- Шурик, - заметил Стасик, - я человек благородный. Мои чувства измеряются не жратвой, а совсем другими вещами.
- Тогда тебе и котелок мыть.
- Посуду я вымою, - сказал Борис. Это было его первое обращение к ребятам. Никто не удивился.
- И завтра - тоже, - уточнил Шурик. - У нас дежурство по суткам.
Борис молча кивнул. Пора длинных речей для него еще не настала.
Ложек заговорщикам не досталось. Очевидно, походное гостеприимство не распространялось на сугубо личные вещи. Но и щепочками у них получалось неплохо. Правда, даровая каша сильно смущала Алексея Палыча. Но тут уж ничего не поделаешь: чтобы бороться, надо жить, а чтобы жить - надо питаться хоть время от времени.
Лжедмитриевна сидела рядом со всеми и молча поглощала кашу. Она вообще была удивительно немногословна для руководителя. Умение не торопиться, не контролировать каждую мелочь - хорошее качество. Но должна быть и разница между руководителем и наблюдателем. "Мадам" вела себя скорее как наблюдатель. Алексей Палыч удивлялся, что ребята пока этого не замечают.
После чаепития Борис сложил посуду в котелок и понес ее к ручью. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал. Хотелось свалиться на землю и лежать хоть неделю, хоть две. А ведь ребята еще несли рюкзаки... Но и Борис не шел налегке: он знал то, чего не знали ребята. Он тоже нес свой груз, и еще неизвестно, чья ноша была тяжелее. Это была та самая нервная усталость, которая одинаково поражает и детей и родителей, но родители почему-то считают, что в их океане волны выше и круче.
Когда Борис возвратился, ребята вслух размышляли над тем, как устроить ночлег приблудной парочке.
- А как вы думаете, Елена Дмитна?
"Мадам" произнесла свое традиционное "решайте сами".
Предложение "разбросать" гостей по палаткам было отвергнуто: палатки не банки, люди не кильки.
- А чем плохо на воздухе? - спросил Алексей Палыч.
- А вы согласны?
- Не в нашем положении выбирать. Кроме того, ночь теплая.
- А комары?
- Есть мазь, - влез в разговор Шурик.
- Где аптечка?
Аптечка - ее не успели убрать - лежала рядом. Мази в ней не оказалось.
- Валентина, - строго сказал Стасик, - сейчас мы будем тебя немножко вешать.
- Я все положила! - возмутилась вторая девочка. - Там список. Я по списку проверяла. И тюбики помню. Зелененькие такие, там еще елки нарисованы. Пять штук тюбиков.
- Куда они делись?
- Откуда я знаю. Я коробку при всех доставала.
- Да не такая уж важность - комары, - вмешался Алексей Палыч. - Мы с Борей накроемся моим пиджаком. Не съедят.
- Дайте им чехлы от спальников, - посоветовала Мартышка. - Все равно жарко. Я лично в мешок не полезу, только подстелю. Боря, возьмешь мой чехол.
Сказано было по-дружески. Даже слишком. Девочка чувствовала волну сопротивления, исходившую от Бориса. Это ее и притягивало. Препятствие нужно преодолеть для себя лично, для своего самолюбия.
Но противник у Мартышки оказался не из легких. Отношения Бориса с девочками отличались удивительной простотой: никаких отношений не было. Такие ребята, когда придет время, влюбляются без разбора, в первую встречную.
- Ничего мне не надо, - мрачно сказал Борис.
Мартышка не настаивала. Даже улыбнулась: она не забыла, что на плечах Бориса ее свитер.
Чехлы все-таки сняли - Стасик и Чижик.
Борис принял благодеяние наполовину. Он не полез в чехол, а лег на него и тут же уснул.
Алексей Палыч уснуть не мог. Человек немолодой и нетренированный, он находился в той степени переутомления, когда невозможно заснуть именно от усталости. В палатках копошились ребята, воюя за квадратные сантиметры. Скоро все стихло. Борис спал, подложив руку под голову. Комары спокойно паслись на его лице.
Алексей Палыч укрыл голову Бориса пиджаком и залез в чехол. Лежа на спине, он смотрел в посеревшее небо и думал о том, что за последнее время мальчик, лежавший рядом, стал для него очень близок. Он понимал, что все это временно: Борис вырастет и уйдет. Но сейчас это было важно: у Алексея Палыча, в его сорок пять, имелось множество хороших и нехороших знакомых, а вот друзей не было ни одного.
Еще он думал о ребятах, спавших рядом в палатках. Они ему нравились. Было в них что-то особенное. Неужели это те самые ребята, которые в школе хулиганят, изводят учителей, издеваются над слабыми и неумелыми? Многолетний учительский опыт подсказывал, что - те самые. Сегодняшний опыт говорит прямо противоположное...
Думал и о Лжедмитриевне. О ее странной фразе: "...раз вы сели в эту электричку, то вернуться уже не сможете". Что значит не смогут? Если бы они не пошли в лес, то до конца жизни, что ли, сидеть им на станции? На станции Алексей Палыч смутился, но тогда у него не было времени для размышлений. Сейчас время было. Но никаких чудес пока не случилось...
"Увидела, что выследили, и решила забрать с собой."
На такой мысли Алексей Палыч успокоился. При этом не следует забывать, что в русском языке глагол "успокоиться" имеет смысл "успокоить себя". Другого-то выхода просто не было.
Алексей Палыч уже засыпал, когда услышал - или ему показалось под боком чье-то дыхание. Он разлепил веки и увидел - или ему почудилось - нечто мохнатое и живое.
- Спи, собака, спи... - пробормотал Алексей Палыч и повернулся на другой бок.
ДЕВИЗ - "СЕВЕР"
- Подъем! Подъем! Подъем!
Вот тут, когда не нужно, Лжедмитриевна старалась вовсю. Она расхаживала между палаток и постукивала по ним прутиком. Ее палатка была уже свернута, рюкзак упакован.
Ребята задним ходом выползали из палаток, протирали глаза кулаками, потягивались и по-стариковски кряхтели; вчерашней живости в них не замечалось.
Вылезая из чехла, Алексей Палыч почувствовал, что кости в нем расположились отдельно от мяса. Болело все, кроме ушей.
Борис пришел в себя гораздо быстрее.
Вспомнив, что он дежурный, Борис подошел к Стасику.
- Варить будем?
- Спроси у Елены Дмитрины.
- Спроси лучше ты.