Я вновь одна. За окном звездное небо. Издали доносится шум прибоя. Кушадасы спят…
Уже почти неделя, как я поселилась в имении покойного Хайруллах-бея. Если днем я могу занять себя всевозможными делами, то, когда наступает ночь, время тянется невыносимо медленно. У меня бессонница. Вначале меня согревали воспоминания о детстве, Кямране и Недждете, однако теперь все больше в мою душу закрадывается осознание того, что все это навсегда утрачено. Отныне я одинока. Временами я задумываюсь о смерти. Поначалу мне было страшно думать об этом, но постепенно привыкаю…
Я думаю, эти мысли не случайны. Как-то пусто здесь без старого доктора. Просторная комната наверху мне напоминает о последних днях моей приемной дочери. Временами я даже замечаю за собой, что начинаю разговаривать с ними, и они мне кажутся более реальными, чем я сама. Слава Аллаху, что еще живы няня и садовник онбаши[7]. Без них я и вовсе утратила бы всякую связь с этим миром.
Милая старушка очень обрадовалась, увидев меня на пороге.
— Вот не чаяла! — всплеснула она руками. — А то я уже думала, что так и помру, не свидевшись с хозяюшкой.
Няня, несмотря на свои годы, проворно схватила чемодан и потащила его в гостиную.
— Как хорошо, что вы хоть немножко выкроили времени для того, чтобы заглянуть к нам, — отдышавшись, проговорила она. — Отдохните часок, а я приготовлю для вас самые лучшие кушанья. Небось, проголодались в дороге?
— Не беспокойтесь, — попыталась я успокоить суетящуюся старушку. — Думаю, вы меня не раз еще покормите чем-нибудь вкусненьким. Тем более что я приехала надолго… А может быть, и навсегда.
Няня догадалась, что случилось что-то неладное, однако решила не спешить с расспросами. Стараясь казаться веселой, она живо залепетала:
— Вот и чудесно. Хоть остаток жизни я проведу не в одиночестве…
— В одиночестве? — удивилась я. — А как же онбаши? Да и где же он?
Старушка только рукой махнула:
— От него проку мало! Последнее время только по утрам его и вижу. После смерти хозяина и вашего отъезда не сидится ему что-то. Наведет порядок в своем хозяйстве — и след простыл. Вот и сейчас сказал, что отправился посмотреть новую сбрую для своего любимчика Дюльдюля. А зачем коню новая сбруя? Ведь он, как и хозяин, чуть ноги волочит…
Неожиданно няня замолчала и, взглянув на меня, заботливо проговорила:
— А вы, я смотрю, притомились после дороги — очень уж бледны. Прилечь бы вам.
— Да, я и вправду немного отдохну.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, я направилась в комнату, отведенную когда-то специально для меня доктором Хайруллах-беем. В ней было все так же, как и год назад, когда я покинула этот дом: старый, немного поцарапанный шкаф из красного дерева, большая приземистая кровать и занавешенные темными шторами окна. В комнате царил полумрак. Я раздвинула шторы и приоткрыла окно. Спальню наполнили запахи летнего сада. Почувствовав, что и вправду устала, я опустилась на кровать и незаметно уснула…
Меня разбудил скрип ворот и в унисон ему заскрежетавший голос онбаши.
— Ну и сбруя теперь пошла, даже выбрать не из чего, — поспешил поделиться своими мыслями садовник.
— Тише! — остановила его выбежавшая на крыльцо дома старушка. — Дай хоть спокойно поспать после дороги нашей хозяйке.
— Неужели Феридэ-ханым здесь? — радостно удивился онбаши.
— А у нас теперь только одна хозяйка.
— Дай же мне взглянуть на нее. Небось все такая же красивая?!
— Меньше шляться надо было. А теперь — жди, — язвительно отрезала старушка и, гордо подняв подбородок, направилась в дом.
Онбаши, не говоря ни слова, прихрамывая, поплелся вслед за ней.
Меня приятно удивил этот разговор. Я даже не думала, что еще хоть кто-то способен любить меня. Быстро приведя себя в порядок, я поспешила в гостиную.
— Добрый день, уважаемая Феридэ-ханым, — только завидев меня, поторопился с приветствием садовник. — Говорят, вы надолго…
Стоявшая рядом с онбаши няня искоса поглядела на него, недовольная начатым разговором. Однако не обращая на нее никакого внимания, садовник продолжил:
— Да, работы у нас собралось много. Вот и супругу вашему нашлось бы дело. Мне-то управляться с расходными документами тяжело, а он бы быстренько во всем разобрался.
Меня бросило в жар, и я почувствовала, как начинают подкашиваться ноги, но усилием воли мне удалось взять себя в руки. Стараясь вдруг не сорваться и не заплакать, сдерживая волнение, я, насколько это было возможно, спокойно проговорила:
— Кямран погиб в кораблекрушении…
Онбаши опустил глаза, а старушка, всплеснув руками, заголосила:
— И за что это Аллах насылает на тебя такие несчастья. Ты же еще совсем девочка! Радости настоящей не видела — а уже столько бед!
— Извините, Феридэ-ханым, — выжал из себя садовник.
— Все не так уж плохо, — попыталась я придать ситуации меньше трагизма. — Пришло лишь сообщение, что мой муж пропал без вести. Мертвым его никто не видел… Может, он спасся, заболел или лежит где-нибудь раненый.
— Давно это было? — сухо спросил онбаши.
— Уже с месяц…
Лицо старого слуги стало еще более мрачным.
— Конечно, найдется! — поспешила поддержать меня няня. — Люди на несколько лет пропадают, а потом находятся. А тут всего лишь месяц.
Не знаю, верила ли няня в то, о чем говорила, но мне было приятно уже то, что делала она это искренне.
Несмотря на уставленный всевозможными яствами стол, обед явно не удался. Все старались казаться веселее, однако это была радость сквозь слезы. Няня, онбаши и я прекрасно понимали всю бессмысленность ситуации, но нарушить игру не решались. После обеда я заперлась в своей комнате и решила в этот день никуда больше не выходить. Меня никто не беспокоил. Только под вечер няня принесла чаю и справилась о моем здоровье. Всю ночь, зарывшись головой в подушку, я проплакала. Лишь на рассвете несколько часов мне удалось подремать.
На следующий день я отправилась навестить могилку моей приемной дочери Мунисэ. В саду я нарвала большой букет цветов и отправилась в дорогу.
Холм, где ее похоронили, находился у самого берега Средиземного моря. Прежде чем оказаться у могилки, я прошлась по прибрежному песку, вспоминая, как Мунисэ любила собирать здесь разноцветные камешки. Их она любила даже больше, чем цветы. Набрав пригоршню, я взобралась на знакомый холм. Могила заросла травой, и если бы не тоненький кипарис, возвышающийся над маленьким холмиком, ее трудно было бы приметить среди цветущих трав. Я подошла к кипарису, такому же хрупкому, как была моя дочь, и присела у надгробного камня.
«Мунисэ, дочь Феридэ…» — прочитала я надпись и вспомнила, как немногим больше года вот так же вместе с Хайруллах-беем мы сидели у этого камня и оплакивали утрату.
Я не пережила бы той беды, если бы не поддержка старого доктора.
Как в это мгновение мне его не хватает! Как ужасно быть одинокой! Три смерти самых близких людей за полтора года.
Нет, я этого не перенесу!..
В доме ко мне относятся очень бережно. Зная меня, онбаши и няня не стали отдаваться слезливой жалости. Наоборот, они как могут стараются поднять мне настроение. Уже рассказали все забавные истории, которые произошли за время моего отсутствия в Кушадасы. По-моему, для того чтобы вызвать улыбку на моем лице, они начали даже придумывать кое-что. Милые старички, как они скрашивают мое одиночество!..
Несколько дней назад отважилась прогуляться по городу и взглянуть на школу, где преподавала. Зайти я так и не решилась, но встретила неподалеку одну из учительниц.