- Всё-таки меня больше интересуют парни.
Она хмыкнула, отхлебнула горячего чая и задумчиво ответила, глядя в ночь за окном:
- Ну, баловство всё это, сын. Пройдёт.
Я посмотрел на неё, отметив, что возраст берёт своё. Она отчётливо старела с каждым годом. Может быть, ты и права, мама. Может быть, и права… Время покажет. Думал я тогда.
Комментарий к Глава 9. Потеря потерь (2000й год).
Меня начинает пугать этот человек… А вас?
Я про ГГ.
========== Глава 10. Попытка оказалась пыткой, или Музей в жизни молодежи. ==========
Вступление-десять.
Не прошло. Что уж тут поделаешь? Желание начало забивать голову, сами знаете – какое. Так что к следующему лету я познал всю сладость мучительного житейского дуализма. Настоящая шизофрения. Одна часть в ужасе зажалась внутри, попискивая: не смей, нельзя, хуже будет, не выделяйся, это опасно! Вторая же рвалась оценивать встречных парней с несколько прикладной целью, скажем так. Некоторые даже нравились. Настолько, что хотелось подойти, познакомиться. Не подходил, не знакомился. Время шло. Наступил май, деревья зелёным шумом топорщили воздух, раздувая ветерки. Я же предавался стихийному фотографированию. И однажды предался до музея.
Глава 10.
Попытка оказалась пыткой, или Музей в жизни молодежи.
Когда давняя знакомая пригласила пообщаться с директором городского музея, я слегка обалдел. С чего вдруг? Но Ленка, коллега по объективу, потрепала меня по русым лохмам и сказала:
- Я ей показала твои фотки. И они понравились, знаешь ли. Так что зайди, пообщайся. Глядишь, чего путного предложит.
Мы сидели на лавочке под кронами деревьев на аллее, а вокруг сновала жизнь, оглашая день ребячьими голосами, разговорами прохожих, урчанием далеко мелькающих машин. Хороший такой майский день. Только что откарнавалил день города, народ ещё полон впечатлений, весел и беспечен… Поболтав о всяком ещё с полчаса, мы разошлись. Здание музея, не так давно обшитое сайдингом цвета беж, было по пути из парка на основной городской проспект, так что я решил не откладывать дело в долгий ящик. И разговор с директором закончился тем, что мне там предложили работу… Ага, маргиналу и угрюмому парню. Работу. Смотрителем вечерних мероприятий. Забавно звучало. Проще говоря, директор оказался не просто чиновником. Иван Стоганов оказался профессиональным психологом, пишущим диссертацию и собирающим фотоматериал для иллюстрирования работы. И, как он объяснил, фотосрез публики, приходящей на дискотеки – это будет бомба. Так и сказал. При музее действовала фотостудия, к которой меня и прикрепили, так сказать. Заправляли там парень с девушкой лет по двадцать семь-тридцать. Евгений Воронков, прилизанный оболтус, презирающий серые массы. И Марина Николаева, его зам и по совместительству режиссёр небольшой театральной студии. Ну, и прочий народ в количестве полутора десятков. Так и потянулись ночные мои смены – яркие, грязные, с компактным фотоаппаратом в руках. Пару раз за первые два месяца мне чуть не набили морду за то, что снимаю посетителей. Но охрана всегда отбивала мою бренную тушку от поползновений крутых парней и разъярённых девчонок, прятавшихся от опостылевшей жизни за гулом музыки, сигаретным дымом и потасовками.
Закрывая за последним охранником массивную дверь танзала, когда-то бывшего киносалоном, я шёл в помещение фотостудии и перебирал мгновенные снимки, выплюнутые за смену «полароидом». Попадались очень даже интересные стоп-кадры. Потные лица, на которых застыли мгновения чистых животных эмоций. Стройные и не очень тела, наряженные в яркие шмотки. Целующиеся парочки по тёмным углам… Мгновения драк, ссор и примирений. Хоть выставку устраивай. Но нельзя – люди тогда действительно обидятся. Рассортировав снимки, я выбирал какую-нибудь одну, с особо понравившимся парнем. И расслаблялся, глядя на напряжённое или расслабленное лицо, обрамлённое то чёрными прядями, слипшимися от пота, то светлыми лохмами, летящими в застывшем кадре. После яростной дрочки, расслабленный и всё также придавленный собственной ущербностью, наводил порядок и ложился спать до раннего утра. День за днём, неделя за неделей.
Тоска, чёрная и тошнотворная, пласт за пластом охватывала меня. Именно из-за неё стал покупать газеты с объявлениями. В то время ещё попадались среди сообщений строчки типа таких: «парень познакомится с парнем, а/я такой-то». Это сейчас такие объявления словно выпололи. А в те годы – нормальное явление. В июле не выдержал и написал письмо одному такому. Встретились… До сих пор с улыбкой вспоминаю своё смущение и его явное недоумение. Поболтали на виадуке над железной дорогой, попрощались и разошлись. Спасибо ему за тихий разговор. А через неделю я окончательно решился зайти до конца. Вновь написал письмо, уже другому, указав, что хочу секса и что я девственник (почти не соврал, правда же?). И удивительное дело – он ответил быстро. Сразу пригласил к себе.
Нищему собраться – только подпоясаться. Незнающему – тем более. Что я тогда знал о гейском сексе? Да нихрена, честно скажу. Тема меня пугала до икоты, а компа с выходом в интернет у меня не было – богатством не вышел. От автобусной остановки до его дома было пять минут ходьбы. С каждым метром дрожь внутри нарастала, но в некий момент исчезла, просто сковав тело. На звонок дверь открыл высокий мужчина лет сорока, в меру упитанный и со слащавой улыбкой на лице, от которой меня почему-то покоробило. Он отступил на шаг, широко махнул рукой и сказал приятным баритоном:
- Проходи!
В квартире было не прибрано. На кухне, куда меня проводили, на столе стояли бутылка вина, два бокала и тарелка с печеньками, как сейчас помню. В общем, не хочу расписывать всё в розовых тонах. С нервного психоза я проехался по его упитанности, он обиделся, а потом был банальный трах. Без подготовки. Он меня тупо поимел на сухую практически. Когда меня выставили из квартиры, на улице было пасмурно – как и на душе. Небо серое, настроение паршивое, задница болит – первый блин вышел каким-то горьким. Но что странно – сидеть в автобусе оказалось терпимо. Думал, будет хуже. Всё-таки член у паршивца оказался не самый большой. Хорошо, даже в голову не пришло это комментировать. Мы были в равных категориях по этой части.
Да, на равных… Но он мог быть собой, в отличие от меня.
Комментарий к Глава 10. Попытка оказалась пыткой, или Музей в жизни молодежи.
Думается, большинство первых разов среди молодых геев проходит примерно так. Как думаете, я прав?
========== Глава 11. Отказывающий. ==========
Вступление-одиннадцать.
Никакого удовлетворения. Вот результат моего первого раза. Скорее наоборот – что за мазохизм, право слово? Но хотелось ещё. Только уже на моих условиях. Да и в тот момент скорее жаждал забиться в тёмный угол, накрыться одеялом и не отсвечивать. Стыд, тягучий и плотный, почти ватный. Он пришёл уже к ночи после визита к тому дядьке. Никакие дискотеки, фотоаппараты и впечатления не смогли проковырять мою раковину в тот вечер. А потом снова потекли дни. Один, два, три… И новое открытие, заставившее меня окаменеть внутренне не хуже гранитной плиты. Не был я готов к такому, ну не был, вашу ж мать! Но никто этого не понял.
Глава 11.
Отказывающий.
Как потом оказалось, в нашем небольшом городке тусовка геев очень тесная и дружная. При этом категорически закрытая для случайных людей. В ряды этих случайных я и попал из-за своей замороженности. А началось всё с того, что через три дня после тесного контакта заднего рода в фотостудии состоялся сабантуйчик. Народ приволок пару тонн выпивки, закусок и хорошее настроение. Женька Воронков был сама лучезарность, он весь вечер трепался, хохотал и чему-то радовался. Даже на общем фоне весёлой пьянки выделялся. В какой-то момент он чего-то вдруг начал мелькать возле меня. А ту ещё и коньячок не самый паскудный в крови гулял. Наверное, поэтому я позволил себе спросить:
- Что такое, Жень? Ты чего-то хочешь?
Он на мгновение смутился, а потом сел на подлокотник старого кресла, в котором я пребывал последние десять минут, наклонился и горячо прошептал в ухо:
- Ты мне нравишься.
- В смысле? – затуманенный мозг отвлёкся от созерцания вечерней улицы за окном, пытась включиться. Женька напряжённо улыбнулся и сказал:
- Ты мне действительно нравишься, Вовка. Давай встречаться?
И тут я сообразил! Так он что, тоже из этих? На миг нахлынул панический паралич. Но я неимоверным усилием овладел собой, сдержанно улыбнулся и ответил также шёпотом:
- Нет… Прости, но нет.
Горло перехватило. Хотелось как-то объяснить, что не готов пока вновь испытать ту острую сладкую боль. В голове забилась пульсация горячей крови. Никаких слов не нашлось, чтобы объяснить, попросить подождать. Он ведь мне тоже нравился. С первых дней. Энергичный, подтянутый, шумный и весёлый. Одна только мысль, что у нас что-то может быть, заставила слова умереть в глотке. Женька поскучнел, отлип от кресла и обронил:
- Как знаешь.
А потом принялся веселиться дальше. Именно так – словно выполнял работу, вдруг ставшую противной. Я же в полном недоумении следил за его перемещениями по комнате, среди других фотографов обоих полов. Так вот просто? Нет и всё? И он отстал? Интересно. Значит, ничего особого ему и не надо, ясно же. Так, перепихнуться с новым в тусовке человеком. Кое-что я за прошедшие дни успел понять. Среди геев «постельная карусель» самое обычное дело. Они все знают друг друга, каждый не раз переспал с каждым… И каждый новый человек – для них приманка та ещё. Свежее мясо. Пониманию поспособствовал несколько скабрезный разговор с моим первым, перед тем, как он выставил меня за дверь. Да и потом стали вспоминаться разные истории. Всё сложилось в нелицеприятную картинку. А Евгений сейчас подтвердил её истинность. Стало несколько обидно. Но что поделать – значит, так оно и есть.
Это был первый звоночек. Второй прозвенел ещё через неделю, уже в августе. Среди театралов Марины Николаевой тоже тусовались разные люди. И был среди них мой давний знакомый, ещё по молодости. Кирилл был замкнутый, немногословный здоровяк, женатый и с двумя детьми. Иногда мы разговаривали ни о чём и обо всём – типичные знакомые. А третьего августа, когда артисты народной студии расходились после очередной репетиции чего-то там из Островского, он вдруг задержался с выходом на улицу, замер возле меня и спросил:
- Не хочешь в кафешку сходить? Если что, угощаю.
- Чего это ты вдруг? – насторожился я и посмотрел на часы. До прихода хозяина дискотеки оставалось всего ничего.
- Скажи, Владимир, - Кир замялся на секунду, но потом посмотрел мне в глаза и продолжил: - Ты гей?
Я не ответил, снова парализованный резкой атакой страха и паники. Чувства нахлынули волной. Сначала Женька, теперь ещё и он. Вместо ответа я cпросил:
- Почему ты спрашиваешь?
Голос мой оказался скрипучим и хриплым одновременно. Кир натянуто улыбнулся:
- Да так… Не бери в голову.
В его глазах я увидел глубокую тоску, словно не лицо белело в вечерних сумерках, а маска, за которой мутнеют два клочка тумана. Наверное, Кир увидел в моём взгляде весь ужас, замешанный на панике, потому что пожал плечами, усмехнулся и сказал:
- Пока.