Я не выспалась. Заснула под утро. Где-то в полпятого. Во всяком случае, в четыре я еще не спала. Сначала думала о Дэвиде. Причем в любопытном контексте. Казалось бы, должна ругать его последними словами, но я почему-то зацепилась за мысль о свободе передвижений и подвисла на ней на долгие минуты. Ездит куда хочет. Когда хочет. К кому хочет. Счастливчик. Впрочем, каждый устраивает себе ту жизнь, какая ему нравится. Мне вот нравится жить в Питере — я и живу. Хотя… и поездила бы с удовольствием… Вот только как это можно организовать при моей работе? Никак. Сменить профессию? Я мысленно усмехнулась. Шутите? В моем возрасте? Нереально. Да и неразумно. У меня же семья. И, кроме того, пора уже остепеняться. А остепенение и смена профессии — вещи несочетаемые. Думаю, Павел со мной согласился бы. И мысли естественным образом перетекли на Павла.
Ужасно чувствовала себя. Он ушел понурый, как побитая собака… Та-ак, что-то я увлеклась. Павел никогда не будет похож на побитую собаку. Должно произойти нечто весьма и весьма существенное, чтобы он приблизился к этому образу. Что-то вроде дефолта или кардинальной смены политической ориентации в стране. Никак не простое выяснение отношений с дамой сердца на тему того, о чем та умолчала, вернувшись из командировки.
Значит, побитая собака отпадает. Хорошо, скажем так, он ушел… опечаленный. Да, точно! Вот то самое слово. Опечаленный. Не разъяренный, не раздосадованный, не раздраженный — опечаленный. В общем, его можно понять. Когда ты несколько лет выкладываешься для того, чтобы заслужить чье-нибудь расположение, чтобы внедриться в чью-то жизнь, и вдруг вот такое… Ты смотришь на все это и думаешь: какой же я дурак! Никто, никто не согласен мириться с невзаимностью. Месяц, два — еще куда ни шло. Даже пару-тройку лет. Но подспудно ты надеешься, что рано или поздно все барьеры рухнут под воздействием твоих чувств и справедливость восторжествует — на тебя снизойдет благодать в виде взаимной любви.
Вот только обычно это — удел женщины. Но кто сказал, что то же самое не может произойти и с мужчиной? И Павел тому доказательство.
Я не люблю его… До этой мысли я додумалась примерно к трем с четвертью. Привыкла к нему — это так. Он мне подходит. Я готова соединить с ним мою безалаберную жизнь — может, тогда она станет чуть более упорядоченной? Но любовь?.. Это ведь когда скучают, тоскуют, верно? Ну, в смысле, человек уехал куда-нибудь, а ты места себе не находишь без него. Если так, то я не скучаю. И уж точно не тоскую. Иногда даже наоборот. Павел отправляется в очередную свою поездку, а я думаю: «Вот и чудесно — займусь тем-то и тем-то, пока его нет». Плохо. Для него. Он-то думает, что я без него никуда. Я же так считаю: любовь для прочных взаимоотношений — дело последнее. Слишком неустойчивая субстанция… Субстанция — это верное слово? Если не забуду, то утром посмотрю в словаре. От любви во взаимоотношениях одни неприятности. Кто-то, правда, говорит, что именно любовь помогает справиться со всякими там семейными кризисами, но мне лично кажется, что весь этот поэтизм — для красного словца. Берешь голову в руки — и пожалуйста, все проблемы можно решить. Конечно, при условии существования взаимной симпатии. Но с этим-то у нас с Павлом проблем никаких.
В четыре я встала и выпила успокоительного. В конце концов, мне завтра, то есть уже сегодня, на работу. И между прочим, там, на работе, придется изрядно потрудиться. Шеф велел родить план рекламной кампании. Дня за два, лучше за день. Даже думать об этом страшно…
Видимо, как раз на этой страшной мысли я и отключилась. Надо было сразу о рекламной кампании вспомнить, глядишь, не пришлось бы мучиться до рассвета.
Я встала смурная. Неудовлетворенная. Ведь ни до чего умного не додумалась, даром что пролежала без сна столько времени. Ночь — не самая лучшая пора для размышлений. Все видится в странном свете. Когда в слишком мрачном, когда, наоборот, в слишком радужном. Зная об этом, я много раз давала себе слово не обдумывать ничего серьезного, когда ложусь в постель. Но столько же раз и забывала о данном самой себе обещании.
Я вошла в офис тихо, как мышка, стараясь, чтобы меня заметило как можно меньше народу. Хотелось провести день спокойно, без излишней суеты, сидя в своем уголке и сочиняя план рекламной кампании. Но — не вышло.
— О! Катерина! — завопил Вадик. — Привет! Как дела?
Все ясно. Вадик со мной сегодня в противофазе. Сияет и ликует.
— Нормально, — буркнула я, пряча глаза.
— Ты что-то неважно выглядишь, — озабоченно сказал Вадик. — Хорошо себя чувствуешь?
— Нормально, — процедила я, проходя мимо него.
— Синяки под глазами… — продолжал Вадик.
— Все отлично, — торопливо прервала его я. — Просто соседи ночью что-то праздновали…
— А! — удовлетворенно воскликнул Вадик. — Тогда конечно.
И оставил меня в покое.
Когда я устраивалась сюда на работу, то оптимистично предполагала, что раз это шведская компания, то все будет по-шведски. И самое главное — никто не будет лезть в мою душу. Как это принято у них в Швеции. Однако в первые же дни своего пребывания в этой конторе поняла, что это не более чем заблуждение. Шведский стиль работы был изрядно отлакирован российской манерой сопереживать когда надо и когда не надо. Причем демонстрировали эту манеру не только женщины, но и мужчины. Вадик был самым приставучим из всех. В смысле любил задать какой-нибудь бестактный вопрос и потом долго трясти тебя в надежде получить на него ответ. Когда-нибудь я скажу ему все, что думаю по этому поводу. Но только не сегодня. Сегодня программа уже намечена: я сижу тихо в своем уголке и тихо кропаю план рекламной акции. А для начала звоню в агентство, которое нам эту акцию будет претворять в жизнь, и договариваюсь о встрече с их представителем, чтобы мучиться над планом не в одиночку.
О Дэвиде я конечно же помнила. Как такое забудешь? Он должен был позвонить. До четырех. И позвонил. В двенадцать двадцать две. К этому времени у меня было придумано всего два пункта плана и в животе урчало от тревожных предчувствий.
— Привет, — произнес Дэвид.
— Привет, — ответила я.
— Как дела?
— Хорошо. Работаю.
— Не отвлекаю? — спросил он.
— Нет. У меня перерыв на кофе, — сообщила я.
— Значит, есть время поговорить?
— Да. Хочешь, можем созвониться по обычному телефону, — предложила я.
— Да нет. Мне все равно. Но если тебе так лучше…
— Мне тоже все равно.
— Э-э-э… — начал Дэвид.
— Уезжаешь в четыре? — поспешно спросила я.
Моя излюбленная манера. Когда я чувствую, что разговор будет трудным, оттягиваю его, сколько можно. Вот Дарья — та не такая. Она бросается в неприятные разговоры с удовольствием. «Адреналин, — говорит подруга. — Где еще им при нашем образе жизни разжиться? Только сцепившись с кем-нибудь в нелицеприятной беседе».
— Да, — с некоторой растерянностью в голосе ответил Дэвид. — На поезде, называется… — Он замялся.
— «Аврора»? — подсказала я.
— Точно, — подхватил он. — Буду в Москве в полдесятого.
— Счастливого пути, — пожелала я.
— Уже? — усмехнулся он. — Мы же еще собирались поговорить.
— Просто вдруг я забуду в конце разговора пожелать тебе счастливого пути, — пояснила я.
— А, — проговорил он, — понятно.
Пауза.
Кто теперь должен говорить? Он или я? Чья очередь? Вроде моя, но что сказать? Меня, собственно, интересовал только один вопрос, но язык не поворачивался задать его. И все же что-то нужно говорить…
— Ты… — начала я.
— Знаешь… — перебил меня Дэвид.
— Что? — спросила я.
— А что ты хотела сказать? — спросил он.
— Да так… Чепуха.
Он помолчал с секунду и выдавил:
— Ты не говорила, что у тебя семья.
Вот оно. Упреки. Опять я виновата. Но тут-то я молчать не буду.
— А должна была? — подлив в голос сарказма, поинтересовалась я.
— Ну…
— Как ты себе это представляешь? — продолжила я. — Бродим мы с тобой по датским достопримечательностям, а я вдруг ни с того ни с сего заявлю: мол, знаешь, у меня взрослая дочь, собака и еще в придачу к ним бойфренд, с которым мы уже четыре года вместе…
— Четыре? — перебил меня Дэвид. — Твоя подруга сказала, что три.
Вот кто дергал эту подругу за язык? Уезжала ведь, чтобы охмурить мужика, так какого черта обсуждали меня? Получит у меня еще.
— Не важно, — буркнула я. — Не о сроках сейчас речь.
— Да, конечно, — согласился он.
— Ну, так и что? — спросила я. — Ты согласен, что это смешно?
— Ты могла написать…
— Написать? — переспросила я.
— Когда я… — он замялся, — словом, ты понимаешь…
«Встреча с тобой перевернула всю мою жизнь», — вспомнилось мне. Я вздохнула.
— Что? — спросил Дэвид.
— Послушай, — проговорила я, — прекрати надо мной… — Я остановилась.
— Что? — опять спросил он.
— Не могу вспомнить слово по-английски, — призналась я. — Подожди, посмотрю в словаре.
— Может, обойдешься каким-нибудь другим?
— Нет. Хочу выразить мою мысль как можно более точно.
Я загрузила «Яндекс». Так, словари. Английский. Смотрим…
— Нашла, — сказала я. — Stop to jeer at me[8].
— Постой, — воскликнул Дэвид, — я не издевался над тобой! Ты все не так поняла.
Я промолчала.
— Не так… — задумчиво повторил Дэвид. — Забавно.
— Что забавного? — пробурчала я.
— Ладно, это уже не важно.
— Вот и хорошо, — согласилась я. — Все? Мы закончили объясняться на эту тему?
— Три года, — медленно проговорил он. — Это много.
— Немало, — согласилась я.
— Почему вы не женаты?
— Потому что.
— Не понял.
— Я не собираюсь обсуждать с тобой мою личную жизнь.
— Теперь понял.
— И что?
— Имеешь право.
— Спасибо.
Я чувствовала себя измотанной. Странная ситуация. Какой-то абсолютно незнакомый мужик пытается втереться в мою жизнь. Да так настойчиво, как будто уверен, что мне это нужно. Нахал. Впрочем, Павел вел себя точно так же три с лишним года назад. Тогда подобное поведение не казалось мне бесцеремонным. Забавным — да. Утомительным — иногда. Лестным — такое тоже было. Но не нахальным. Естественным для мужчины. Тогда чего я жду от мистера Кертиса? От мистера Крутышки? Он так привык. Весь мир у его ног. И все женщины этого мира. Включая и какую-то там Катю Александрову из Санкт-Петербурга. Он наверняка не привык к таким обломам, какой поджидал его вчера в моей квартире. Я мысленно усмехнулась. Вот так вот, господин Дэвид Кертис. Знай наших!
— Я чувствовал вчера себя полным болваном, — признался Дэвид. — Не знал, что сказать.
О! Вот с этого и надо было начинать. А то «любовь с первого взгляда», «перевернула жизнь»… Все-таки я его угадала. Приятно, черт возьми. Всего лишь уязвленное самолюбие. Нежелание выглядеть в чужих глазах по-идиотски. Вот что тебя мучило вчера.
— Понимаю, — пробормотала я без всякого сочувствия в голосе.
Мы помолчали немного. Интересно, сколько денег у него съел наш разговор? Думаю, целую уйму.
— Он мне не понравился, — внезапно промолвил Дэвид.
— Что? — оторопела я.
— Твой бойфренд. Он мне не понравился.
Я истерично расхохоталась.
— Ты что? — удивился он.
— Дэвид, — сказала я сквозь смех, — ты слышишь себя? Что мне до того, что мой бойфренд, с которым мы уже три года, не понравился кому-то, кого я знаю без году неделю?
— Тебе не интересно мнение окружающих о твоем бойфренде? — спросил Дэвид.
— Нет, — отрезала я, — не интересно. Особенно твое.
— Почему? — В его голосе слышалась усмешка. — Я многое повидал.
— Ты пристрастен, — пробормотала я.
— Да, — подтвердил он, — это так.
— Ты обломался…
— Знаешь это слово? — заинтересовался Дэвид. — Откуда?
— Не помню, — рассмеялась я. — Не сбивай меня с мысли.
— Я обломался, — подсказал Дэвид.
— И теперь из тебя лезет дурь. Неудивительно, что ничего хорошего ты про Павла сказать не можешь.
— Я пристрастен, это так, — повторил Дэвид, — но совсем по другой причине…
— Все, довольно, — прервала его я. — Заканчиваем.
— Чего ты боишься? — спросил он.
— Ничего я не боюсь.
— Боишься, — настаивал он. — Вот только пока не пойму, чего именно. Но думаю, скоро разберусь.
— Скоро? — фыркнула я. — Ты еще намереваешься продолжить наше знакомство?
— Да, — быстро ответил он. — А почему нет?
И вправду, почему нет? Можем же мы быть друзьями. Хотя с такой язвой, как он, это будет не просто. Но зато не скучно.
— Да в общем-то… — проговорила я, — можем стать друзьями…
Молчание было мне ответом.
— Эй! — позвала я. — Ты еще здесь?
— Да, — ответил он.
— Почему молчишь?
— Не очень с тобой согласен, но… — он вздохнул, — давай так и сделаем.
— То есть? — не поняла я.
— Станем друзьями.
— А! О’кей.
— Батарейка садится, — предупредил он.
— Тогда прощаемся. Счастливого пути!
— Не забыла, — усмехнулся он. — Спасибо. Пока.
— Пока.
Я положила мобильник на стол и посмотрела на мою взмокшую ладонь. Если бы я знала, во что выльется моя поездка в Данию, содрала бы с шефа еще и премию. За моральный ущерб.
Прекрати издеваться надо мной (англ.).