали дверь, на предмет проверить жива ли я.
— Мои данные запишите. — Внезапно говорит звезда развратных обложек.
И надо же такому случиться… диктует. И телефон, и адрес. Дурак совсем? Вот он сейчас уйдет, а эта клуха за стойкой, что бросает на него полные неудовлетворенного желания взгляды, тут же продаст все данные за хорошую цену таким же, как она, поклонницам.
— Простите, сэр… — Слышу за спиной робкую просьбу и глупое хихиканье. — Можно ваш автограф?
Четыре молоденькие медсестры, одна за другой подходят к нему, передавая фото и листки, делают селфи, чуть не в обморок падая от свалившегося на них счастья… а я злюсь, подписывая бумажку за бумажкой. Не знаю почему. Сотрясение у меня.
Наконец с бюрократией покончено и к выходу нас провожает уже целая толпа женщин и мужчин, причем не только в медицинской форме, но и пациентов. Останавливаемся. Крис подает мне руку, предлагая помощь и, не дожидаясь реакции, легко подхватывает! Выносит на улицу через автоматические двери…
Я не сопротивляюсь. Но не потому что не хочу или не могу. Я просто все еще в шоке, и он не проходит, а усугубляется.
Да, я в общем-то не много вешу, да и Крис Уайт не хиленький парень… но зачем же нести меня через всю парковку вот так, у всех на глазах?! Чувствуя взгляды, устремленные в этот момент на нас, понимаю, что, если начну сопротивляться, буду выглядеть крайне глупо и привлеку еще больше внимания.
Ощущения такие странные… сильные руки держат меня без усилия и так бережно. От Криса исходит тепло, хотя на улице неожиданно холодно, а он при том даже не потрудился застегнуть свое шерстяное пальто. Дурак. Простудится же!
Спешу сказать ему об этом:
— Почему не застегнулся? Холодно, простудишься.
— Смеешься? Да тут такая жарища, что я бы вообще все снял. — Говорит он и улыбается.
А я отчего-то краснею. Наверно, потому что больные мозги совсем иначе воспринимают от него фразу «снял бы все».
— Ну, вот. — Вздыхаю, пытаясь скрыть смущение. — Значит уже заболел. Температура у тебя.
— Может быть. — Соглашается не задумываясь. — Но давай договоримся, сегодня болеешь ты. Доктор назначил постельный режим.
Как-то меня коробит от нашей беседы. Она же совершенно неправильная! Такая могла бы состояться между давними приятелями или близкими, но никак не между рандомным посетителем кафешки и бариста, которую он даже по имени всего раз назвал.
Подходим к дорогому спортивному авто синего цвета, и оно мигает габаритами. Мол, радо нас видеть. По кольцам на решетке опознаю Ауди, остального не знаю, но выглядит дорого… видела в городе такие машины и много, но так близко — никогда. На парковке медицинского учреждения, под завязку забитой Фордами, Фольксвагенами и прочими Хондами его средство передвижения выглядит, словно инопланетный корабль.
Как есть, для покорения бескрайних вселенных. И снаружи, и внутри. Кабина пилота — язык не повернется назвать это место салоном — обшита черной кожей, повсюду хром и кевлар.
Сижу на пассажирском сиденье скрючившись, боясь дотронуться до чего, коснуться хоть сантиметром своей перепачканной одежды.
Внезапно меня накрывает волна смущения; чувствую себя ничтожной, буквально до боли. Сколько же она стоит, эта модная тачка? Должно быть, весь мой курс в родном меде можно было бы на эти деньги в американском колледже переучить!
Хмурюсь. Злюсь. А Крис, как назло, довольный, точно кот. Улыбается, закидывая пальто куда-то назад, под стекло. Места то всего два. И говорит:
— Ну, что? Куда едем?