— Ты халат стёганый себе на зиму купила? — опять влез Каспар, и Камилла кивнула: какая там зима! Она его уже начала носить. — Вот его и надень на голое тело, на этаж спуститься хватит.
— А если Алан откажется? — усомнилась Камилла.
— Сама-то веришь? — усмехнулся Каспар, а Равен таким тоном, что любая эфа удавилась бы от зависти, прибавил:
— Брата Мартина позовём.
Алан, понятное дело, согласился. Как же, сам ведь всё это затеял. И наверняка ему было очень любопытно — в ритуальный зал он точно заглядывал, но обычно пустое и тёмное помещение выглядело скучновато и совсем не… магически, что ли. А тут Равен соединил меловыми линиями какие-то заранее размеченные цветными камнями точки в полу, наставил вдоль линий и в узлах разноцветных свечей, установил в центре шар для гаданий (некоторым проще войти в транс, глядя в него, снисходительно пояснил он), так что выглядеть тесноватый плохо прибранный зал стал внушительно и, на взгляд Камиллы, даже слегка зловеще. Только чёрного каменного алтаря, чтобы зарезать на нём жертву, не хватало.
Целитель, правда, с порога брякнул:
— Ну, ты и наворотил, Равен! Простым Кругом обошлись бы.
— Вот и обходись простым Кругом и компанией тупой боёвки, — огрызнулся тот. — А я с вами двумя и с заблокированной травницей силой обмениваться без страховки не собираюсь. Или тебе, может, кое-какие мои таланты пригодятся?
— Не-не-не, — Браун торопливо поднял руки, развернув их ладонями к малефикару, словно сдавался. — Вашего брата к больным лучше близко не подпускать, и мне только твоих… талантов недостаёт для полного счастья! Замучаешься потом чиститься.
Тереза понимающе покивала, не вмешиваясь в разговор, и первой скинула халат. Она, видимо, переоделась в комнате Анвэн, потому что в таком виде, в халате на голое тело и войлочных ботиках на босу ногу, не могла же она добираться сюда из госпиталя.
— Куда мне садиться? — деловито спросила она, ничуть не смущаясь под взглядами мужчин: её немного лишний жирок был весьма завлекательно распределён по фигуре, и она отлично это знала. Глядя на неё, стали раздеваться и остальные, благо за дверью стояла охрана из денщиков с приказом не впускать никого, кроме самого коменданта, а тот, разумеется, был заранее предупреждён и вряд ли стал бы вмешиваться в дела магов, никого кроме них не касающиеся.
Равен, подумав, указал, куда сесть Терезе. Рассадил остальных. Потом поменял местами Анвэн и Каспара. Потом — Камиллу и Брауна. Что-то прикинул и пересадил вообще всех, кроме Алана — тому он, как указал место у северной стены, так больше и не трогал. Ну да, балласт лежит себе на дне трюма и не даёт судну опрокинуться. Держался Равен уверенно и властно, и совсем не выглядел смешным и нелепым при этом, несмотря на вялое свисающее брюхо и «крылышки» на боках.
— Так, — сказал он, протянув руки соседям слева и справа, — господа целители, обращаюсь, главным образом, к вам: если кто-то свалится в обмороке, пусть там и лежит, никто ещё в Круге не умирал. Руки не расцепляем, пока я не позволю, ни в коем случае, иначе вся моя возня с расчётами полетит сиру Мурильо под хвост. — Камилла сдержала нервный смешок: знала бы она, чьему коту читала стихи лунной ночью на стене! — Анвэн, прочти что-нибудь из репертуара матушки, остальные повторяют последнюю строчку каждого стиха.
— Что именно? — полуэльфа была деловита и собрана, даже высокомерный вид забыла на себя напустить. Да и вообще, все держались так, словно разгуливать нагишом было для них обыденным делом. Так что Камилла перестала нервничать по поводу своих сомнительных прелестей, и даже Алан не косился ревниво на магов-мужчин: слишком уж настроение у собравшихся было далёким от плотских забав.
— Да хоть «В Арверниэне свой корабль в путь снаряжал Эарендил…» Господин сотник, сумеете повторять за нею?
— «Ткал паруса из серебра и мачты гордые крепил», — с чувством продекламировал Алан. — Обижаете, господин Равен! Это есть мы могли шесть дней в неделю ячменную кашу на завтрак и на ужин. На образовании для нас наши родители никогда не экономили.
— Отлично, — сказал ничуть не впечатлившийся малефикар. — Вы в транс войдёте вряд ли, так что держите своих соседок крепче — женщины быстрее и легче что делятся силой, что принимают чужую. Ни на что не отвлекаемся, никого, кроме Анвэн, не слушаем. Начали!
— Обращение к Прародительнице Сущего ничьих религиозных чувств не затронет? — поинтересовалась та. — Нет? Тогда читаю литанию «Зимнему сну отдаваясь…» Повторяем за мной: «Благослови, Предвечная!»
========== Хозяйка мастерской… почти ==========
Брат Мартин долго разглядывал зелёную полосу, остановившуюся всё в том же полудюйме от первого кольца, и вид у него был… Камилла даже не бралась бы объяснить выражение его лица. Наконец он отмер и сказал:
— Если вам так помогают совместные медитации, возможно, имеет смысл практиковать их почаще? Как вы себя чувствовали после этого?
— Уснула как убитая, даже поесть не успела, — ответила она чистую правду. А что сон ей привиделся в высшей степени странный, она никому рассказывать не собиралась.
Она была змеёй. Может быть, гюрзой, может быть, безобидным ужиком, но змеёй — точно. Вокруг расстилалась осенняя степь, шныряли в жухлой траве жирные, отъевшиеся к зиме хомяки-суслики, и Камилле в этом её сне страшно хотелось поймать и съесть хоть одного (видимо, голод она даже сквозь сон ощущала), но ей было некогда. И не только ей — рядом ползли другие змеи, и ядовитые, и простые, и все очень спешили. Потому что их ждал здоровенный, сажени в полторы, абсолютно чёрный… э-э… кобр. В короне, но не как у императора или даже южных королей, а больше похожей на тюрбан какого-нибудь эмира с Лазурного Берега. Приподнявшись над камнем, где он лежал, змей, раздувая клобук, покачивался, озирая своих подданных, пока собравшиеся не замерли в почтительном безмолвии. «Вс-се здес-сь? — спросил он. И сам себе ответил: «Вс-се. Вы с-знаете, что мне нуш-жно. Ищ-щите». И во сне змея-Камилла точно знала, что именно требует найти змеиный… хан? Вот только проснувшись, перестав быть змеёй и не считая больше сусликов вкусными, она понятия не имела, что должна найти. А чувство почему-то было, что в самом деле должна, хоть и не является подданной кобра в тюрбане. И вообще, кобры здесь не водятся. Местные наверняка даже слова такого не знают.
— Странно, что медитация только заполнила резерв, а не расширила его, — задумчиво заметил брат Мартин.
— Возможно, это максимум, на который я вообще способна? — предположила Камилла. — Я говорила с Фламме, он ведь регулярно медитирует и что-то там ещё делает для расширения резерва, но последние лет пять, по его словам, прибавление идёт буквально по волоску. В конце концов, у людей есть ограничения не только в магии. Меня и первого ученика мой наставник учил одинаково, но мне даже не нужно смотреть таблицы совместимости, чтобы прикинуть возможное взаимодействие ингредиентов, я и так примерно знаю, что должно получиться. Корвин так не может, хотя старше и опытнее.
— Вы вообще очень талантливый человек, — согласился Искатель. — Я рад, что хоть ненадолго, но вы приехали сюда. Теперь хотите вы того или нет, вы тоже стронете свою маленькую осыпь, которая изменит жизнь в посёлке. Как Гарт добился-таки фактически строительства новой крепости вместо обещанного ремонта. Как Браун сделал из унылого полевого лазарета вполне приличный госпиталь, а по окраинным меркам, так просто образцовый.
— А я открою мыловарню на паях и научу здешних дам пудриться, — буркнула Камилла.
— Да хотя бы регулярно мыться и купать детей.
Камилла представила себе змеиного хана из сна лежащим не на камне, а на куске мыла, и нервно хихикнула: он их посылал искать своё предназначение? И её предназначение — завалить мылом восточную границу?
— Зря вы смеётесь, — с отеческим укором в голосе сказал брат Мартин. — Людям и не только людям нравятся красивые вещи, и если они могут себе их позволить, они будут эти предметы маленькой роскоши покупать. А где покупать, там и пользоваться. Эти мыльные цветочки, которых наделала ваша девочка… как её?.. к празднику — они ведь многим пришлись по душе.
Ясмин и правда шутки ради свернула из ещё не затвердевшего белого и зелёного мыла розочку с листочками. Камилла посмотрела, как ловко в грубоватых с виду пальчиках срезанные мыльные слои превращаются в лепестки, и велела сделать к Равноденствию такие же для жён сотников и для господина Лео, любившего красивые, но непрактичные вещи. А Ясмин, понятно, попросила разрешения подарить такую же матери, и её подарок произвёл в посёлке настоящий фурор.
— Только мыться ими точно никто не станет, — хмыкнула Камилла. — Пожалеют.
— Зато захотят такое же красивое и душистое мыло хотя бы на праздники. Вы просто до сих пор плохо представляете себе, как мало привычных, обыденных для вас вещей делается в этих краях. — Он даже вздохнул. — Многие женщины в крепости покупают простёганные шерстью и украшенные вышивкой тёплые халаты. Здешние умелицы очень быстро и аккуратно их шьют, хотя работа эта кропотливая и утомительная. Но ткани и нити для халатов привозят с запада, хотя сначала везут туда шерсть и хлопок из приграничных областей. Дорога туда и обратно, охрана… а ведь кто-нибудь мог бы хотя бы простенькие прядильные и ткацкие станки поставить и изготавливать хотя бы недорогие ткани вроде бязи здесь, на месте.
— От нашего села до Ясеня было меньше половины дня в почтовой карете, — Камилла слегка пожала плечами. — Но даже у нас очень многие ходили в домотканом и сыромятном. Не у всех есть деньги на шёлковый сатин даже в центральных областях. Но в общем… Ладно, будет здешним дамам мыло и для умывания, и для стирки.
Господин Лео в самом деле очень обижался, если Камилла не появлялась хоть раз в неделю — хотя бы ванну принять. Понятно, что с пустыми руками она никогда не приходила, однако хозяин «Цветущей Розы» как будто и не ради гостинцев её ждал. Ему, кажется, и правда хотелось просто поговорить с образованным человеком, потому что даже сотники (за исключением разве что Нортона да парочки командиров рангом пониже) закончили, конечно, Военную Академию, но любви ни к книгам, ни к театру военное образование им не привило. А среди подопечных господина Лео любителей чтения и прочих искусств тоже было немного.
Так что Камилла, что бы там она ни говорила, будто в бордель не разговаривать ходят, еженедельно отмокала в горячей воде с горстью ею же изготовленной ароматической соли, а хозяин «Цветущей Розы» вспоминал свою сценическую молодость и встречи с драматургами и постановщиками спектаклей. И пьесы, которые Камилле не доводилось видеть. Память у него была отменная, целые монологи он и двадцать-тридцать лет спустя мог читать наизусть, и Камилла с совершенно искренним восхищением говорила, что ему следовало бы набрать небольшую труппу и устраивать представления хотя бы к праздникам. Неужели он не говорил об этом с комендантом? Тот ведь очень неглупый человек и должен понимать, что людям нужны развлечения, и одних девочек-мальчиков под выпивку для этого явно недостаточно.
Алан ревновал, смешно сказать. То ли к самому Лео, то ли к его работникам (а может, и к работницам — та же Пусси, подлизываясь к «госпоже мастеру», всё норовила то спинку потереть, то ещё как-то услужить). Но его по-прежнему часто и подолгу не бывало в крепости, да если бы даже он торчал там неотлучно, всё равно отказываться от интересных и полезных знакомств в угоду ему Камилла не собиралась.
И всё-таки к лучшему было, что записку с просьбой о встрече Камилле передали, пока Алан пропадал в очередном патруле где-то на севере. Пограничные заставы, кажется, инспектировал, если она правильно поняла туманный ответ адъютанта.
А приглашали её в «Пьяную виверну» в любое время, какое госпожа подмастерье сочтёт удобным, для разговора о возможности открыть в Рассветном Отроге мастерскую по изготовлению не только мыла, но и прочих составов для ухода за лицом и телом. Написано было очень вежливо, но без подобострастия, и чересчур грамотно, на её взгляд, для здешнего жителя.
— Так Арсланом того мальчишку звать, который его милости Наркису помогал, — сказал Карл, которого она спросила, не знает ли он, кто такой этот Арслан и что за заведение «Пьяная виверна». — Вернулся, видать, не срослось у него в городе. А «Пьяная выверна» — это кабак такой… ну, вечером вам туда лучше бы не соваться, ваша милость, но в полдень этак можно и сходить. Больше-то всё равно некуда, он, кабак этот, один и есть. Только я с вами, — безаппеляционно заявил он. — Полдень — не полдень, а на придурков пьяных в любое время нарваться можно.
— Да я как раз тебя об этом попросить хотела, — кивнула Камилла. — А то опять покусаю кого-нибудь не того.
Карл коротко хохотнул, взял ответную записку и ушёл в посёлок. А его подопечная (как он всерьёз был в этом уверен) плюнула на дела и принялась заново перечитывать письма. Одно — вернее, два в одном конверте — было из дому, от матери и Яна, но понятно, с приветами и поклонами от всей остальной родни и даже от Михи. Ещё одно — от Корвина. И если весточки от родных были вполне ожидаемы, то ответного письма от первого ученика Зме’я Камилла, честно говоря, почти и не ждала, писала без всякой надежды на ответ. Однако Корвин, судя по всему, на предательницу не обижался. Он сдержанно похвастался, что собирается жениться, и подробно изложил, чем они с мастером занимались в последнее время. А ещё написал, что Змей, увидев у него в руках письмо с армейской печатью, проворчал, что если этой упрямой идиотке понадобится что-то спросить, пусть обращается. Он в конце концов её наставник и не перестал им быть только потому, что она стала подмастерьем.
Камилла глубоко подышала, потому что опять у неё на этом месте защипало в носу и перехватило горло, вытерла глаза и принялась сочинять пространное письмо мастеру с благодарностями, извинениями и объяснениями. И вопросами, конечно — кто же упускает такую возможность? Корвину она тоже написала, а письмо собиралась вложить в опечатанный адъютантом пакет с наброском статьи о некоторых малоизученных свойствах сухостебля и возможностях, которые они дают. «Извини, — писала она, — не знаю, что тебе подарить на свадьбу. Может, напишешь по моим наброскам настоящую статью для «Вестника алхимика»? У меня на это банально не хватит времени и сил, а материал лежит. Ты же точно сделаешь из этого отличную вещь, убедительную и полезную. Я буду очень рада, если тебе это покажется интересным».
С матерью и братом было проще — шутливые подробности здешнего житья-бытья, шутливые же комментарии к уже приготовленной посылке с айвовым мармеладом и обещание прислать к Излому Зимы здешней терновой наливки, про которую местные хором клянутся, будто это-де совершенно сказочная вещь.
Письма заняли целый вечер, а там и Карл вернулся с сообщением, что парнишка согласен хоть на завтрашний полдень, хоть на любой другой. Денщик посмотрел на испачканные чернилами пальцы Камиллы и, заметно смущаясь, попросил черкануть и для него письмецо родным. Ну, так… коротенько. Дескать, жив-здоров, чего и вам желает. А то у него и с правописанием беда, и пишет он как курица лапой — не всякий поймёт, чего он там нацарапал. А писаря больно уж носы дерут, да ещё и с пустыми руками к ним не сунешься…
— Я слышал, у тебя тут было свидание, пока я орков гонял? — Алан изо всех сил старался говорить шутливо, но видно было, что факт «свидания» ему категорически не нравится.
— Ага, — согласилась Камилла, взбивая подушки. Не то лучшее из возможного, что мог выделить ей интендант, а настоящие пуховые. И тюфяк ей наконец набили свежей шерстью, тугой, ровный, плотный, но не жёсткий и без комков свалявшихся очёсов. И кровать у неё теперь стояла, может быть, невеликой красы, зато просторная — а то кое-кто ночевал у неё чуть ли не чаще, чем в собственной комнате, а она за десять лет в доме Змея привыкла-таки к комфорту. — Свидание с мальчишкой вдвое младше меня.
— Ему почти пятнадцать.
— Хорошо, на десять лет моложе меня. Не переживай, дряхлая лысая тётка интересна парню исключительно как работодатель для него самого и для его отца. Он, видишь ли, слишком поздно выяснил, что мастер Теофилиус никакой не мастер, а такой же подмастерье, как и я, а стало быть, учеников брать не может. Полгода, по его словам, потерял, работая прислугой за крышу, стол и постель, под бесконечные: «Не лезь, не трогай, не подглядывай!»