— А что они понимают? Я думаю, тебе это поможет. К тому же, в горах тебе надоест.
Она подстегивала его недуг. Позднее она скажет: «Он так любил море». И закроется в жуткой тишине собственного бытия, продолжая ворошить тот же пепел, испытывая радость от того, что сумела сохранить все, вплоть до последнего воспоминания.
Он курил и думал о девушке, потом тихо рассмеялся. Господи, до чего она безвкусно одета! Но это было ему на пользу. Мать ни о чем раньше времени не догадается. Новость заденет ее мелкими осколками, как разорвавшаяся бомба. Он продолжал смеяться в душе, грустный и одинокий, не мог успокоиться, лежа на кровати в своей комнате летним вечером, прислушиваясь к собственному дыханию, положив руку на грудь возле сердца.
Позднее, всласть накурившись, он открыл настежь окно, дал сумеркам поглотить себя и уже не захотел никуда выходить. Не захотел пойти посмотреть на порт.
Он снова увидел девушку вечером на следующей неделе, когда возвращался с прогулки.
Надвигалась ночь. Он остановился перед витриной бюро путешествий, и Симона, проходя мимо, отразилась в стекле. Он должен был несколько секунд смотреть на нее, чтобы удостовериться, что это она. Но она была в том же костюме вяло–серого цвета, что и неделю назад, и он узнал бы из тысячи ее нелепую шляпку. Он догнал ее через несколько шагов.
Она не выглядела удивленной.
— Как поживаете? — спросила она.
— Шел домой. Не думал встретить вас здесь.
— Я работаю рядом.
— Отлично, — сказал Поль.
Они медленно двинулись в одном направлении. Было темно и свежо. После долгой паузы она повернулась к нему:
— Вы видели снова своих друзей? — спросила она.
— Нет, никого из них. Впрочем, у меня нет друга. Мать принимает только раз в месяц и только знакомых моего отца.
На углу улицы им пришлось остановиться из–за потока машин.
— Вы идете туда? — спросила Симона.
— Я провожу вас, — сказал он. — Мне полезно немного пройтись.
— Благодарю вас, — сказала она.
Потом продолжила с неуверенной улыбкой:
— Вы очень хорошо говорите по–французски. Где вы его выучили?
— Я не учил. Моя мать француженка.
Она покачала головой, явно думая, о чем бы еще спросить.
— Вы возвращаетесь из порта?
Он взял ее за локоть, чтобы перейти улицу. Она не высвободилась, когда они оказались на тротуаре.
— Я хожу в порт почти каждый вечер, — сказал он. — Люблю смотреть на море и корабли.
Через несколько шагов он добавил:
— Наверное, только это я и люблю.
Пожал плечами, словно подшучивая над собой, но с радостью увидел, что она не улыбнулась.
На улице, куда они вышли, прохожих было больше. В темноте светились витрины. Они шли молча, не глядя друг на друга. В этом не было ничего нелепого или пустого. Наоборот. Если она молчала, то только потому, что хотела показать, что придает важность последним его словам.
Она остановилась перед домом постройки начала века с круглыми балконами. Объяснила, что у нее двухкомнатная квартира на третьем этаже.
— Мы наверняка еще встретимся, как сегодня, — сказал он. — Если вы всегда ходите одной дорогой, мы точно увидимся.
Она нажала на кнопку входной двери.
— Тогда до скорого, — сказала она.
Она протянула ему руку, но совсем не так, как это было на прошлой неделе.
— Меня зовут Поль, — сказал он.
— Я знаю.
Она толкнула дверь и улыбнулась ему, шляпка сползла на лоб.
— До свиданья, — сказал он.
Она наклонила голову, перо заколебалось, и он зашагал прочь.
— Поль, — позвала она.
— Да?
Он неподвижно стоял посреди тротуара, и какой–то прохожий прошел между ними. Когда он был далеко, лицо Симоны стало таким, каким оно было у них дома, когда она сидела с матерью в гостиной.
— А у меня даже кораблей любимых нет, — сказала она.
И вошла в дом.
После этого они стали встречаться каждый вечер. Он ждал ее в один и тот же час перед той же витриной, где она появилась, и провожал домой. Она работала в бюро по обмену валюты. Но она мало говорила о себе, и они молча шли по длинным белым сентябрьским тротуарам, иногда выбирая дорогу, которая продлевала их встречу.
На виллу он возвращался почти ночью. Леди Фолли неподвижно стояла наверху каменной лестницы, не находя больше в лице сынауспокои—тельной для себя меланхолии. Что–то в нем изменилось, и она сообщила ему об этом.
— Я не изменился, — сказал Поль. — Стало свежее, осень вот–вот наступит. Меня угнетала жара.
В следующие дни он возвращался раньше.
Она успокоилась. Он даже разговаривал с ней перед тем, как лечь спать.