А шеф тоже пребывал не в самом лучшем расположении духа. «Вариант номер три», — отметила я про себя, заглянув к нему после обеда с вопросами насчет предстоящей кампании. Редкий случай. За все те полтора года, что я проработала здесь, мне довелось лицезреть шефа в состоянии номер три лишь четырежды. Состояние выражалось в том, что начальство тихо сидело у себя в кабинете, носа оттуда не показывало и демонстрировало полное отвращение к окружающей действительности. Если к шефу кто-нибудь подходил с рабочими проблемами, он поднимал на него глаза, молча выслушивал все, что ему говорили, при этом во взоре его плескались все вселенские печали, вместе взятые, затем так же молча махал рукой: мол, клади бумагу, буду читать. И вновь погружался в свои думы.
«Что-то случилось», — подумала я, увидев шефа в таком раздрае. Два других его состояния «не лучшего расположения духа» были куда более деятельными. Первое — это когда шеф носился кругами по офису и орал на всех, что они, дескать, разучились работать, если вообще когда-нибудь умели, что завтра он всех к черту уволит, и вот тогда они почувствуют, что такое капитализм и т. д. и т. п. Второе — состояние холодного негодования. Представьте себе шефа сидящим в кресле, окидывающим вас с ног до головы взглядом, в котором читается «как-вы-меня-все-достали-такого-занятого-со-всей-вашей-ерундой», и цедящим нечто вроде: «Сами разбирайтесь». При этом шеф со скоростью пулемета строчит на своем ноутбуке документ за документом и потом засыпает ими всех подряд, начиная от собственных подчиненных и заканчивая высокое начальство в далеком городе Стокгольме.
В минуты состояний номер один и номер два шеф вызывал у меня лишь улыбку. В конце концов, хочется дитятке побаловаться — пусть оттянется на полную катушку. Сегодня же мне было его жалко. «Мы ведь совсем его не знаем», — мелькнуло в голове. Вдруг у него смертельная болезнь, о которой его оповестили не далее как сегодня утром? Или неприятности дома? Жена, к примеру, покидает его ради молодого любовника. Я бы на ее месте покинула. Жену шефа я видела всего один раз, но мне этого было достаточно, чтобы изрядно впечатлиться. Шеф рядом с супругой выглядел мешок мешком. Она же была стройна, высока и элегантна. И вся светилась от каких-то своих внутренних переживаний. Может, как раз думала о любовнике?..
— Что? — глухим голосом осведомился шеф, узрев меня в дверях.
— Кампания… — Я потрясла бумагами.
Он похлопал рукой по столу: мол, клади, после взгляну. Нет уж, со мной это не пройдет. Он ведь только сегодня такой приторможенный, состояние номер три обычно дольше одного дня у него не длится. Завтра очухается, начнет вопить: «Где план? Почему еще ничего не сделано?» И иди доказывай, что он сам распорядился бумажки на стол ему складывать. После выхода из всех трех критических состояний у шефа наступала обширная амнезия, смысл которой можно было выразить одной фразой: «Все вы врете».
Но, если честно, шеф мне нравился. Странно, да? При всех-то эксцессах. Но факт остается фактом — в нем было что-то родное, как будто мы вместе учились с ним в институте. Или жили в одном дворе. И ради чего можно было иногда потерпеть и придурь. Я почувствовала это с самого первого дня работы. И стала относиться к шефу как… к человеку. Он платил мне тем же. Взять, к примеру, эту поездку в Данию. Нет, с шефом мне повезло. А к его невротическим припадкам вполне можно привыкнуть и научиться управляться с ними.
Я решительно шагнула в кабинет.
— Нет уж, — заявила я и села на стул рядом с начальническим столом. — Не уйду, пока вы не посмотрите.
— Хорошо, хорошо, — пробурчал шеф, перелистывая поданные мною бумаги.
— Не в настроении? — спросила я, как будто это не было очевидным.
— Не в настроении, — хмуро подтвердил шеф.
— Что-то случилось? — поинтересовалась я.
Если жена сбежала с любовником, он мне, конечно, не расскажет, но если причина его бледного вида связана с работой, то кто знает…
— Случилось, — кивнул шеф, все еще вороша мои документы.
Любопытно, он просто так ими шуршит или все-таки что-то в них читает? Я надеялась на последнее. План рекламной кампании я составляла впервые, очень хотелось получить чей-нибудь совет, пусть даже озабоченного неизвестными проблемами шефа. Я договорилась о встрече с девушкой из пиар-агентства, но она ведь придет только завтра, да и неизвестно еще, хороша ли она в своей роли. А шеф все здесь знает, работает на наших шведов уже семь лет, наверняка имеет некоторые мысли относительно дела, над которым я корплю. Надо бы дать ему пару минут, чтобы осмыслил мои наметки. Но я не выдержала и спросила:
— Что именно, если не секрет?
Шеф поднял глаза на меня и замер.
— Что? — вздрогнула я. — Что я такого спросила? Не хотите — не рассказывайте.
— Не хочу, — проскрипел шеф, — но придется… — и опять замер, глядя на меня с непонятным выражением на лице.
— Катя, — заглянула в кабинет секретарша, — тебя к телефону.
— Пусть подождут, — отмахнулась я.
— Говорят, срочно.
— По-английски говорят? — буркнула я, вставая.
— Что? — удивилась секретарша.
— Да ладно, — отмахнулась я, — не обращай внимания. Извините, — бросила я шефу.
— Иди, — ответил он. — Потом вернешься.
— Непременно.
Вернусь и узнаю-таки, что с ним происходит. Но явно что-то по работе, раз пообещал рассказать. Пообещал? Я прокрутила в голове последние реплики шефа. Вроде да.
— Да? — приложила я трубку к уху и услышала Дарьин голос:
— Привет!
— Ты? — воскликнула я. — Думала, кто-то по делу.
— А я по делу, — обиженно проговорила Дарья.
— Ты сказала «срочно», — усмехнулась я.
— Все мои дела срочные, — заявила она. — Иначе какой смысл жить?
Понятно. У Дарьи накопилось, и ей не терпится поделиться этим с кем-то. Ну да, как же! Дэвид. Что там у них получилось?
Почему я сама ей не позвонила? Ведь изнывала от любопытства с самого вчерашнего вечера. Но — не смогла. А вдруг бы она сообщила, что у них все сложилось? В том смысле, что ей удалось затащить его в постель. Я расстроилась бы. Да? С чего бы это? Он же совсем мне без надобности. Что я и сказала вчера Дарье. Иначе она не посмела бы завязать флирт. Многое можно болтать о женской дружбе, но что касается меня и Дарьи — у нас была настоящая дружба. Отношения, главный лозунг которых: «Не навреди подруге своей». В первую очередь когда речь идет о мужчинах. Так что Дарья не полезла бы в авантюру с Дэвидом, если бы я хоть словом, хоть жестом намекнула, что он мне небезразличен. Я же дала ей зеленый свет. И с нетерпением ждала отчета о проделанной работе. И… расстроилась бы, если бы… Н-да. Непостижимое существо женщина, а ты, Катя Александрова, — самое непостижимое из непостижимых. Есть чем гордиться.
— Ну? — спросила я, направляясь в свой кабинет.
— Что «ну»? — фыркнула Дарья.
— Рассказывай, — велела я, плотно прикрывая дверь в кабинет.
— Что рассказывать? — опять зафыркала подруга.
Когда Дашка чем-то сильно недовольна, в ее речи появляется смешной фыркающий звук. Прямо лошадка.
— Начни хотя бы с того, как вы вчера доехали, — предложила я.
— А ты не знаешь? — саркастически спросила Дарья. — Нет, — ответила я.
— Что, его величество принц не звонил?
— Во-первых, принц — высочество. Во-вторых, звонил…
— Ну? — перебила меня Дарья.
— Но ничего не говорил по этому поводу.
— А ты что, сама не могла спросить? — Фырканья прибавилось. — Чтобы сейчас меня не мучить?
— Да, блин, — с досадой отозвалась я, — он как сразу-то наехал на меня…
Про неповернувшийся язык я говорить не стала.
— По поводу? — заинтересовалась Дарья.
— Почему я ничего не сказала ему про то, что у меня и дочь, и Павел, и Бренда в придачу.
— А-а-а, — протянула Дарья. — Па-анятно.
— Как все-таки вчера все прошло? — после паузы повторила я вопрос.
— Никак. Довезла, он любезно поблагодарил, и мы мило распрощались, обменявшись визитками.
— Как цивилизованные люди, — добавила я.
— Да, — подтвердила подруга, — не более того.
— Надо же, а я-то думала…
— Что он клюнет на меня? — уточнила Дарья.
— Да.
— Не клюнул.
— Вижу.
— Хотя мой типаж.
— Да-а, — согласилась я, — по всем параметрам.
— Что ты имеешь в виду? — осведомилась подруга.
— И внешне и внутренне, — пояснила я.
— Второе поподробнее, пожалуйста, — потребовала она.
— Такой же циник, как ты, — усмехнулась я.
— Циник? — переспросила Дарья. — С разговорами о любви с первого взгляда?
— Что, — удивилась я, — он и тебе признавался в любви?
— Да нет, — опять зафыркала Дарья, — ты прям, Кэт, как будто туго соображаешь.
— Так и есть, — призналась я. — Не выспалась.
— Что так?
— Не могла уснуть.
— Переживала? — хихикнула Дарья.
— В некотором роде.
— На тему, что я там сейчас с твоим кадром… — Она сделала многозначительную паузу.
— Не городи ерунду! — возмутилась я. — Он не мой, это раз. И я, можно сказать, его своими руками в твою «черепашку» посадила. — «Черепашка» — это Дарьина «альфа-роэдео». — Это два, — закончила я мою мысль.
— Ладно, ладно, — заворчала подруга. — Но вернемся к цинизму. Которого у твоего…
Я протестующе замычала.
— …о’кей, у нашего кадра ни фига нет.
— Уверена? — засомневалась я.
— Да он романтик до мозга костей! — завопила Дарья. — Ты что, Кэт, не поняла, что ли, с самого начала?
— Романтик? — продолжала сомневаться я. — А похож на циника.
— Циники нынче в почете, — пояснила Дарья. — Потому он и косит под них. Чтобы не обнажаться.
— В каком смысле? — озадачилась я.
— Что?
— Вот это — «не обнажаться»?
— В смысле душу чтоб не обнажать, — голосом учителя, истомленного общением с явной тупицей, сообщила Дарья.
— Боже, ты его уже идентифицировала.
— Ясное дело, — хмыкнула она. — Идентифицировала и отпустила на волю.
— Что? — Я не поверила своим ушам. — Ты даже не предприняла никаких попыток?
— Ни одной.
— Почему это?
— Потому что бесполезно. Он конкретно влип.
— Куда влип?
— В тебя влип.
— Так, — решительно проговорила я, — хватит, а?
— Хватит так хватит, — рассмеялась Дарья. — Только тебе это не поможет. Прятать голову в песок, знаешь ли…
— Все, я пошла к шефу…
— Зачем? При чем тут шеф? — спросила сбитая с толку подруга. — Стребуешь с него компенсацию за моральный ущерб, нанесенный тебе поездкой на семинар?
Ну просто читает мои мысли. Я невольно рассмеялась.
— Нет, хотя тоже об этом думала. Просто ты своим звонком вырвала меня из его кабинета.
— А что ты там делала? — полюбопытствовала Дарья. — Он тебя вызвал показать тебе приказ о твоем повышении?
— Ага. Разбежалась. Рекламную кампанию обсуждали.
— И всего-то? — пренебрежительно фыркнула Дарья. — Тогда я правильно сделала, что вырвала тебя…
— Все, — перебила ее я, — пока. Удачи!
— Позвоню вечером, — торопливо пообещала Дарья.
— Звони.
Шеф сидел все в той же позе, в какой я его оставила. С той только разницей, что в руках его не было моих бумаг. Бумаги лежали пред ним на столе. Шеф грустно смотрел на них. Интересно, прочитал ли?
— Прочитали? — спросила я, усаживаясь вновь перед ним.
— Да, — кивнул он.
— И что?
— Годится.
— Серьезно? — Я расплылась в улыбке.
— Как набросок, — уточнил он. — Я там кое-что добавил. Посмотришь. Но ты же будешь общаться с этими деятелями из агентства?
— Буду. Завтра. В три.
— Хорошо. Они уже в курсе, зачем мы их дернули?
— Конечно. Они должны принести свой проект.
Шеф покивал. Вяло. Но осмысленно. И на том спасибо.
— Катя. — В дверях кабинета материализовалась секретарша. — Ты сегодня популярна.
— То есть? — озадачилась я.
— Тебя опять к телефону.
— Да к черту их всех! — воскликнула я. — Скажи, что я занята и перезвоню.
— Знаешь, — секретарша смущенно улыбнулась, — это мама.
— Мама? — переспросила я. — Чья?
— Твоя.
Я повернулась к шефу.
— Иди, — велел он. — Мама — это святое. Поговори и возвращайся.
Мама — это святое. Особенно когда она звонит тебе на работу в разгар рабочего дня. Моя мама так никогда не делает. Снедаемая тревожными предчувствиями, я взяла трубку и поднесла ее к уху.
— Привет! — быстро проговорила мама.
— Привет-привет, — откликнулась я. — Что случилось?
— Почему сразу «случилось»? — удивилась мама.
— Ты никогда не звонишь мне в рабочее время.
— Неправда, дочь, — возразила она, — я на прошлой неделе звонила.
— На мобильный, — уточнила я. — А на городской ты никогда не звонишь.
— Просто я никогда по нему не дозваниваюсь, — объяснила мама, — нервы сдают, я и хватаюсь за мобильный.
Охотно поверю. Терпение никогда не было сильной маминой стороной.
— Ну ладно, то, что ничего не случилось, я уже поняла. Так чем все-таки обязана?
— А ты можешь говорить? — спросила мама.
Та-ак. Какие-то секреты. Посреди рабочего дня? Странно.
— Давай переключу тебя на мой телефон, — предложила я.
— Давай.
Я потыкала в кнопки нашей мини-АТС, положила трубку на рычаг и пошла в свой кабинет.
— Ну, говори, — сняла я трубку.
— Да так, ничего, — засмущалась мама.
Ага, это значит, пока я шествовала к моему месту, она начала сомневаться, стоит ли заводить со мной тот разговор, ради которого, изменив своим привычкам, она позвонила в офис.
— А все-таки? — усмехнулась я.
— Ну, не знаю, — вконец растерялась мама, помолчала немного и неожиданно выпалила: — А что это вчера у вас произошло?
— Где? — изумилась я.
О чем это она?
— Дома, — ответила мама. — Какой-то друг твой… Из Англии…
Уппс! Кто же меня сдал?
— Кто это тебе доложился? — осведомилась я. — Неужели ребенок?
— Не-ет, что ты! — рассмеялась мама. — Из ребенка никогда ничего про твою личную жизнь не вытянешь…
«Мое воспитание», — подумала я.
— Не Дарья же?
— А что, она тоже там была?
И не Бренда, завершила я мою мысленную ревизию. Остается только один вариант… Но какого черта?! Судачить обо мне с моей мамой — раньше за ним этого не водилось.
— Павел…
— Ну… — замялась мама.
— И где это ты с ним общалась? — поинтересовалась я.
— Он звонил узнать насчет переводов с немецкого, — пояснила мама. — То да се. Заболтались…
Заболтались? Павел с мамой? Определенно в этой жизни происходит что-то невообразимое.
— И?.. — поторопила я ее.
— И он рассказал о том, что вчера случилось.
— Мама, — я почувствовала, что в моем голосе прорезаются сварливые нотки, — «случилось» — слово для данной ситуации не подходящее. Подумаешь, заехал знакомый. Всех делов-то.
— Да? — тихо произнесла мама. — А Павел считает иначе.
— Павел?
Я оторопела. Ну ладно, проболтался о вчерашнем. Но, оказывается, принялся еще и комментировать.
— Он встревожен, — продолжила мама.
— Чем именно? — буркнула я.
— Тем, что ваши отношения под угрозой.
Где он усмотрел эту угрозу? Воистину каждый видит и слышит только то, что ему хочется.
— Мама, даже если он, как ты говоришь, встревожен, во что мне, в принципе, не очень верится, но допустим, что так и есть. Даже если это так, зачем он с тобой это обсуждал?
— Наверно, надеется, что я как-то помогу ему, — неуверенно ответила мама.
— Угу, — хмыкнула я, — учитывая, что мы с тобой никогда не беседуем о моей личной жизни.
— Он-то этого не знает, — резонно заметила мама.
— Хорошо, с Павлом закончили, — отрезала я. — Но ты-то?
— Что я?
— Ты зачем… — Я запнулась. Какое бы слово подобрать? Не хотелось грубить, но, перебрав в голове все возможные варианты, я поняла, что вежливо не получится. — Ты зачем, — повторила я, — лезешь в это дело?
— Лезу… — эхом ответила мама, — да, точно… Как-то даже неуютно. Никогда ведь…
— Вот именно.
— Но, знаешь, Катюшка, я так за тебя переживаю!
— Знаю, — мягко подтвердила я.
— Хочу, чтоб у тебя все сложилось, — продолжила мама. — Раньше-то ведь бывало по-разному. А тут Павел. Такая замечательная партия…
— Партия? — с усмешкой прервала я ее.
— Хорошо, не нравится это слово — не буду, — покладисто пообещала мама, — сути это не меняет.
Согласна. Каким термином ни обозначь Павла, суть не изменится.
— И так все хорошо шло…
«Хорошо»? Знала бы ты, подумала я. Хотя все в этой жизни относительно. И те перипетии, которые сопровождали развитие наших с Павлом отношений, на фоне других событий наверняка могут показаться не стоящими даже упоминания. Но, честно сказать, я не могла выбросить их из головы. И все время размышляла: стоило ввязываться во все это или нет? Вот мама считает, что стоило. Хотя, между прочим, раньше ничего не говорила мне по этому поводу. Но ведь мы с ней не обсуждаем мою личную жизнь — чему тут тогда удивляться?
— И сейчас все нормально, — решительно заявила я.
— Правда? — спросила мама.
— Конечно. Павлу все примерещилось. Он, кстати, ревнив, ты не знала?
— Ревнив? — переспросила она. — Серьезно?
— Абсолютно серьезно.
— И сильно ревнив?
— Довольно сильно, — призналась я. — Иногда ему даже повод не нужен.
— Да? — Мама, похоже, задумалась. — Это не очень хорошо.
Я усмехнулась:
— Ты начинаешь пересматривать свои представления о нем как о «замечательном»?
— Нет-нет, что ты, — поспешно заверила меня мама, — один небольшой изъян — не беда.
— На этом и закончим, ладно? — предложила я, бросив взгляд на часы. — У меня дела.
— Конечно, конечно, — согласилась мама.
— Папе привет.
— Обязательно. Целую. Пока-пока.
— Пока-пока, — отозвалась я и повесила трубку.
Один небольшой изъян… Один ли? И какое должно быть количество изъянов, чтобы заставить тебя пересмотреть свои взгляды на партнера? Пять? Десять? Никто не знает. Наверное, это и к лучшему. Если бы существовали какие-нибудь нормы на изъяны, мы ничем другим не занимались бы, а только и выискивали бы и подсчитывали их. А так у нас есть шанс словить себе немножко счастья в этом потоке жизни.
Всыпать Павлу за приватные беседы с мамой или спустить все на тормозах?
С этой мыслью я вошла в кабинет шефа. В третий раз за сегодняшний день. Шеф пил кофе.
— Будешь? — спросил он.
— Не откажусь, — кивнула я.
Он встал, взял чашку и, подставив ее под краник кофейной машины, нацедил мне капучино.
— Все в порядке? — поинтересовался он.
— В смысле?
— У мамы.
— А-а-а. — Я приняла из его рук чашку и откинулась на спинку стула. — У мамы все нормально.
— Это хорошо. — Он тоже уселся в свое кресло. — Ну что, продолжим?
— Да, собственно, мы же поговорили. — Я пожала плечами. — Завтра явится эта особа из агентства, после я покажу вам, что там они насочиняли.
— Я не об этом, — махнул рукой шеф. — С этим-то все понятно.
— Тогда о чем будем говорить?
— О тебе.
— Обо мне? — Я в изумлении уставилась на него. — В каком контексте?
— В контексте карьерных перспектив.
Дарья — ясновидящая. Он собирается повысить мне зарплату. Какие тут еще могут быть карьерные перспективы для маркетолога?
Я приосанилась.
— Намечается вакансия, — объявил шеф и при этом почему-то поморщился. — Может быть, она тебя заинтересует.
— Вакансия? — удивилась я. — У нас? В какой это точке пространства?
Не поймите меня неправильно. Я довольна тем, что попала в эту компанию. Даже горжусь собой. Я победила в жесткой борьбе. Из двадцати с лишком кандидатов выбрали именно меня. Радости моей не было предела. Прошло почти два года, и мне пока все здесь нравится. По большому счету. На мелочи размениваться не будем. За эти «почти два года» я изучила нашу структуру и корпоративную политику вдоль и поперек. Здесь, в Питере, маркетинговая служба была представлена мною одной, расширения не предполагалось. Неужели шеф имеет в виду переход в другое профессиональное качество? В продажи? В техотдел? Как-то сомнительно.
— В Москве, — внезапно сообщил шеф.
— Что? — вздрогнула я.
— В Москве расширяют вашу службу. Будет пара-другая вакансий. Вот. — И он пристально посмотрел на меня.
— Так они наберут людей прямо там, в Москве, — пожала я плечами.
— Да нет, — поморщился он. — Из Стокгольма пришла указуха сначала потрясти свои кадры, даже из других городов, а потом уже, если среди своих ничего не найдется, искать на стороне.
— Ну, так они, значит, решили, что я им не подхожу, — улыбнулась я.
— С чего ты взяла? — удивился шеф.
— Мне пока никто ничего не предлагал.
— А никто и не будет. Пока я не напишу, что вот есть у меня такая госпожа Александрова, которая как раз сгодится для ваших надобностей. А я напишу.
— Так не терпится от меня избавиться? — рассмеялась я.
Шеф одарил меня мрачным взглядом.
— Куда там, — проворчал он. — Будь моя воля, я тебя никуда не отпустил бы…
Приятно, черт возьми.
— …но тут есть один момент, — продолжил шеф. — Если я не напишу, что у меня есть такой прекрасный специалист, то они там, — он посмотрел на потолок, видимо подразумевая шведов, — начнут сомневаться в твоих профессиональных качествах. Это раз. И второе — вдруг тебе это надо. А я тебе не дам рекомендацию. И будешь ты потом думать, что я зарубил тебе карьеру.
— А вам так важно, что я о вас думаю? — Слова вырвались у меня неожиданно для меня самой.
— Конечно, — пожал плечами шеф. — Ты единственный приличный человек в этом офисе.
— Мне кажется, вы утрируете, — пробормотала я. — Ольга Аркадьевна тоже ничего. Да и ребята…
— Не суть, — перебил меня шеф. — Вернемся к вакансии. Поедешь?
— Что?
— В Москву, говорю, поедешь?
— Не знаю, — промямлила я. — Вот так сразу не решишь. Надо думать.
— Там перспективы, — задумчиво проговорил шеф. — Не то что у нас. Все же головной офис по России. Поговаривают, начальник отдела в скором времени уходит. Глядишь, можно будет продвинуться.
— У меня дочь…
— Я помню, — кивнул шеф. — Поэтому и предупредил тебя заранее. Вообще, это не афишируется. Так что ты пока не говори никому.
— Хорошо.
Мы помолчали.
— Ну? — очнулся шеф. — Иди думай. А я буду им писать.
Я встала и, собрав бумаги с планом кампании, вышла из кабинета.
Москва… Чужой для меня город… Но — средоточие возможностей. Вот и думай теперь!