— Видите, как хорошо, что вы попали к нам, — обрадовался студент моему признанию. — Теперь, наверное, понимаете, что я вам плохого не порекомендую…
— Хотела у вас спросить… Точнее попросить… — начала я и, покраснев, замялась.
— Конечно, конечно, мне будет очень приятно исполнить любую вашу просьбу, — поспешил с ответом юноша, также зардевшись.
Мой голос прозвучал робко:
— Когда я договорюсь с доктором о прогулках по саду, вы не будете так любезны составить мне компанию?
Молодой человек стал пунцовым.
— Для меня это большая честь…
— Значит, договорились.
Студент согласно кивнул головой. Мне показалось, что после этого небольшого разговора он готов был сидеть в моей комнате до самого вечера, но поскольку я уже достигла задуманного и к тому же ужасно болела голова, юношу необходимо было спровадить.
— Сколько сейчас времени? — поинтересовалась я.
Рыжеволосый порылся в карманах и достал часы.
— Половина восьмого, — спокойно ответил он.
Тут я вспомнила о том, что совершенно не ориентируюсь не только во времени суток, но даже не знаю, какое сегодня число.
— Сегодня… — начала я.
— Девятнадцатое, — улыбнулся, догадавшись с полуслова, студент.
— Скоро нам не понадобится язык, — сделала я ему комплимент.
Молодой человек вновь покраснел. Однако, к моему разочарованию, уходить он так и не собирался. Взявшись за голову, я тихо проговорила:
— От закрытого помещения у меня что-то заболела голова.
Студент подхватился с места.
— Сейчас я принесу вам какую-нибудь болеутоляющую таблетку
— Будьте так любезны.
Он выбежал за дверь. Я поднялась и хотела выглянуть в коридор, но услышала приближающееся шарканье немой надзирательницы. Подойдя к моей комнате, она захлопнула дверь и сделала несколько оборотов ключом.
Минут через пять студент опять возвратился, но я не нашла иного средства избавиться от него, как притвориться спящей. Открыв дверь, он подошел ко мне, но будить не решился.
Когда осторожно на цыпочках он покинул помещение, я принялась обдумывать свой дальнейший план.
Теперь мне стало ясно, что главных действующих персонажей, с которыми мне придется столкнуться, будет трое: доктор Штольц, рыжеволосый студент и немая надзирательница (наконец-то я нашла объяснение ее молчанию). «Наиболее подходящий для осуществления моего плана, конечно, студент, — подумала я. — Он-то и поможет мне выбраться отсюда, когда доктор уедет куда-нибудь по своим делам…»
Пансион, 20 октября
Как только доктор возвратился из поездки, он сразу же заглянул ко мне.
— Как здоровье нашей Чалыкушу? — бодро прозвучал его голос.
Услышав имя, которым меня называли лишь близкие люди, я едва не вскочила с кровати, чтобы выцарапать мерзавцу глаза, но невероятным усилием воли все-таки смогла удержать себя от этого поступка.
— Я попрошу вас больше никогда не называть меня так! — возмущенно воскликнула я.
— Почему же? — усмехнулся Штольц. — Мне даже очень нравится имя Чалыкушу.
Я почувствовала, что мои ноздри раздуваются от ярости.
— Если вы залезли в мой дневник, — ответила я, — то это абсолютно не значит, что то же самое вы должны проделать с моей душой!
Профессор слегка стушевался и решил перевести разговор в более безопасное русло.
— В мое отсутствие я просил присмотреть за вами студента…
— Да, он приходил.
— Надеюсь, никоим образом ваше обостренное чувство гордости не было затронуто?
— Конечно, он ведь боится вас…
— Скажем, уважает, — уточнил доктор. — Впрочем, я не могу не отметить вашей наблюдательности…
— Мне показалось, что он отличается от серых стен, — намекнула я на свое заточение.
Доктор присел на кровать и равнодушно произнес:
— А ведь вас здесь никто и не собирается держать… Вы сами своим упрямством посадили себя в клетку.
— Скажите прямо, — устав от размытых фраз Штольца, попросила я, — какую бумагу мне нужно подписать?
— О, — замахал рукой профессор, — это абсолютно ничего не значащая мелочь…
— И все же?
— Ваше согласие на лечение новыми средствами.
— Короче, вы собираетесь испытать свой феноменальный препарат на мне и хотите, чтобы я дала на это согласие? Ведь так?
— Да.
— Значит, я должна подписаться под тем, что отдаю себя в руки профессора Штольца для того, чтобы он распоряжался моей жизнью так, как ему заблагорассудится?