- А? Да-да... спасибо... - произнес Алексей Палыч в некоторой растерянности.
Ветерок, дувший вдоль озера, развевал его пятидесятипроцентную шевелюру. Под шевелюрой плавали ненужные в теперешнем положении мысли, в которых черный цвет Лжедмитриевниной души постепенно бледнел.
НА ГОРЕ
СТОЯТ ДОМА
Утро наступило безрадостное, с какой стороны ни взгляни.
Ветер, дувший всю ночь, все-таки нагнал дождя. Это был не из тех летних ливней, что, взорвавшись и пошумев, почти целиком остаются в кронах деревьев. Дождь лил не сильно, но настырно и без намека на окончание.
Вчера палатки были натянуты без особой старательности - в складках скапливалась вода и местами просачивалась вовнутрь.
Ребята в палатках, подобно женщине в ящике, прокалываемом шпагами, извивались, чтобы на них не капало.
Но вылезать все же не хотелось: снаружи их ничего хорошего не ждало.
- Подъем! Подъем!
Лжедмитриевна, энергичная и деловая, обходила палатки. Тех, кто не хотел вылезать, она вытаскивала за ноги наполовину. Вторая половина выползала сама, ибо по частям мокнуть хуже, чем полностью.
Алексей Палыч и Борис тоже вылезли из своих чехлов-коконов.
Вечером было ясно, и никто не догадался спрятать рюкзаки в палатки. Теперь все отсырело. Штормовки насытились висящей в воздухе моросью. Они были пропитаны водоотталкивающим составом, но отталкивал он, очевидно, только нормальный дождь, а не сырость. Надевать их было противно.
"Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу", так говорит восточная пословица. Мудрость ее относительна, как и все категорические утверждения. Обеда, например, вчера вообще не было, ужин утонул в озере, а завтрак мог быть приготовлен лишь по методу диверсантов.
- Быстро собираемся и пошли, - сказала Лжедмитриевна.
- А порубать? - осведомился Шурик. - Мне лично всю ночь снилось, что есть хочется. Проснулся - и правда хочется.
- Ты же знаешь, что у нас осталось.
- Вот давайте и зарубаем.
- Я думаю, это надо приберечь на крайний случай, - сказала Лжедмитриевна.
- ...думаю, что сейчас как раз крайний, - возразил Шурик. - Хуже все равно не будет.
- Надо хоть что-нибудь горячее... - сказал Алексей Палыч. - Хотя бы кипятку.
- Со сгущенкой, - уточнил Шурик.
- Хорошо, - согласилась Лжедмитриевна. - Все собираются, Алексей Палыч и Боря готовят чай.
Борис мог сходить за водой и один, но Алексей Палыч пошел вместе с ним. Он считал, что не имеет права ничего скрывать от своего соучастника. Борис выслушал сообщение о ночном разговоре. Возможно, в передаче Алексея Палыча кое-что потускнело, или Борис уже навсегда решил, что от Лжедмитриевны ничего хорошего ждать нельзя... Борис, как уже сказано, был человеком практическим.
- А что изменилось? - спросил он. - Стало еще хуже. Как шли, так и пойдем. Только голодные...
- Мне кажется, что изменилась она сама.
- А может, она врет.
- Зачем тогда ей было признаваться?
- Чтобы не идти назад. Может, у нее такое задание: посмотреть, как люди с голоду погибают.
- Это было бы слишком бесчеловечно, - возразил Алексей Палыч.
- Так она же не человек.
- Не знаю... - сказал Алексей Палыч. - Понимаешь, у меня ощущение... Доказать я тебе не могу.
- А давайте так: вы идете вперед, а я потихоньку смоюсь и переплыву. Доберусь до станции, наговорю там что-нибудь. Ну, скажу, что все погибают... Придумаю чего-нибудь по дороге. Вертолет пошлют это уж точно.
- Но она же сказала, что возвращаться опасно. Особенно для нас.
- Врет наверное.
- А если не врет? Ты уже немного привык к этим... инопланетным делам... Не забывай, что их присылают к нам в одно мгновение... Я, как физик, этого не понимаю. Мало ли какие еще могут быть фокусы... Может быть, возвращаясь, ты попадешь в какое-нибудь непроходимое поле. Но даже без фокусов: твое отсутствие заметят. Если она прикажет искать, ребята будут искать. А сейчас нельзя терять ни одного часа.
- Тогда давайте не терять, - сказал Борис, черпая воду. - Вообще, знаете, Алексей Палыч, если еще когда-нибудь... если кто-то еще прилетит... Я его чем-нибудь огрею.
- Боря, они ведь все слышат.
- Поэтому я и сказал.
Борис поднял голову и погрозил кулаком серым, освинцованным облакам.
- Поняли, нет?
Облака не ответили. Мелкий дождичек сыпался из них - нудный, затяжной и гораздо более мокрый, чем ливень.
Специалистом по разжиганию костра в мокреть оказался все тот же Чижик. Он наломал мелких сухих еловых веточек, содрал тонкую кожу с бересты и при помощи "пушки" Алексея Палыча разжег небольшой огонь.
Несмотря на сопротивление Шурика, семь конфет "Старт" и восемь печений делить не стали. В котелок высыпали полпачки чаю и вылили банку сгущенки. Всем досталось по полторы кружки светло-коричневого варева, что никого не насытило, но немного согрело.
Мокрый Веник выписывал кренделя вокруг ребят - всех вместе и каждого по отдельности. Его собачий разум отказывался понимать, почему хозяева ничего не едят и не кормят его. По мнению Веника, человек и еда были неразрывно связаны, а как и откуда еда добывается - это уже не его дело.
- Можно, я дам ему одно печенье? - спросила Валентина.
Никто не возразил: все понимали, что одна печенина никого не спасет. Веник не сопротивлялся: он прекрасно знал все производные от глагола "давать". Он уставился на Валентину и следил за каждым ее движением; для него время как бы замедлилось. Валентина протянула руку к рюкзаку - час; достала полиэтиленовый мешочек - сутки; сунула руку в мешочек - месяц; достала - год. Валентина бросила печенину, и тут же время ускорилось. Веник поймал, проглотил, ощутил - доля секунды.
Шурик следил за всеми этими действиями, сглатывая слюну. Мысленно он был сейчас на месте Веника.
- Дай и мне мою долю, - попросил он.