— Не знаю, — сказал он. — Я ничего не знаю.
Она открыла чемодан, вынула белье. Аккуратно разложила его на столе. Когда в чемодане ничего не осталось, она закрыла его и поставила на пол. Он чувствовал, что она не подойдет теперь к нему, больше не подойдет.
— Мне все равно, — сказала она, — все равно так лучше, чем то, что я пережила за последние недели.
Она снова посмотрела на него. Она стояла перед ним очень прямо, на ее лице застыло выражение грустной иронии.
— Ты не боишься? — спросил он. — Кашляешь, кашляешь, а потом подыхаешь, так это происходит.
— Я знаю.
— Это случится и с тобой.
Она только легко повела плечом, но он знал, что она скажет, еще до того, как она открыла рот.
— Не бойся за меня, — сказала она.
Потом она сняла пальто, повесила его на спинку стула и взяла стопку белья. Он увидел, как она идет в комнату напротив их бывшей спальни. Она открыла дверь, сказала, не глядя:
— Я буду здесь, если не возражаешь.
Он долго слушал, как она ходит в закрытой комнате. На мгновенье — очень быстро — он представил себе, что она придет к нему и он обнимет ее, как раньше. Но это было раньше, и невозможно было начать сначала.
Он прижался лбом к окну и не обернулся, когда она вошла. Он не хотел, чтобы она видела его лицо. Он старался не отрывать взгляда от луча света, который двигался по дороге, задевая деревья, старался слушать шум мотора в ночи. Он старался забыть, что прошлое умерло, а весен больше не будет.
Но как это забыть?