— Мы с Павлом поссорились, — сообщила я.
Я решила брать быка за рога. В конце концов, ребенок — самый близкий мне человек. Что я буду ходить вокруг да около?
— Серьезно? — откликнулась дочь, намазывая хлеб маслом.
Было воскресенье. Мы поздно встали и теперь пили кофе на кухне.
— Серьезно, — подтвердила я.
— Надолго? — спросила она.
— В смысле? — Я уставилась на нее.
— Надолго поссорились? — Иринка куснула хлеб и запила его кофе.
— Навсегда.
— Что?! — Она положила бутерброд на стол.
— Я же говорю: мы поссорились.
— Мама, вы периодически ссоритесь, — проговорила Иринка, — но потом радостно миритесь, и на этом все заканчивается.
— Мы разве когда ссорились с Павлом? — удивилась я.
— Да постоянно.
— Может, просто спорили?
— Может, — согласилась она. — Но какие-то споры у вас были… — Она задумалась, подбирая подходящее выражение. — Энергичные, что ли. Еще чуть-чуть — и уже квалифицируется как ссора.
Господи, слов-то откуда таких нахваталась?
— На этот раз все по-другому, — объявила я.
— Он что-то сделал? — поинтересовалась дочь.
Я невольно улыбнулась. «Он что-то сделал». А как еще она могла сказать? Ей всего пятнадцать. Она и выражает свои мысли как умеет. Хотя… «квалифицируется» тоже она сказала. У них в этом возрасте сплошная мешанина из детского и взрослого. Это не только слов касается, но и мыслей, поступков. Иногда с ней можно разговаривать как с той же Дашкой, а иногда как сорвется в детский лепет, даже не верится, что это один и тот же человечек.
— Он что-то сделал, — медленно повторила я, не собираясь рассказывать ей всего. История о разноперой Вике нежному подростковому организму ни к чему.
— Зря он, — вздохнув, констатировала дочь.
— В смысле? — удивленно воззрилась я на нее.
— Ты, мамуль, ты только созрела, чтобы выйти за него замуж, ему нужно было на цыпочках ходить, а он прокололся.
Тонкое наблюдение. Не ожидала. Все потому, что она очень аккуратно посвящает меня в свой внутренний мир. Как я в свое время свою маму. Иногда мне смертельно хочется проникнуть в ее мысли и изучить их все, без остатка. А иногда… иногда я думаю: и слава богу, что мы друг для друга не полностью открытые книги, — мне кажется, так у нас больше шансов не надоесть друг другу. Хотелось бы вот только знать, что означает этот ее вздох? Может быть… Внезапная мысль озарила меня.
Ребенку не хватает отца! Я редко об этом думала. Все же у меня не мальчик. Но как бы то ни было — полная семья лучше неполной. Как я не сообразила? Все к себе прислушивалась, «хочу, не хочу», «нравится, не нравится», «наш человек, не наш человек», а у ребенка ни разу не спросила, может, ей позарез хотелось расти в нормальной семье. И у меня был шанс устроить ей это, а я взяла и собственными руками все разрушила. Подумаешь, какая-то Вика! Павел-то от нее открещивается. Ну, перетерпела бы я, переболела бы. Не ради себя. Не ради Павла. Ради Иринки.
— Ты хотела, чтоб я вышла за него замуж? — спросила я.
— Да не то чтобы… — несколькими короткими словами дочь развеяла мои опасения. — Думала просто, вот я вырасту, смоюсь куда-нибудь, а ты тут останешься одна-одинешенька… Вот. — Она скроила серьезную мордочку.
Я перевела дух и рассмеялась:
— Ну ты даешь!
А по всему телу разлилось приятное тепло. Черт, все-таки как здорово, что у меня есть Иринка! Мать я, конечно, бессистемная, но в этом хаосе, к счастью, не пропало главное — то зернышко, ради которого весь этот мир и крутится. Мы с ней просто любим друг друга. Безоговорочно. Без необходимости все время это доказывать. И как бы ни сложилось…
— Мусик, — прервала мои размышления Иринка. — Ты что-то такое лицо состряпала… — Она озабоченно покрутила головой.
— Какое? — вздрогнула я.
— Как в сериалах, — подумав, пояснила дочь. — Брови как у Пьеро из сказки, глазки поплыли. Больше так не делай.
— Не буду, — пообещала я. — Если это страшно, то не буду.
— Да не то чтобы страшно, — хихикнула дочь, — просто это вроде как не ты.
Бренда, лежавшая до этого под столом, выползла на свет божий и изучающе уставилась на меня. Ни за что не поверю, что она поняла, о чем мы говорили. Но, с другой стороны, вон, смотрит на меня, будто хочет удостовериться в том, что все именно так, как Иринка сказала.
— Кстати. — Дочь выпрямилась. — Чуть не забыла. Будем эту клушу вязать-то или нет?
Вопрос из вопросов. Бренде стукнуло два года. Самое время для материнства. Мы время от времени обсуждали эту проблему и до сих пор к единому мнению не пришли. Вроде и лишать ее этой радости не хотелось, но было как-то боязно. Вдруг что-нибудь пойдет не так, и мы, не дай бог, потеряем нашу любимицу.
— А ты сама-то что думаешь? — в который раз спросила я.
— Я уже думаю, — со вздохом ответила Иринка, — давай повяжем. А то вдруг, если она останется в старых девах, у нее съедет крыша. Жалко же.
«Съедет крыша» — за это надо ругать или нет? Я совсем запуталась. Наверное, не надо. Это ведь сленг. Как бы другой язык. А за заимствования из других языков я не ругаю. Вот «ихних» — это непотребно, и «красивше» — тоже беда. Пожалуй, так и сделаем. «Крыше» — зеленый свет.
— Ну, давай рискнем, — согласилась я. — А где жениха брать будем? Время не ждет. У нее скоро течка.
— Я уже все узнала, — оживленно доложила Иринка. — Сходила в клуб, мне там дали адреса женихов. Целую кучу. И еще фотки. Надо выбрать. Можно или сходить к ним, чтоб посмотреть живьем, или по фоткам отобрать, а потом уже идти.
— А ты как думаешь? — спросила я.
— Если будем ходить, а потом скажем, что вы вот нам не подходите, — задумчиво продолжала Иринка, — им обидно будет. Они же думают, что их жених самый лучший, а мы им по носу.
— Да, — кивнула я, — мы ведь тоже считаем, что краше Бренды в целом мире никого нет.
— Тогда я сейчас принесу фотки и будем выбирать. — Иринка сорвалась с места и побежала в свою комнату.
Бренда потрусила вслед за ней.
Жениха мы выбирали долго. Разложили на полу все фотографии и принялись медитировать над ними.
— Этот, — спустя некоторое время сказала дочь и ткнула пальцем в тигрового боксера с белой полосой посреди лба.
— Почему этот? — поинтересовалась я.
— Тебе не нравится? — нахмурилась Иринка.
— Просто я думала, мы хотим рыжего.
— Рыжие какие-то… — Иринка взяла в руки фотографии с рыжими претендентами и стала их разглядывать.
Мне тоже рыжие не приглянулись. Хотя, конечно, они все симпатяги, но когда выбираешь первого жениха для своей дитятки, то имеешь право немного попривередничать. Вот смешно, у Бренды может быть уйма женихов. Сколько вязок, столько и женихов. И ни одного мужа. И никого это не волнует. А перенеси это на человеческие отношения — что получится? Сплошная безнравственность, даже по нынешним временам.
— Нет, — вынесла окончательный вердикт Иринка. — Рыжим — отбой.
— Да, — согласилась я.
— Остаются тигровые. — Иринка пододвинула к себе оставшиеся фотографии.
— А щенки какими будут? — пробормотала я, вглядываясь в тигровых.
— Никто не знает, — глубокомысленно заявила дочь. — Может, все тигровые, может, все рыжие, может, вперемешку. А еще бывают белые.
— Белые? — удивилась я. — Белые боксеры?
— Редкость, — сообщила дочь. — Их всегда выбраковывали. Но у Бренды вполне могут заваляться «белые гены».
Мы дружно взглянули на Бренду. Та лежала в кресле, откуда и наблюдала за нами. У нее было большое белое пятно на груди. А ну как родит нам всех белых?
— И что делать с белыми щенками? — спросила я. — Если их выбраковывают…
Топить я не смогу. Увольте. Не та нервная организация.
— Это если заниматься разведением, — сказала моя всезнайка. — Мы же так, для себя…
— Их раздавать придется, — напомнила я ей.
— Думаешь, мы одни такие?
— Какие?
— Которые держат собаку просто потому, что любят. — И Иринка бросила умильный взгляд на Бренду.
— Будем надеяться, что не одни.
И будем надеяться, что Бренда не родит нам пятнадцать отпрысков. Девять — за глаза. А лучше пять-шесть.
— Ладно, — очнулась я. — За дело.
— Да, этот лучше всех, — решила Иринка, вытянув вперед руку с фото того самого, с белой полосой на лбу. — Что, будешь спорить?
Я внимательно посмотрела на фотографию.
— Не буду.
— Вот и классно! — Иринка вскочила и заплясала по комнате. — Бренда! Мы нашли тебе жениха!
Бренда распахнула свои ярко-коричневые глаза, лениво потянулась и села. «Ну, что там еще?» — было написано на ее мордахе. Иринка подскочила к ней и ткнула в нос фото Белолобого.
— Нравится?
Бренда осторожно обнюхала глянцевый снимок, подумала и лизнула его.
— Нравится! Нравится! — опять заплясала по комнате Иринка.
— Не обольщайся, — предупредила я. — Она же любит всякую химию, вот и лижет фотобумагу. А изображение она не понимает.
— Мусик! — Иринка остановилась и укоризненно посмотрела на меня. — Ты такая скучная в последнее время. Ну расслабься! Приколись!
Для меня нет страшнее диагноза, чем заключение моей родной дочери о том, что я стала скучной. Я выпрямилась, изобразила улыбку… Расслабься!
— Ой, — поморщилась Иринка. — Ужас. Лучше иди звони родителям жениха. Договаривайся, когда мы к ним придем на смотрины.
Видимо, номер с «расслабься» у меня не вышел.
— А разве не они ходят на смотрины к невесте? — спросила я.
— Это у людей, — пояснила дочь, — а у собак все по-другому.
И я отправилась звонить.
— Вау! — воскликнула дама, снявшая трубку, когда я сообщила ей, что мы желаем породниться с ними. — Это просто праздник какой-то! Костя, Костя, — позвала она кого-то, — тебе нашли невесту!
— Э-э-э… — я взволнованно задышала в трубку, — тут какое-то недоразумение…
Белолобый числился по документам Ханом.
— Мы его зовем Костей, — расхохоталась дама. — Ханом он нам достался по родословной. Нам не нравится.
— А-а-а… — промолвила я.
— Когда будем знакомиться? — деловито осведомилась дама.
— Когда вам удобно, — ответила я. — Мы с дочерью по вечерам свободны.
— Завтра, — предложила дама. — Зачем откладывать? В восемь. Как вам?
— Отлично, — отозвалась я. — Диктуйте адрес.
Наши будущие родственники жили в пяти автобусных остановках от нас.
— Близко, — заметила я Иринке, когда закончила разговаривать с веселой дамой.
— Я специально в клубе просила, чтоб поближе к дому, — сообщила она.
— Предусмотрительно.
— Ага, — кивнула дочь. Затем подошла к Бренде и погладила ее. — Поженим тебя. Будут у тебя дети. Ты станешь мамой. Я стану бабушкой. А ты, мусик, прабабушкой… Ой! — вздрогнула Иринка. — Какой ужас!
Вот уж действительно.
— Может, ей когти подрезать? — озабоченно спросила дочь. — И уши почистить?
— Валяй, — разрешила я. — И еще попу подстриги.
Бренда встрепенулась и возбужденно засопела.
Это было наше коронное развлечение — стричь попу у Бренды. Скажете, что там стричь, у гладкошерстного боксера-то? ТАМ и шерсти-то почти никакой нет. И вправду шерсти ТАМ было маловато. Но достаточно для образования двух симметричных завитков. Вот мы и подрезали на них по два-три волоска. Спросите, зачем? Исключительно ради того, чтобы доставить удовольствие Бренде. Как только она слышала, что ей будут стричь попу, она приходила в экстаз. В течение всей процедуры стояла почти не дыша, изогнувшись так, чтобы видеть, что именно происходит сзади, а после рысью неслась к зеркалу и, прижав попу к его поверхности и опять-таки изогнувшись дугой, пыталась рассмотреть результат. Я лично думаю, что ничего она в этом зеркале не видит, да и вообще мало что понимает во всем этом парикмахерском действе — просто она копирует нас с Иринкой. Я по часу дергаю себе брови, дочь по два часа красит глаза. И когда мы изучаем в зеркале, что же там в итоге получилось, — поверьте, выражение лиц у нас точно такое же, как у Бренды после пострижки попы. Хорошо, хорошо, у нее — морда. Сути это не меняет.
— Класс! — воскликнула Иринка, срезав по два миллиметра с каждого завитка. — Теперь ногти, — и, вооружившись специальными щипчиками, принялась подравнивать Брендины коготки.
— Справишься сама? — спросила я.
— Угу, — промычала дочь. — Ты уходишь, что ли, куда?
— Да нет, — ответила я, — надо бы почту проверить.
Почту проверить и написать кое-кому.
Совсем я не собираюсь сообщать моему лондонскому корреспонденту о последних событиях в моей жизни. Хотя теперь мы вроде бы друзья. А друзьям рассказывают о таких грандиозных событиях, как разрыв с бойфрендом. Но Дэвид ведь еще друг свежеиспеченный. Непроверенный. И значит, не заслуживший полной откровенности. Хотя… мне кажется, откройся я ему, он отреагировал бы так, как надо. Не стал бы прессинговать, не стал бы расковыривать рану — просто посочувствовал бы… Или порадовался бы? За себя? Черт, всякая чепуха лезет в голову! Вообще-то я собиралась задать ему один вопрос. Мучает он меня уже не один день, да все рука не поднималась. А вот сегодня, похоже, рука во всеоружии.
«От: Katya Aleksandrova.
Кому: David Kurtis.
Отправлено: 30 июня 2006 г. 22.02.
Тема: Вопрос.
Привет!
Как дела? Не против, если я задам тебе один вопрос?
Ты сказал, что он тебе не понравился, — чем именно?
Кэтрин».
Кошмарное послание! Я сообразила это, когда уже щелкнула по кнопке «Отправить». Может, дослать вслед ему что-нибудь более пространное, повествовательно-извинительное? Чтоб он отнесся снисходительно к первому письму. Потому что очень хочется получить на него ответ. Зачем? Я не знаю. Просто хочу получить ответ, и все. Потом уже пойму, зачем он мне был нужен и что с ним делать.