Антология сатиры и юмора России XX века. Том 17. Игорь Губерман - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

ГАРИКИ ИЗ ИЕРУСАЛИМА

ПЕРВЫЙИЕРУСАЛИМСКИЙ ДНЕВНИК1991

В эту землю я врос

окончательно,

я мечту воплотил наяву,

и теперь я живу

замечательно,

но сюда никого не зову.

РОССИЮ УВИДАВ НА РАССТОЯНИИ,ГРУСТИТЬ ПЕРЕСТАЕШЬ О РАССТАВАНИИ

Изгнанник с каторжным клеймом,отъехал вдаль я одинокоза то, что нагло был бельмомв глазу всевидящего ока.Еврею не резвиться на Русии воду не толочь в российской ступе;тот волос, на котором он висит,у русского народа — волос в супе.Бог лежит больной, окинув глазомдикие российские дела,где идея вывихнула разуми, залившись кровью, умерла.С утра до тьмы Россия на уме,а ночью — боль участия и долга;неважно, что родился я в тюрьме,а важно, что я жил там очень долго.Вожди России свой народво имя чести и моралиопять зовут идти вперед,а где перед, опять соврали.Когда идет пора крушения структур,в любое время всюду при развязкаху смертного одра империй и культурстоят евреи в траурных повязках.Ах, как бы нам за наши штукиплатить по счету не пришлось!Еврей! Как много в этом звукедля сердца русского слилось!Прав еврей, что успеваетна любые поезда,но в России не свиваетдолговечного гнезда.Вдовцы Ахматовой и вдовыМандельштама —бесчисленны. Душой неколебим,любой из них был рыцарь, конь и дама,и каждый был особенно любим.В русском таланте ценю я сноровкузлобу менять на припляс:в доме повешенных судят веревкуте же, что вешали нас.В любви и смерти находянеисчерпаемую тему,я не плевал в портрет вождя,поскольку клал на всю систему.Россию покидают иудеи,что очень своевременно и честно,чтоб собственной закваски прохиндеизаполнили оставшееся место.Чтоб русское разрушить государство —куда вокруг себя ни посмотри, —евреи в целях подлого коварстваРоссию окружают изнутри.Не верю в разум коллективныйс его соборной головой:в ней правит бал дурак активныйили мерзавец волевой.В России жил я, как трава,и меж такими же другими,сполна имея все правабез права пользоваться ими.Россия ждет, мечту лелеяо дивной новости одной:что, наконец, нашли еврея,который был всему виной.Ручей из русских берегов,типаж российской мелодрамы,лишась понятных мне врагов,я стал нелеп, как бюст без дамы.На кухне или на лесоповале,куда бы судьбы нас ни заносили,мы все о том же самом толковали —о Боге, о евреях, о России.Нельзя не заметить, что в ходеистории,ведущей народы вразброд,евреи свое государство — построили,а русское — наоборот.Едва утихомирится разбой,немедля разгорается острейизвечный спор славян между собой —откуда среди них и кто еврей.Я снял с себя российские вериги,в еврейской я сижу теперь парилке,но даже возвратясь к народу Книги,по-прежнему люблю народ Бутылки.В автобусе, не слыша языка,я чую земляка наверняка:лишь русское еврейское дыханиепохмельное струит благоухание.Везде все время ходит в разном виде,мелькая между стульев и диванов,народных упований жрец и лидерАдольф Виссарионович Ульянов.За все России я обязан —за дух, за свет, за вкус беды,к России так я был привязан —вдоль шеи тянутся следы.В любое окошко, к любому крыльцу,где даже не ждут и не просят,российского духа живую пыльцупо миру евреи разносят.Много у Ленина сказано в масть,многие мысли частично верны,и коммунизм есть советская властьплюс эмиграция всей страны.Я Россию часто вспоминаю,думая о давнем дорогом,я другой такой страны не знаю,где так вольно, смирно и кругом.

ЕВРЕЕВ ОТ УБОГИХ ДО ВЕЛИКИХЛЮБЛЮ НЕ ДРЕССИРОВАННЫХ,А ДИКИХ

Был, как обморок, переезд,но душа отошла в тепле,и теперь я свой русский крестпо еврейской несу земле.Здесь мое исконное пространство,здесь я гармоничен, как нигде,здесь еврей, оставив чужестранство,мутит воду в собственной среде.В отъезды кинувшись поспешно,евреи вдруг соображают,что обрусели так успешно,что их евреи раздражают.За российский утерянный райпьют евреи, устроив уют,и, забыв про набитый трамвай,о графинях и тройках поют.Еврейский дух слезой просолен,душа хронически болит,еврей, который всем доволен, —покойник или инвалид.Умельцы выходов и входов,настырны, въедливы и прытки,евреи есть у всех народов,а у еврейского — в избытке.Евреи, которые планов полны,становятся много богаче,умело торгуя то светом луны,то запахом легкой удачи.Каждый день я толкусь у дверей,за которыми есть кабинет,где сидит симпатичный еврейи дает бесполезный совет.Чтоб несогласие сразитьи несогласные закисли,еврей умеет возразитьеще не высказанной мысли.Да, Запад есть Запад,Восток есть Восток,у каждого собственный запах,и носом к Востоку еврей свой ростокстыдливо увозит на Запад.В мире много идей и затей,но вовек не случится в истории,чтоб мужчины рожали детей,а евреи друг с другом не спорили.В мире лишь еврею одномучасто удается так пожить,чтоб не есть свинину самомуи свинью другому подложить.Живу я легко и беспечно,хотя уже склонен к мыслишкам,что все мы евреи, конечно,но некоторые — слишком.Земля моих великих праотцовполна умов нешибкого пошиба,а я среди галдящих мудрецовмолчу, как фаршированная рыба.Слились две несовместных натурыпод покровом израильской кровли —инвалиды российской культурыс партизанами русской торговли.За мудрость, растворенную в народе,за пластику житейских поворотовевреи платят матери-природеобилием кромешных идиотов.Душу наблюдениями грея,начал разбираться в нашем вкусе я:жанровая родина еврея —всюду, где торговля и дискуссия.Еврей не каждый виноват,что он еврей на белом свете,но у него возможен брат,а за него еврей в ответе.Евреев тянет все подвигатьи улучшению подвергнуть,и надо вовремя их выгнать,чтоб неприятностей избегнуть.Не терпит еврейская страстностьелейного меда растления:еврею вредна безопасность,покой и любовь населения.Нельзя, когда в душе разброд,чтоб дух темнел и чах;не должен быть уныл народ,который жгли в печах.Пустившись по белому свету,готовый к любой неизвестности,еврей заселяет планету,меняясь по образу местности.Варясь в густой еврейской каше,смотрю вокруг, угрюм и тих:кишмя кишат сплошные наши,но мало подлинно своих.Мне одна догадка душу точит,вижу ее правильность везде;каждый, кто живет не там, где хочет, —вреден окружающей среде.Еврей весь мир готов обнять,того же требуя обратно:умом еврея не понять,а чувством это неприятно.Во все разломы, щели, трещиныпроблем, событий и идей,терпя то ругань, то затрещины,азартно лезет иудей.Растут растенья, плещут воды,на ветках мечутся мартышки,еврей в объятиях свободыхрипит и просит передышки.Антисемит похож на дам,которых кормит нежный труд;от нелюбви своей к жидамони дороже с нас берут.Много сочной заграничной русскойпрессыя читаю, наслаждаясь и дурея;можно выставить еврея из Одессы,но не вытравишь Одессу из еврея.В жизненных делах я непрактичен,мне азарт и риск не по плечу,даже как еврей я нетипичен:если что не знаю, то молчу.Заоблачные манят эмпиреиеврейские мечтательные взгляды,и больно ушибаются евреио каменной реальности преграды.Еврейского характера загадочностьне гений совместила со злодейством,а жертвенно-хрустальную порядочностьс таким же неуемным прохиндейством.В еврейском гомоне и гамеотрадно жить на склоне лет,и даже нет проблем с деньгами,поскольку просто денег нет.Скитались не зря мы со скрипкойв руках:на землях, евреями пройденных,поют и бормочут на всех языкахеврейские песни о родинах.Чуть выросли — счастьяв пространстве кипучемискать устремляются тут жевсе рыбы — где глубже,все люди — где лучше,евреи — где лучше и глубже.Катаясь на российской карусели,наевшись русской мудрости плодов,евреи столь изрядно обрусели,что всюду видят происки жидов.Еврей живет, как будто рос,не зная злобы и неволи:сперва сует повсюду носи лишь потом кричит от боли.Евреям доверяют не вполнеи в космос не пускают, слава Богу;евреи, оказавшись на Луне,устроят и базар и синагогу.Шепну я даже в миг, когда на грудьуложат мне кладбищенские плиты:женитьба на еврейке — лучший путьк удаче, за рубеж, в антисемиты.В убогом притворе, где тесно плечуи дряхлые дремлют скамейки,я Деве Марии поставил свечу —несчастнейшей в мире еврейке.Вон тот когда-то пел как соловей,а этот был невинная овечка,а я и в прошлой жизни был еврей —отпетый наглый нищий из местечка.

ВЫСОКОГО БЕЗДЕЛЬЯ РЕМЕСЛОМЕНЯ ОТ ПРОЦВЕТАНИЯ СПАСЛО

Как пробка из шампанского —со свистомя вылетел в иное бытие,с упрямостью храня в пути тернистомшампанское дыхание свое.Я тем, что жив и пью вино,свою победу торжествую:я мыслил, следователь, ноя существую.За то и люблю я напитки густые,что с гибельной вечностью в споренабитые словом бутылки пустыекидаю в житейское море.Всегда у мысли есть ценитель,я всюду слышу много лет:вы выдающийся мыслитель,но в нашей кассе денег нет.Решать я даже в детстве не мечталзадачи из житейского задачника,я книги с упоением читал,готовясь для карьеры неудачника.Я в сортир когда иду среди ночи,то плетется мой Пегас по пятам,ибо дух, который веет, где хочет,посещает меня именно там.Видно только с горних высей,видно только с облаков:даже в мире мудрых мыслейбродит уйма мудаков.Очень много во мне плебейства,я ругаюсь нехорошо,и меня не зовут в семейства,куда сам бы я хер пошел.Ум так же упростить себя бессилен,как воля перед фатумом слаба,чем больше в голове у нас извилин,тем более извилиста судьба.Моей судьбы кривая линиябыла крута, но и тогдая не кидался в грех унынияи блуд постылого труда.Живу привольно и кудряво,поскольку резво и упрямохожу налево и направовезде, где умный ходит прямо.Именно поэты и шутыв рубище цветастом и убогом —те слоны, атланты и киты,что планету держат перед Богом.Много всякого на белом видя светев жизни разных городов и деревень,ничего на белом свете я не встретилхитроумней и настойчивей, чем лень.Как ни богато естество,играющее в нас,необходимо мастерство,гранящее алмаз.На вялом и снулом проснувшемсярынке,где чисто, и пусто, и цвета игра,душа моя бьется в немом поединкес угрюмым желанием выпить с утра.Живу, куря дурное зелье,держа бутыль во тьме серванта,сменив российское бездельена лень беспечного Леванта.Нисколько сам не мысля в высшемсмысле,слежу я сквозь умильную слезу,как сутками высиживают мыслимыслители, широкие в тазу.Когда я спешу, суечусь и сную,то словно живу на вокзалеи жизнь проживаю совсем не свою,а чью-то, что мне навязали.Я проделал по жизни немало дорог,на любой соглашался маршрут,но всегда и повсюду, насколько я мог,уклонялся от права на труд.Я, Господи, умом и телом стар:я, Господи, гуляка и бездельник;я, Господи, прошу немного в дар —еще одну субботу в понедельник.Явились мысли — запиши,но прежде — сплюнь слегкаслова, что первыми пришлина кончик языка.Доволен я и хлебом, и вином,и тем. что не чрезмерно обветшал,и если хлопочу, то об одном —чтоб жизнь мою никто не улучшал.Я должен признаться, стыдясьи робея,что с римским плебеем я мыслю похоже,что я всей душой понимаю плебея,что хлеба и зрелищ мне хочется тоже.Мне власть нужна, как рыбе —серьги,в делах успех, как зайцу — речь,я слишком беден, чтобы деньгилюбить, лелеять и беречь.В толпе не теснюсь я вперед,ютясь молчаливо и с краю:я искренне верю в народ,но слабо ему доверяю.Я живу ожиданьем волнения,что является в душу мою,а следы своего вдохновенияс наслажденьем потом продаю.С утра теснятся мелкие заботы,с утра хандра и лень одолевают,а к вечеру готов я для работы,но рядом уже рюмки наливают.Свободой дни мои продля.Господь не снял забот,и я теперь свободен для,но не свободен от.В людской активности кипящеймне часто видится печальноупрямство курицы, сидящейна яйцах, тухлых изначально.Мой разум, тусклый и дремучий,с утра трепещет, как струна:вокруг витают мыслей тучи,но не садится ни одна.Вокруг меня все так умны,так образованы научно,и так сидят на них штаны,что мне то тягостно, то скучно.Вся жизнь моя прошла в пленуу переменчивого нрава:коня я влево поверну,а сам легко скачу направо.Я жил почти достойно, видит Бог,я в меру был пуглив и в меру смел;а то, что я сказал не все, что мог,то, видит Блок, я больше не сумел.За много лет познав себя до точки,сегодня я уверен лишь в одном:когда я капля дегтя в некой бочке —не с медом эта бочка, а с гавном.Я думаю, нежась в постели,что глупо спешить за верстак:заботиться надо о теле,а души бессмертны и так.Гуляка, прощелыга и балбес,к возвышенному был я слеп и глух,друзья мои — глумливый русский беси ереси еврейской шалый дух.Никого научить не хочуя сухой правоте безразличной,ибо собственный разум точуна хронической глупости личной.Что угодно с неподдельным огнемя отстаиваю в споре крутом,ибо только настояв на своем,понимаю, что стоял не на том.Мне с самим собой любую встречустало тяжело переносить:в зеркале себя едва замечу —хочется автограф попросить.Ни мыслей нет, ни сил, ни денег.И ночь, и с куревом беда.А после смерти душу денетГосподь неведомо куда.

В ЛЮБВИ ПРЕКРАСНЫ И ТОМЛЕНИЕ,И АПОГЕЙ, И УТОМЛЕНИЕ

Природа тянет нас на ложе,судьба об этом же хлопочет,мужик без бабы жить не может,а баба — может, но не хочет.Мы счастье в мире умножаем(а злу — позор и панихида),мы смерти дерзко возражаем,творя обряд продленья вида.Люблю, с друзьями стол деля,поймать тот миг, на миг очнувшись.когда окрестная землясобралась плыть, слегкакачнувшись.Едва смежает сон твои ресницы —ты мечешься, волнуешься, кипишь,а что тебе на самом деле снится,я знаю, ибо знаю, с кем ты спишь.Есть женщины, познавшие с печалью,что проще уступить, чем отказаться,они к себе мужчин пускают в спальнюиз жалости и чтобы отвязаться.Он даму держал на коленях,и тяжко дышалось ему,есть женщины в русских селеньях —не по плечу одному.И дух и плоть у дам играют,когда, посплетничать зайдя,они подруг перебирают,гавно сиропом разводя.Мужик тугим узлом совьется,но если пламя в нем клокочет —всегда от женщины добьетсятого, что женщина захочет.Мы заняты делом отличным,нас тешит и греет оно,и ангел на доме публичномзавистливо смотрит в окно.Блажен, кому достался мудрый разум,такому все легко и задарма,а нам осталась радость, что ни разуне мучились от горя от ума.Люблю величавых застольныхмужей —они, как солдаты в бою,и в сабельном блеске столовых ножейвершат непреклонность свою.Под пение прельстительных романсовкрасотки улыбаются спесиво:у женщины красивой больше шансовна счастье быть обманутой красиво.Женившись, мы ничуть не губимсебя для радостей земных,и мы жену тем больше любим,чем больше любим дам иных.Болит, свербит моя душа,сменяя страсти воздержанием;невинность формой хороша,а грех прекрасен содержанием.В сезонных циклах я всегдаценил игру их соблюдения;зима — для пьянства и труда,а лето — для грехопадения.Что я смолоду делал в России?Я запнусь и ответа не дам,ибо много и лет и усилийположил на покладистых дам.Я устал. Надоели дети,бабы, водка и пироги.Что же держит меня на свете?Чувство юмора и долги.Мужчина должен жить не суетясь,а мудрому предавшись разгильдяйству,чтоб женщина, с работы возвратясь,спокойно отдыхала по хозяйству.С неуклонностью упрямойвсе на свете своевременно;чем невинней дружба с дамой,тем быстрей она беременна.В мечтах отныне стать серьезнейкоплю серьезность я с утра,печально видя ночью поздней,что где-то есть во мне дыра.Есть женщины осеннего шитья:они, пройдя свой жизненный экватор,в постели то слезливы, как дитя,то яростны, как римский гладиатор.Меняя в весе и калибре,нас охлаждает жизни стужа,и погрузневшая колибрисвирепо каркает на мужа.Непоспешно и благообразносовершая земные труды,я аскет, если нету соблазна,и пощусь от еды до еды.Предпочитая быть романтикомво время тягостных решений,всегда завязывал я бантикомконцы любовных отношений.Спалив дотла последний порох,я шлю свой пламенный приветвсем дамам, в комнатах которыхгасил я свет.Люблю вино и нежных женщин.и только смерть меня остудит;одним евреем станет меньше,одной легендой больше будет.Если я перед Богом не струшу,то скажу ему: глупое дело —осуждать мою светлую душуза блудливость истлевшего тела.

КТО ПОНЯЛ ЖИЗНИ СМЫСЛ И ТОЛК,ДАВНО ЗАМКНУЛСЯ И УМОЛК

Не в силах никакая конституцияустроить отношенья и дела,чтоб разума и духа проституцияпостыдной и невыгодной была.По эпохе киша, как мухи,и сплетаясь в один орнамент,утоляют вожди и шлюхисвой общественныйтемперамент.Неистово стараясь прикоснуться,но страсть не утоляя никогда,у истины в окрестностях пасутсяфилософов несметные стада.Я не даю друзьям советы,мир дик, нелеп и бестолков,и на вопросы есть ответылишь у счастливых мудаков.Блажен, кто знает все на светеи понимает остальное,свободно веет по планетеего дыхание стальное.Жаль беднягу: от бурных драмрасползаются на кускивсе сто пять его килограммодиночества и тоски.Вижу в этом Творца мастерство,и напрасно все так огорчаются,что хороших людей — большинство,но плохие нам чаще встречаются.Когда боль поселяется в сердце,когда труден и выдох и вдох,то гнусней начинают смотретьсяхитрожопые лица пройдох.Посмотришь вокруг временамии ставишь в душе многоточие…Все люди бывают гавнами,но многие — чаще, чем прочие.Любой мираж душе угоден,любой иллюзии глоток…Мой пес гордится, что свободен,держа в зубах свой поводок.Я верю я, хоть удави,когда в соплях от сантиментовпоет мне песни о любвихор безголосых импотентов.Весь день я по жизни хромаю,взбивая пространство густое,а к ночи легко понимаюконей, засыпающих стоя.Есть в идиоте дух отваги,присущей именно ему,способна глупость на зигзаги,недостижимые уму.Тоскливей ничего на свете нету,чем вечером, дыша холодной тьмой,тоскливо закуривши сигарету,подумать, что не хочется домой.В кипящих политических страстяхмне видится модель везде одна:столкнулись на огромных скоростяхи лопнули вразлет мешки гавна.Еще Гераклит однаждызаметил давным-давно,что глуп, кто вступает дваждыв одно и то же гавно.Везде в эмиграции та же картина,с какой и в России был тесно знаком:болван идиотом ругает кретина,который его обозвал дураком.Мы ищем истину в вине,а не скребем перстом в затылке,и если нет ее на дне —она уже в другой бутылке.Житъ, не зная гнета и нажима,жить без ощущенья почвы зыбкой —в наше время столь же достижимо,как совокупленье птички с рыбкой.Не зря у Бога люди вечно просятуспеха и удачи в деле частном:хотя нам деньги счастья не приносят,но с ними много легче бытьнесчастным.Правнук наши жизни подытожит.Если не заметит — не жалей.Радуйся, что в землю нас положат,а не, слава Богу, в мавзолей.

УВЫ, КОГДА С ГОДАМИ СТАЛЯ СТАРШЕ,СО МНОЮ СТАЛИ СУШЕ СЕКРЕТАРШИ

Состариваясь в крови студенистой,система наших крестиков и ноликовдоводит гормональных оптимистовдо геморроидальных меланхоликов.Когда во рту десятки пломб —ужели вы не замечали,как уменьшается апломби прибавляются печали?Душой и телом охладев,я погасил мою жаровню;еще смотрю на нежных дев,а для чего — уже не помню.Возвратом нежности маня,не искушай меня без нужды:все, что осталось от меня,годится максимум для дружбы.Покуда мне блаженство по плечу,пока из этой жизни не исчезну —с восторгом ощущая, что лечу,я падаю в финансовую бездну.Стократ блажен, кому даноизбегнуть осени, в которойбормочет старое гавно,что было фауной и флорой.Летят года, остатки сладки,и грех печалиться.Как жизнь твоя? Она в порядке,она кончается.Сделать зубы мечтал я давно —обаяние сразу удвоя,я ковбоя сыграл бы в кино,а возможно — и лошадь ковбоя.Глупо жгли мы дух и телораньше времени дотла:если б молодость умела,то и старость бы могла.Слабеет жизненный азарт,ужалось время, и похоже,что десять лет тому назадя на пятнадцать был моложе.Наступила в судьбе моей фазаупрощения жизненной драмы:я у дамы боюсь не отказа,а боюсь я согласия дамы.Как быстро проносилось бытие,так шустро я гулял и ликовал,что будущее светлое своеоднажды незаметно миновал.Мне жалко иногда, что время вспятьне движется над замершимпространством:я прежние все глупости опятьпроделал бы с осознанным упрямством.Я беден — это глупо и обидно.по возрасту богатым быть пора,но с возрастом сбывается, как видно.напутствие «ни пуха, ни пера».У старости душа настороже:еще я в силах жить и в силах петь,еще всего хочу я. но уже —слабее, чем хотелось бы хотеть.Увы, всему на свете есть предел:облез фасад и высохли стропила;в автобусе на девку поглядел,она мне молча место уступила.Не надо ждать ни правды, ни моралиот лысых и седых историй пьяных,какие незабудки мы срывалина тех незабываемых полянах.Все-все-все, что здоровью противно,делал я под небесным покровом:но теперь я лечусь так активно,что умру совершенно здоровым.Наш путь извилист, но не вечен,в конце у всех — один вокзал;иных уж нет, а тех долечим,как доктор доктору сказал.Я жил распахнуто и бурно,и пусть Господь меня осудит,но на плите могильной урна —пускай бутыль по форме будет.

СМЕЯТЬСЯ ВОВСЕ HE ГРЕШНОНАД ТЕМ, ЧТО ВОВСЕ НЕ СМЕШНО

Бог в игре с людьми так несерьезен,а порой и на руку нечист,что похоже — не религиозен.а возможно — даже атеист.Как новое звучанье гаммы нотной,открылось мне, короткий вызвав шок,что даже у духовности бесплотнойвозможен омерзительный душок.Здесь, как везде, и тьма, и свет,и жизни дивная игра,и, как везде, — спасенья нетот ярых рыцарей добра.Зачем евреи всех врементак Бога славят врозь и вместе?Бог не настолько неумен,чтобы нуждаться в нашей лести.Прося, чтоб Господь ниспослалблагодать,еврей возбужденно качается,обилием пыла стремясь наебатьтого, с кем заочно встречается.Здесь разум пейсами оброс,и так они густы,что мысли светят из волос,как жопа сквозь кусты.Я Богу докучаю неспростаи просьбу не считаю святотатством:тюрьмой уже меня Ты испытал,попробуй испытать меня богатством.Чтоб не вредить известным лицам,на Страшный суд я не явлюсь:я был такого очевидцем,что быть свидетелем боюсь.Навряд ли Бог назначил срок,чтоб род людской угас, —что в мире делать будет Бог,когда не станет нас?У нас не те же, что в России,ушибы чайников погнутых:на тему Бога и Мессииу нас побольше стебанутых.Всегда есть люди-активисты,везде суются с вожделениеми страстно портят воздух чистыйсвоим духовным выделением.Испанец, славянин или еврей —повсюду одинакова картина:гордыня чистокровностью своей —святое утешение кретина.Еврею нужна не простая квартира:еврею нужна для жилья непорочногоквартира, в которой два разныхсортира:один для мясного, другойдля молочного.Вчера я вдруг подумал на досуге —нечаянно, украдкой, воровато, —что если мы и вправду божьи слуги,то счастье — не подарок, а зарплата.Устав от евреев, сажусь покуритьи думаю грустно и мрачно,что Бог, поспеша свою книгу дарить,народ подобрал неудачно.Для многих душ была помехоймоя безнравственная лира,я сам себе кажусь прорехойв божественном устройстве мира.Часто молчу я в спорах,чуткий, как мышеловка:есть люди, возле которыхумными быть неловко.Человек человеку не враг,но в намереньях самых благихесли молится Богу дурак,расшибаются лбы у других.Это навык совсем не простой,только скучен и гнусен слегка —жадно пить из бутылки пустойи пьянеть от пустого глотка.Нечто тайное в смерти сокрыто,ибо нету и нету вестейо рутине загробного бытаи азарте загробных страстей.Дети загулявшего родителя,мы не торопясь, по одному,попусту прождавшие Спасителя,сами отправляемся к нему.

ВТОРОЙИЕРУСАЛИМСКИЙ ДНЕВНИК1993

Пришел в итоге путь мой

грустный,

кривой и непринципиальный,

в великий город захолустный,

планеты центр

провинциальный.

РОССИЯ ДЛЯ ДУШИ И ДЛЯ УМА —КАК ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ И КАК ТЮРЬМА

Темна российская заря,и смутный страх меня тревожит:Россия в поисках царясебе найти еврея может.Мы обучились в той странеотменно благостной наукеценить в порвавшейся струнеее неизданные звуки.В душе у всех теперь надрыв:без капли жалости эпохавсех обокрала, вдруг открыв,что, где нас нет, там тоже плохо.В чертах российских поколенийчужой заметен след злодейский:в национальный русский генийзакрался гнусный ген еврейский.Если вернутся временавсех наций братского объятья,то, как ушедшая жена, —забрать оставшиеся платья.Среди совсем чужих равнинтеперь матрешкой и винтовкойторгует гордый славянинс еврейской прытью и сноровкой.Сквозь общие радость и смех,под музыку, песни и танцыдерьмо поднимается вверхи туго смыкается в панцирь.Секретари и председатели,директора и заместители —их как ни шли к ебене матери,они и там руководители.Слепец бежит во мраке,и дух его парит,неся незрячим факел,который не горит.Я свободен от общества не был,и в итоге прожитого веканету места в душе моей, где быне ступала нога человека.Играть в хоккей бежит слепой,покрылась вишнями сосна,поплыл карась на водопой,Россия вспряла ото сна.Российской бурной жизнинепонятностьнельзя считать ни крахом, ни концом,я вижу в ней возможность, вероятность,стихию с человеческим яйцом.Россия обретет былую стать,которую по книгам мы любили,когда в ней станут люди вырастатьтакие же, как те, кого убили.Еврей весьма уютно жил в России,но ей была вредна его полезность:тогда его оттуда попросили,и тут же вся империя разлезлась.Я пишу тебе письмо со свободы,все вокруг нам непонятно и дивно,всюду много то машин, то природы,а в сортирах чисто так, что противно.Один еврей другого не мудрей,но разный в них запал и динамит,еврей в России больше, чем еврей,поскольку он еще антисемит.Игра словами в рифму — эстафета,где чувствуешь партнера по руке:то ласточка вдруг выпорхнет от Фета,то Блок завьется снегом по строке.И родом я чистый еврей, и лицом,а дух мой (укрыть его некуда) —останется русским, и дело с концом(хотя и обрезанным некогда).

ХРАПИТ И ЯРОСТНО ДРОЖИТКАЗАЦКИЙ КОНЬ ПРИ СЛОВЕ «ЖИД»

В евреях легко разобраться,отринув пустые названия,поскольку евреи — не нация,а форма существования.Развеяв нас по всем дорогам,Бог дал нам ум, характер, пыл;еврей, конечно, избран Богом,но для чего — Творец забыл.Везде цветя на все ладыи зрея даже в лютой стуже,евреи — странные плоды:они сочней, где климат хуже.Я прекрасно сплю и вкусно ем,но в мозгу — цепочка фонарей;если у еврея нет проблем —значит, он не полностью еврей.Евреи рвутся и дерзают,везде дрожжами лезут в тесто,нас потому и обрезают,чтоб занимали меньше места.Как тайное течение реки,в нас тянется наследственная нить:еврей сидит в еврее вопрекижеланию его в себе хранить.Есть мечта — меж евреев онапротекает подобно реке:чтоб имелась родная странаи чтоб жить от нее вдалеке.На пире российской чумыгуляет еврей голосисто,как будто сбежал из тюрьмыи сделался — рав Монте-Кристо.Знак любого личного отличиянам важней реальных достижений,мания еврейского величиявыросла на почве унижений.В еврейском духе скрыта порча,она для духа много значит:еврей неволю терпит молча,а на свободе — горько плачет.У Хаси энергии дикий напор,а вертится — вылитый глобус,и если поставить на Хасю мотор,то Хася была бы автобус.Горжусь и восхищаться не устануискусностью еврейского ума:из воздуха сбиваем мы сметану,а в сыр она сгущается сама.На месте, где еврею все знакомои можно местным промыслом заняться,еврей располагается как дома,прося хозяев тоже не стесняться.В евреях есть такое электричество,что все вокруг евреев намагничено,поэтому любое их количествоповсюду и всегда преувеличено.В мире нет резвее и шустрей,прытче и проворней (будто птица),чем немолодой больной еврей,ищущий возможность прокормиться.Все ночью спит: недвижны воды,затихли распри, склоки, розни,и злоумышленник природы —еврей во сне готовит козни.Везде на всех похож еврей,он дубом дуб в дубовой роще,но где труднее — он умней,а где полегче — он попроще.Ни одной чумной бациллене приснится резвость Цили.А блеснувшая монетав ней рождает скорость света.Это кто, благоухая,сам себя несет, как булку?Это вышла тетя Хаяс новым мужем на прогулку.Еврей везде еврею рад,в евреях зная толк,еврей еврею — друг и брат,а также — чек и долг.В истории бывают ночь и день,и сумерки, и зори, и закаты,но длится если пасмурная тень,то здесь уже евреи виноваты.Ту тайну, что нашептывает сердце,мы разумом постичь бы не могли:еврейское умение вертетьсявлияет на вращение Земли.Неожиданным открытием убиты,мы разводим в изумлении руками,ибо думали, как все антисемиты,что евреи не бывают дураками.В лабиринтах, капканах и каверзахросмой текущий сквозь вечность народ;даже нос у еврея висит, как вопрос,опрокинутый наоборот.От ловкости еврейской не спастись:прожив на русской почве срок большой,они даже смогли обзавестисьзагадочной славянскою душой.Мне приятно, что мой соплеменникпри житейском раскладе поганомв хитроумии поиска денегделит первенство только с цыганом.Евреи уезжают налегке,кидая барахло в узлах и грудах,чтоб легче сочинялось вдалекео брошенных дворцах и изумрудах.Так сюда евреи побежали,словно это умысел злодейский:в мире ни одной еще державедаром не сошел набег еврейский.Еврею от Бога завещано,что, душу и ум ублажая,мы любим культуру, как женщину,поэтому слаще — чужая.Из-за гор и лесов, из-за синих морей,кроме родственных жарких приветов,непременно привозит еврею евреймиллионы полезных советов.Загробный быт — комфорт и чудо;когда б там было неприятно,то хоть один еврей оттудауже сыскал бы путь обратно

УВЫ, ПОДКОВОЙ СЧАСТЬЯ МОЕГОКОГО-ТО ПОДКОВАЛИ НЕ ТОГО

Вчерашнюю отжив судьбу свою,нисколько не жалея о пропаже,сейчас перед сегодняшней стою —нелепый, как монах на женском пляже.Декарт существовал, посколькумыслил,умея средства к жизни добывать,а я хотя и мыслю в этом смысле,но этим не могу существовать.Я пить могу в любом подвале,за ночью ночь могу я пить,когда б в уплату принималимою готовность заплатить.Главное в питье — эффект начала,надо по нему соображать:если после первой полегчало —значит, можно смело продолжать.Вчера я пил на склоне днясреди седых мужей науки;когда б там не было меня.то я бы умер там со скуки.Ценя гармонию в природе(а морда пьяная — погана),ко мне умеренность приходитв районе третьего стакана.Кофейным запахом пригреты,всегда со мной теперь с утрасидят до первой сигаретыдве дуры — вялость и хандра.С людьми я избегаю откровений,не делаю для близости ни шага,распахнута для всех прикосновенийодна лишь туалетная бумага.И я носил венец терновыйи был отъявленным красавцем,но я, готовясь к жизни новой,постриг его в супы мерзавцам.Я учился часто и легко,я любого знания глотоквпитывал настолько глубоко,что уже найти его не мог.Увы, не стану я богачеи не скоплю ни малой малости,Бог ловит блох моей удачии ногтем щелкает без жалости.От боязни пути коллективногоя из чувства почти инстинктивногорассуждаю всегда от противногои порою — от очень противного.Сижу с утра до вечерас понурой головой:совсем нести мне нечегона рынок мировой.Полным неудачником я не был,сдобрен только горечью мой мед;даже если деньги кинут с неба,мне монета шишку нашибет.Вон живет он, люди часто врут,все святыни хая и хуля,а меж тем я чист, как изумруд,и в душе святого — до хуя.Единство вкуса, запаха и цветав гармонии с блаженством интеллектаявляет нам тарелка винегрета,бутылкой довершаясь до комплекта.Болезни, полные коварства,я сам лечу, как понимаю:мне помогают все лекарства,которых я не принимаю.Заметен издали дурак,хоть облачись он даже в тогу:ходил бы я, надевши фрак,в сандалиях на босу ногу.И вкривь и вкось, и так и сякидут дела мои блестяще,а вовсе наперекосякони идут гораздо чаще.Я жил хотя довольно бестолково,но в мире не умножил боль и злобу,я золото в том лучшем смысле слова,что некуда уже поставить пробу.За лютой деловой людской рекойс холодным наблюдаю восхищением;у замыслов моих размах такой,что глупо опошлять их воплощением.В шумихе жизненного пирачужой не знавшая руки,моя участвовала лиравсем дирижерам вопреки.В нашем доме выпивают и поют,всем уставшим тут гульба и перекур,денег тоже в доме — куры не клюют,ибо в доме нашем денег нет на кур.Душевным пенится виноми служит жизненным оплотомсвятой восторг своим умом,от Бога данный идиотам.Высокое, разумное, могучеедля пьянства я имею основание:при каждом подвернувшемся мнеслучаея праздную свое существование.Я все хочу успеть за срок земной,живу, тоску по времени тая:вон женщина обласкана не мной,а вон из бочки пиво пью не я.Из деятелей самых разноликих,чей лик запечатлен в миниатюрах,люблю я видеть образы великихна крупных по возможности купюрах.Есть ответ у любого вопроса,только надо гоняться за зайцем,много мыслей я вынул из носа,размышляя задумчивым пальцем.Я к мысли глубокой пришел:на свете такая эпоха,что может быть все хорошо,а может быть все очень плохо.Быть выше, чище и блюстименя зовут со всех сторон;таким я, Господи прости,и стану после похорон.Я нелеп, недалек, бестолков,да еще полыхаю, как пламя;если выстроить всех мудаков,мне б, наверно, доверили знамя.

БОЖЕСТВЕННОСТЬ ЛЮБОВНОГОТОМЛЕНИЯ —ИСТОЧНИК УМНОЖЕНЬЯ НАСЕЛЕНИЯ

Приснилась мне юность отпетая,приятели — мусор эпохи,и юная дева, одетаяв одни лишь любовные вздохи.Не всуе жизнь моя текла,мне стало вовремя известно,что для душевного тепладолжны два тела спать совместно.Любым любовным совмещениямданы и дух, и содержание,и к сексуальным извращениямя отношу лишь воздержание.В те благословенные годажили неразборчиво и шало,с пылкостью любили мы тогдавсе, что шевелилось и дышало.Даже тех я любить был не прочь,на кого посмотреть без смущенияможно только в безлунную ночьпри отсутствии освещения.Она была задумчива, бледна,и волосы текли, как жаркий шелк;ко мне она была так холодна,что с насморком я вышел и ушел.Красотки в жизни лишь одновсегда считали унижением:когда мужчины к ним давноне лезли с гнусным предложением.С таинственной женской натуройне справиться мысли сухой,но дама с хорошей фигурой —понятней, чем дама с плохой.Теряешь разум, девку встретив,и увлекаешься познанием;что от любви бывают дети,соображаешь с опозданием.В моей судьбе мелькнула ты,как воспаленное видение,как тень обманутой мечты,как мимолетное введение.Чтобы мерцал души кристаллогнем и драмой,беседы я предпочиталс одетой дамой.Поскольку женщина нагая —уже другая.Волнуя разум, льет лунасвет мироздания таинственный,и лишь философа женаспокойно спит в обнимку с истиной.Если дама в гневе и обидена коварных пакостниц и сучекплачет, на холодном камне сидя, —у нее не будет даже внучек.Вселяются души умерших людей —в родившихся, к ним непричастных,и души монахинь, попавши в б ляд ей,замужеством сушат несчастных.Вон дама вся дымится от затей,она не ищет выгод или власти,а просто изливает на людейзапасы невостребованной страсти.Я знание собрал из ветхих книг(поэтому чуть пыльное оно),а в женскую натуру я проникв часы, когда читать уже темно.Обманчив женский внешний вид,поскольку в нежной плоти хрупкойнатура женская таитединство арфы с мясорубкой.Во сне пришла ко мне намеднисоседка юная нагая;ты наяву приди, не медли,не то приснится мне другая.Дуэт любви — два слитных соло,и в этой песне интереснойдевица пряного посолавокально выше девы пресной.Как женской прелести примерв ее глазах такой интим,как будто где-то вставлен хери ей отрадно ощутим.Все, что женщине делать негоже,можно выразить кратко и просто:не ложись на прохвостово ложе,бабу портит объятье прохвоста.Когда года, как ловкий вор,уносят пыл из наших чресел,в постели с дамой — разговорнам делается интересен.Всегда готов я в новый путь,на легкий свет надежды шалойнайти отзывчивую грудьи к ней прильнуть душой усталой.Есть явное птичье в супружескойречизвучание чувств обнаженных;воркуют, курлычут, кукуют, щебечут,кудахчут и крякают жены.Про то, как друг на друга поглядели,пока забудь;мир тесен, повстречаемся в постеликогда-нибудь.У той — глаза, у этой — дивный стан,а та была гурман любовной позы,и тихо прошептал старик Натан:«Как хороши, как свежи были Розы!»Хотя мы очень похотливы,зато весьма неприхотливы.А жаль, что жизнь без репетицийтечет единожды сквозь факт:сегодня я с одной певицейсыграл бы лучше первый акт.Когда к нам дама на кроватьсама сигает в чем придется,Нам не не дано предугадать,во что нам это это обойдется.Когда я не спешу залечь с девицей,себя я ощущаю с умилениемхранителем возвышенных традиций,забытых торопливым поколением.Забав имел я в молодости массу,в несчетных интерьерах и пейзажахна девок я смотрел, как вор — на кассу,и кассы соучаствовали в кражах.Когда еще я мог и успевалиметь биографические факты,я с дамами охотно затевалповерхностно-интимные контакты.В разъездах, путешествиях, кочевьяхя часто предавался сладкой неге;на генеалогических деревьяхна многих могут быть мои побеги.Меж волнами любовного приливав наплыве нежных чувств изнемогая,вдруг делается женщина болтлива,как будто проглотила попугая.Наука описала мир как данность,на всем теперь названия прибиты,и прячется за словом «полигамность»тот факт, что мы ужасно блядовиты.Спектаклей на веку моем не густо,зато, насколько в жизни было сил,я жрицам театрального искусствасебя охотно в жертву приносил.Молит Бога, потупясь немного,о любви молодая вдовица;зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,с этим лучше ко мне обратиться.Не знаю выше интереса,чем вечных слов исполнить гаммуи вывести на путь прогрессазамшело нравственную даму.В дела интимные, двуспальныепартийный дух закрался тоже:есть дамы столь принципиальные,что со врага берут дороже.Петух ведет себя павлином,от индюка в нем дух и спесь,он как орел с умом куриным,но куры любят эту смесь.Подушку мнет во мраке ночи,вертясь, как зяблик на суку,и замуж выплеснуться хочетдевица в собственном соку.Какие дамы нам не разшептали: «Дорогой!Конечно, да! Но не сейчас,не здесь и не с тобой!»За тем из рая нас изгнали,чтоб на земле, а не в утопииплодили мы в оригиналесвои божественные копии.Семья, являясь жизни главнойшколой,изучена сама довольно слабо,семья бывает даже однополой,когда себя мужик ведет как баба.Увы, но верная жена,избегнув низменной пучины,всегда слегка раздраженаили уныла без причины.Чтобы души своей безбрежностьхудожник выразил сполна.нужны две мелочи: прилежностьи работящая жена.Логикой жену не победить,будет лишь кипеть она и злиться;чтобы бабу переубедить,надо с ней немедля согласиться.А та, с кем спала вся округа,не успевая вынимать,была прилежная супругаи добродетельная мать.В семье мужик обычно первыйбывает хворостью сражен,у бедных вдов сохранней нервы,ибо у женщин нету жен.Глаза еще скользят по женской талии,а мысли очень странные плывут:что я уже вот-вот куплю сандалии,которые меня переживут.

НАШ ДУХ БЫВАЕТ В ЖИЗНИИСКУШЕННЕ РАНЬШЕ, ЧЕМ НЕВИННОСТИ ЛИШЕН

С возрастом яснеет божий мир,делается больно и обидно.ибо жизнь изношена до дыри сквозь них былое наше видно.Я плавал в море, знаю сушу,я видел свет и трогал тьму;не грех уродует нам душу,а вожделение к нему.Размазни, разгильдяи, тетери —безусловно любезны Творцу:их уроны, утраты, потериим на пользу идут и к лицу.Нрав у Творца, конечно, крут,но полон блага дух Господний,и нас не он обрек на труд,а педагог из преисподней.Три фрукта варятся в компоте,где плещет жизни кутерьма:судьба души, фортуна плотии приключения ума.Недюжинного юмора запасиспользовав на замыслы лихие,Бог вылепил Вселенную и насиз хаоса, абсурда и стихии.Я жил во тьме и мгле,потом я к свету вышел;нет рая на земле,но рая нет и выше.Живешь, покоем дорожа,путь безупречен, прям и прост…Под хвост попавшая вожжапускает все коту под хвост.Мой разум точат будничныехлопоты,долги над головой густеют грозно,а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты,что к этому относишься серьезно.Я врос и вжился в роль балды,а те, кто был меня умней,едят червивые плодызмеиной мудрости своей.Чуя близость печальныхпревратностей,дух живой выцветает и вянет;если ждать от судьбы неприятностей,то судьба никогда не обманет.Забавен наш пожизненный удел —расписывать свой день и даже час,как если бы теченье наших делдействительно зависело от нас.Хотя еще Творца не знаю лично,но верю я, что есть и был такой:все сделать так смешно и так трагичновозможно лишь божественной рукой.Молитва и брань одновременнов живое сплетаются слово,высокое с низким беременновсе время одно от другого.Под осень чуть не с каждого сука,окрестности брезгливо озирая,глядят на нас вороны свысока,за труд и суету нас презирая.Товарищ, верь: взойдет она,и будет свет в небесной выси;какое счастье, что лунаот человеков не зависит!С азартом жить на свете так опасно,любые так рискованны пути,что понял я однажды очень ясно:живым из этой жизни — не уйти.Решит, конечно, высшаяинстанция —куда я после смерти попаду,но книги — безусловная квитанцияна личную в аду сковороду.А жаль, что на моей печальнойтризне,припомнив легкомыслие мое,все станут говорить об оптимизме,и молча буду слушать я вранье.Струны натянувши на гитары,чувствуя горенье и напор,обо мне напишут мемуарыте, кого не видел я в упор.Нам после смерти было б веселопоговорить о днях текущих,но будем только мхом и плесеньювсего скорей мы в райских кущах.

УЛУЧШИТЬ ЧЕЛОВЕКАНЕВОЗМОЖНОИ МЫ ВЕЛИКОЛЕПНЫ БЕЗНАДЕЖНО

Разбираться прилежно и слепов механизмах любви и вражды —так же сложно и столь же нелепо,как ходить по нужде без нужды.В житейской озверелой суетепоскольку преуспеть не всем дано,успеха добиваются лишь те,кто, будучи младенцем, ел гавно.По замыслу Бога порядок таков,что теплится всякая живность,и, если уменьшить число дураков,у них возрастает активность.Нет сильнее терзающей горести,жарче муки и боли острей,чем огонь угрызения совести;и ничто не проходит быстрей.Несобранный, рассеянныйи праздный,газеты я с утра смотрю за чаем;политика — предмет настолькогрязныйчто мы ее прохвостам поручаем.По дебрям прессы свежейскитаться я устал;век разума забрезжил,но так и не настал.А вы — твердя, что нам урокамине служит прошлое, — не правы:что раньше числилось пороками,теперь — обыденные нравы.Есть люди — едва к ним зайдяна крыльцо,я тут же прощаюсь легко:в гостях — рубашонка, штаны и лицо,а сам я — уже далеко.Он душою и темен и нищ.а игра его — светом лучится:божий дар неожидан, как прыщ,и на жопе он может случиться.Случай неожиданен, как выстрел,личность в этот миг видна до дна:то, что из гранита выбьет искру,выплеснет лишь брызги из гавна.Что царь или вождь — это главныйзлодей,придумали низкие лбы:цари погубили не больше людей,чем разного рода рабы.Простая истина нагаяопасна тогам и котурнам:осел, культуру постигая,ослом становится культурным.У всех по замыслу Творца —своя ума и духа зона,житейский опыт мудреца —иной, чем опыт мудозвона.Счастлив муж без боли и печали,друг удачи всюду и всегда,чье чело вовек не омрачалитени долга, чести и стыда.Любой народ разнообразенво всем хорошем и дурном,то жемчуг выплеснет из грязи,то душу вымажет гавном.Вражда развивает мой опыт,а лесть меня сил бы лишила,хотя с точки зрения жопыприятнее мыло, чем шило.Жестоки с нами дети, но заметим,что далее на свет родятся внуки,а внуки — это кара нашим детямза нами перенесенные муки.Ученье свет, а неучение —потемки, косность и рутина;из этой мысли исключение —образование кретина.Наша разность —не в мечтаниях бесплотных,не в культуре и не в туфлях на ногах:человека отличает от животныхпостоянная забота о деньгах.От выпивки в нас тает дух сиротства,на время растворяясь в наслаждении,вино в мужчине будит благородствои память о мужском происхождении.Всегда в разговорах и спорахпо самым случайным вопросаместь люди, мышленье которыхзапор сочетает с поносом.Умеренность, лекарства и диета,замашка опасаться и дрожать —способны человека сжить со светаи заживо в покойниках держать.Так Земля безнадежно круглаполучилась под божьей рукой,что на свете не сыщешь угла,чтоб найти там душевный покой.Толпа людей — живое существо;и разум есть, и дух, и ток по нервам,и даже очень видно вещество,которое всегда всплывает первым.Ты был и есть в моей судьбе,хоть был общенья срок недолог;я написал бы о тебе,но жалко — я не гельминтолог.Хотя, стремясь достигнуть и познать,мы глупости творили временами,всегда в нас было мужество признатьошибки, совершенные не нами.Всегда вокруг родившейся идеи,сулящей или прибыль или власть,немедленно клубятся прохиндеи,стараясь потеснее к ней припасть.Судить людей я не мастак,поняв давным-давно:Бог создал человека так.что в людях есть гавно.Враги мои, бедняги, нету дня,чтоб я вас не задел, мелькая мимо;не мучайтесь, увидевши меня:я жив еще, но это поправимо.Должна воздать почет и славу намтолпа торгующих невежд:между пеленками и саваноммы снашиваем тьму одежд.

В ОРГАНАХ СЛАБОСТЬ, ЗА КОЛИКОЙСПАЗМСТАРОСТЬ НЕ РАДОСТЬ, МАРАЗМНЕ ОРГАЗМ

Начал я от жизни уставать,верить гороскопам и пророчествам,понял я впервые, что кроватьможет быть прекрасна одиночеством.Утрачивает разум убежденья,теряет силу плоть и дух линяет:желудок — это орган наслаждения,который нам последним изменяет.Не из-за склонности ко злу,а от игры живого чувствалюбого возраста козлулюбезна сочная капуста.Белый цвет летит с ромашки,вянут ум и обоняние,лишь у маленькой рюмашкине тускнеет обаяние.Увы, красавица, как жалко,что не по мне твой сладкий пряник,ты персик, пальма и фиалка,а я давно уж не ботаник.Смотрю на нашу старость содобрением,мы заняты любовью и питьем;судьба нас так полила удобрением,что мы еще и пахнем и цветем.Того, что будет с нами впредь,уже сейчас легко достигнуть:с утра мне чтобы умереть —вполне достаточно подпрыгнуть.Стало сердце покалывать скверно,стал ходить, будто ноги по пуду;больше пить я не буду, наверно,хоть и меньше, конечно, не буду.К ночи слышней зловещеецоканье лет упорное,самая мысль о женщинедействует как снотворное.В душе моей не тускло и не пусто,и, даму если вижу в неглиже,я чувствую в себе живое чувство,но это чувство юмора уже.К любви я охладел не из-за лени,и к даме попадая ночью в дом,упасть еще готов я на колени,но встать уже с колен могу с трудом.Зря девки не глядят на старикови лаской не желают ублажать:мальчишка переспит — и был таков,а старенький — не в силах убежать.Время льется даже в тесныеэтажи души подвальные,сны мне стали сниться пресныеи уныло односпальные.С увлечением жизни моей детективя читаю, почти до конца проглотив.Тут сюжет уникального кроя:сам читатель — убийца героя.Кипя, спеша и споря,состарились друзья,и пьем теперь мы с горя,что пить уже нельзя.Болтая и трепясь, мы не фальшивы,мы просто оскудению перечим;чем более мы лысы и плешивы,тем более кудрявы наши речи.Подруг моих поблекшие чертыбестактным не задену я вниманием,я только на увядшие цветысмотрю теперь с печальнымпониманием.То ли поумнел седой еврей:мира не исправишь все равно,то ли стал от возраста добрей,то ли жалко гнева на гавно.Уже не люблю я витать в облаках,усевшись на тихой скамье,нужнее мне ножка цыпленка в руках,чем сон о копченой свинье.Весь день суетой загуби,плетусь я к усталому ужинуи вечером в куче себяуже не ищу я жемчужину.Знаю старцев, на жизненном склонекоротающих тихие днив том невидимом облаке вони,что когда-то издали они.Шепнуло мне прелестное создание,что я еще и строен и удал,но с нею на любовное свиданиена ровно четверть века опоздал.Другим теперь со сцены соловьипоют в их артистической красе,а я лишь выступления своихожу теперь смотреть, и то не все.Течет сквозь нас река времен,кипя вокруг, как суп;был молод я и неумен,теперь я стар и глуп.Пришел я с возрастом к тому,что меньше пью, чем ем,а пью так мало потому,что бросил пить совсем.С годами нрав мой изменился,я разлюбил пустой трезвон,я всем учтиво поклонилсяи отовсюду вышел вон.Нам пылать уже вряд ли пристало;тихо-тихо нам шепчет бутылка,что любить не спеша и устало —даже лучше, чем бурно и пылко.Не стареет моя подруга,хоть сейчас на экран кино,дует западный ветер с югав наше северное окно.На склоне лет на белом светевесьма уютно куковать,на вас поплевывают дети,а всем и вовсе наплевать.Подвергнув посмертной оценкесудьбу свою, душу и труд,я стану портретом на стенке,и мухи мой облик засрут.Прочтите надо мной мой некрологв тот день, когда из жизни уплыву:возвышенный его услыша слог,я, может быть, от смеха оживу.Мне жаль, что в опереттепанихидной,в ее всегда торжественном началене в силах буду репликой ехиднойразвеять обаяние печали.

УСОВЕРШЕНСТВУЯ ПЛОДЫЛЮБИМЫХ ДУМ,КОСИТСЯ НАБЕКРЕНЬ ПЕЧАЛЬНЫЙ УМ

Листаю стихи, обоняя со скукиих дух — не крылатый, но птичий:есть право души издавать свои звуки,но есть и границы приличий.Во мне приятель веру сеяли лил надежды обольщение,и столько бодрости навеял,что я проветрил помещение.Когда нас учит жизни кто-то.я весь немею;житейский опыт идиотая сам имею.Вовсе не отъявленная бестияя умом и духом, но однако —видя столп любого благочестия —ногу задираю, как собака.А вера в Господа моя —сестра всем верам:пою Творцу молитвы япером и хером.Весь век понукает невидимый враг насбумагу марать со слепым увлечением:поэт — не профессия, это диагнозпечальной болезни с тяжелымтечением.Слегка криминально мое бытие,но незачем дверь запирать на засов,умею украсть я лишь то, что мое;я ветер ворую с чужих парусов.Твоих убогих слов ненужностьи так мне кажется бесспорной,но в них видна еще натужность,скорей уместная в уборной.Ночью проснешься и думаешьгрустно:люди коварны, безжалостны, злы,всюду кипят ремесло и искусство,душат долги и не мыты полы.Чтоб сочен и весел был каждый обед,бутылки поставь полукругом,а чинность, и чопорность, и этикетпускай подотрутся друг другом.Портили глаза и гнули спины,только все не впрок и бесполезно,моего невежества глубины —энциклопедическая бездна.Нас как бы судьба ни коверкала,кидая порой наповал,а мне собеседник из зеркалавсегда с одобреньем кивал.За то греху чревоугодиясовсем не враг я, а напротив,что в нем есть чудная пародияна все другие страсти плоти.Я люблю, когда грустный нектопод обильное возлияниеисточает нам интеллектатухловатое обаяние.Мне жалко всех, кого в азартетоптал я смехом на заре —увы, но кротость наша в мартекуда слабей, чем в октябре.Восхищенные собственным чтением,два поэта схлестнули рога,я смотрю на турнир их с почтением,я люблю тараканьи бега.Стихов его таинственная пошлостьмне кажется забавной чрезвычайно,звуча как полнозвучная оплошность,допущенная в обществе случайно.Гетера, шлюха, одалиска —таят со мной родство ментальное,искусству свойственно и близкоих ремесло горизонтальное.Снимать устав с роскошных девшелка, атласы и муары,мы, во фланель зады одев,изводим страсть на мемуары.Настолько он изношен и натружен,что вышло ему время отдохнуть,уже венок из лавров им заслужен —хотя и не на голову отнюдь.Читатель нам — как воздух и вода,читатель в нас поддерживает дух;таланту без поклонников — беда;беда, что у людей есть вкус и слух.В похмельные утра жестокиеиз мути душевной являлисьмне мысли настолько глубокие,что тут же из виду терялись.Почувствовав тоску в родномпространстве,я силюсь отыскать исток тоски:не то повеял запах дальних странствий,не то уже пора сменить носки.Он талант, это всем несомненно,пишет сам и других переводит,в голове у него столько сена,что Пегас от него не отходит.Ругал эпоху и жену,искал борьбы, хотел покоя,понять умом одну странугрозился ночью с перепоя.Беспечный чиж с утра поет,а сельдь рыдает: всюду сети;мне хорошо, я идиот,а умным тяжко жить на свете.Глупо думать про лень негативнои надменно о ней отзываться:лень умеет мечтать так активно,что мечты начинают сбываться.Пот познавательных потугмне жизнь не облегчил,я недоучка всех наук,которые учил.Глупо гнаться, мой пишущий друг,за читательской влагой в глазу —все равно нарезаемый луклучше нас исторгает слезу.Он воплотил свой дар сполна,со вдохновеньем и техничновздувая волны из гавна,изготовляемого лично.Нет, я на лаврах не почил,верша свой труд земной:ни дня без строчки — как училменя один портной.Жили гнусно, мелко и блудливо,лгали и в стихе, и в жалкой прозе;а в раю их ждали терпеливо —райский сад нуждается в навозе.Меня любой прохожий чтобыпомнил,а правнук справедливо мной гордился,мой бюст уже лежит в каменоломне,а скульптор обманул и не родился.

ТРЕТИЙИЕРУСАЛИМСКИМ ДНЕВНИК1995

Я лодырь, лентяй и растяпа,

но в миг, если нужен я вдруг —

на мне треугольная шляпа

и серый походный сюртук.

ВСЕ, КОНЕЧНО, МЫ БРАТЬЯПО РАЗУМУ,ТОЛЬКО ОЧЕНЬ КАКОМУ-ТОРАЗНОМУ

Наш век имел нас так прекрасно,что мы весь мир судьбой пленяли.а мы стонали сладострастнои позу изредка меняли.По счастью, все, что омерзительнои душу гневом бередит.не существует в мире длительно,а мерзость новую родит.Вовек я власти не являлни дружбы, ни вражды,а если я хвостом вилял —то заметал следы.Сейчас полны гордыни те,кто, ловко выбрав час и место,в российской затхлой духотеоднажды пукнул в знак протеста.Вор хает вора возмущенно,глухого учит жить немой,галдят слепые восхищенно,как ловко бегает хромой.Кто ярой ненавистью пышет,о людях судя зло и резко —пусть аккуратно очень дышит,поскольку злоба пахнет мерзко.Нас много лет употребляли,а мы, по слабости и мелкости,послушно гнулись, но страдалиот комплекса неполноцелкости.В нас никакой избыток знаний,покров очков-носков-перчатокне скроет легкий обезьянийв лице и мыслях отпечаток.Все доступные семечки лузгая,равнодушна, глуха и слепа,в парках жизни под легкую музыкуодинокая бродит толпа.Владеть гавном — не сложный труди не высокая отрада:гавно лишь давят или мнут,а сталь — и жечь и резать надо.Еще вчера сей мелкий клопбыл насекомым, кровь сосущим,а ныне — видный филантропи помогает неимущим.Бес маячит рядом тенью тощей,если видит умного мужчину:умного мужчину много прощедаром соблазнить на бесовщину.Загадочно в России бродят дрожжи,все связи стали хрупки или ржавы,а те, кто жаждет взять бразды и вожжи,страдают недержанием державы.По дряхлости скончался своевременнорежим, из жизни сделавший надгробие;российская толпа теперь беременнамечтой родить себе его подобие.В раскаленной скрытой давкеувлекаясь жизни пиром,лестно маленькой пиявкеслыть и выглядеть вампиром.Видимо, в силу породы,ибо всегда не со злакурица русской свободытухлые яйца несла.От ветра хлынувшей свободы,хотя колюч он и неласков,томит соблазн пасти народывсех пастухов и всех подпасков.По воле здравого рассудкакто дал себя употреблять —гораздо чаще проститутка,чем нерасчетливая блядь.Россия ко всему, что в ней содеется,и в будущем беспечно отнесется:так дева, забеременев, надеется,что все само собою рассосется.Вокруг березовых осинчертя узор хором воздушных,всегда сколотит сукин сынсоюз слепых и простодушных.Живу я, свободы ревнитель,весь век искушая свой фарт;боюсь я, мой ангел-хранительоднажды получит инфаркт.Российская жива идея-фикс,явились только новые в ней ноты,поскольку дух России, темный сфинкс,с загадок перешел на анекдоты.Выплескивая песни, звуки, вздохи,затворники, певцы и трубачи —такие же участники эпохи,как судьи, прокуроры, палачи.Российской власти цвет и знатьтак на свободе воскипели,что стали с пылом продаватьвсе, что евреи не успели.Этот трактор в обличье мужчинытоже носит в себе благодать;человек совершенней машины,ибо сам себя может продать.Кто сладко делает кулич,принадлежит к особой касте,и все умельцы брить и стричьлегко стригут при всякой власти.Конечно, это горько и обидно,однако долгой жизни под конецмне стало совершенно очевидно,что люди происходят от овец.Смотреть на мир наш объективно,как бы из дальней горной рощи —хотя не менее противно,но безболезненней и проще.Надеюсь я коллег не раню,сказав о нашей безнадежности,поскольку Пушкин слушал няню,а мы — подонков разной сложности.Наш век настолько прихотливосвернул обычный ход истории,что, очевидно, музу Клиопотрахал бес фантасмагории.Возложить о России заботувсей России на Бога охота,чтоб оставить на Бога работуиз болота тащить бегемота.Все споры вспыхнули опятьи вновь текут, кипя напрасно;умом Россию не понять,а чем понять — опять не ясно.Наших будней мелкие мытарства,прихоти и крахи своеволия —горше, чем печали государства,а цивилизации — тем более.Хоть очень разны наши страсти,но сильно схожи ожидания,и вождь того же ждет от власти,что ждет любовник от свидания.Когда кипят разбой и блядствои бьются грязные с нечистыми,я грустно думаю про братство,воспетое идеалистами.Опасностей, пожаров и бурановзабыть уже не может ветеран;любимая услада ветеранов —чесание давно заживших ран.История бросками и рывкамиэпохи вытрясает с потрохами,и то, что затевало жить веками,внезапно порастает лопухами.Есть в речах политиков унылыхмного и воды и аргументов,только я никак понять не в силах,чем кастраты лучше импотентов.Всюду запах алчности неистов,мечемся, на гонку век ухлопав;о, как я люблю идеалистов,олухов, растяп и остолопов!За раздор со временем лихими за годы в лагере на нарахдолго сохраняется сухимпорох в наших перечницах старых.Эпоха нас то злит, то восхищает,кипучи наши ярость и экстаз,и все это бесстрастно поглощаетистории холодный унитаз.Мы сделали изрядно много,пока по жизни колбасились,чтобы и в будущем до Богамольбы и стоны доносились.России вновь дают кредит,поскольку все течет,а кто немножко был убит —они уже не в счет.Густы в России перемены,но чуда нет еще покуда:растут у многих партий члены,а с головами очень худо.Русское грядущее прекрасно,путь России тяжек, но высок;мы в гавне варились не напрасно,жалко, что впитали этот сок.

ПОСКОЛЬКУ ИСТИНА — В ВИНЕТО ЧАСТЬ ЕЕ УЖЕ ВО МНЕ

Когда пивные сдвинув кружкимы славим жизни шевеление,то смотрят с ревностью подружкина наших лиц одушевление.Совместное и в меру возлияниене только от любви не отвращает,но каждое любовное слияниевесьма своей игрой обогащает.Любви горенье нам данои страсти жаркие причуды,чтобы холодное винотекло в нагретые сосуды.Да, мне умерить пыл и прытьпора уже давно:я пить не брошу, но куритьне брошу все равно.Себя я пьянством не разрушу,ибо при знании пределанапитки льются прямо в душу,оздоровляя этим тело.Дух мой растревожить невозможноденежным смутительным угаром,я интеллигентен безнадежно,я употребляюсь только даром.Когда к тебе приходит некто,духовной жаждою томим,для утоленья интеллектараспей бутылку молча с ним.Цветок и садовник в едином лице,я рюмке приветно киваюи, чтобы цветок не увял в подлеце,себя изнутри поливаю.Поскольку склянка алкоголя —стекляшка вовсе не простая,то, как только она пустая —в душе у нас покой и воля.Оставив дикому трамваюохоту мчать, во тьме светясь,я лежа больше успеваю,чем успевал бы, суетясь.Чтоб жить разумно (то есть бледно)и максимально безопасно,рассудок борется победносо всем, что вредно и прекрасно.Душевно я вполне еще здоров,и съесть меня тщеславию невмочь,я творческих десяток вечеровлегко отдам за творческую ночь.Да, выпив, я валяюсь на полу:да, выпив, я страшней садовых пугал,но врут, что я ласкал тебя в углу;по мне, так я ласкал бы лучше угол.Во мне убого сведений меню,не знаю я ни фактов, ни событий,но я свое невежество ценюза радость неожиданных открытий.Насмешлив я к вождям, старухам,пророчествам и чудесам,однако свято верю слухам,которые пустил я сам.Мы вовсе не грешим, когда пируем,забыв про все стихии за стеной,а мудро и бестрепетно воруемдух легкости у тяжести земной.Хотя погрязший в алкоголея по-житейски сор и хлам,но съем последний хер без солия только с другом пополам.Душа порой бывает так задета,что можно только выть или орать:я плюнул бы в ранимого эстета,но зеркало придется вытирать.К лести, комплиментам и успехам(сладостным ручьем они вливаются)если относиться не со смехом —важные отверстия слипаются.Зачем же мне томиться и печалиться,когда по телевизору в пивнойвчера весь вечер пела мне красавица,что мысленно всю ночь она со мной?Для жизни шалой и отпетойдень каждый в утренней тишитворят нам кофе с сигаретойреанимацию души.Не слушая судов и пересудов,настаиваю твердо на одном:вместимость наших умственныхсосудоврастет от полоскания вином.Был томим я, был палим и гоним,но не жалуюсь, не плачу, не злюсь,а смеюсь я горьким смехом моими живу лишь потому, что смеюсь.Нет, я в делах не тугодум,весьма проста моя замашка:я поступаю наобум,а после мыслю, где промашка.Я б рад работать и трудиться,я чужд надменности пижонской,но слишком портит наши лицапечать заезженности конской.Не темная меня склоняла воляк запою после прожитого дня:я больше получал от алкоголя,чем пьянство отнимало у меня.Хоть я философ, но не стоик,мои пристрастья не интимны:когда в пивной я вижу столик,моя душа играет гимны.Питаю к выпивке любовь я,и мух мой дым табачный косит,а что полезно для здоровья,мой организм не переносит.Мне чужд Востока тайный пламень,и я бы спятил от тоски,век озирая голый каменьи созерцая лепестки.Так ли уж совсем и никому?С истиной сходясь довольно близко,все-таки я веку своемунужен был, как уху — зубочистка.Подлинным по истине томлениямплотская питательна утеха,подлинно высоким размышлениямпьянство и обжорство — не помеха.Пока прогресс везде ретивоменяет мир наш постепенно,подсыпь-ка чуть нам соли в пиво,чтоб заодно осела пена.Хоть мыслить вовсе не горазд,ответил я на тьму вопросов,поскольку был энтузиасти наблюдательный фаллософ.Поздним утром я вяло встаю,сразу лень изгоняю без жалости,но от этого так устаю,что ложусь, уступая усталости.На тьму житейских упущенийсмотрю и думаю тайком,что я в одном из воплощенийбыл местечковым дураком.По многим я хожу местам,таская дел житейских кладь,но я всегда случаюсь там,где начинают наливать.Позабыв о душевном копании,с нами каждый отменно здоров,потому что целебно в компаниисовдыхание винных паров.Мы так во всех полемиках орем,как будто кипяток у нас во рту;настаивать чем тупо на своем,настаивать разумней на спирту.Во мне смеркаться стал огонь;сорвав постылую узду,теперь я просто старый конь,пославший на хер борозду.Сегодня ощутил я горемычно,как жутко изменяют нас года;в себя уйдя и свет зажгя привычно,увидел, что попал я не туда.Ловил я кайф, легко играяту роль, какая выпадала,за что меня в воротах раяждет рослый ангел-вышибала.Зачем под сень могильных плитнести мне боль ушедших лет?Собрав мешок моих обид,в него я плюну им вослед.

ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ,ЕЕ ПОРЫВЫ — РУКОТВОРНЫ

Мы всякой власти бесполезныи не сильны в карьерных трюках,поскольку маршальские жезлыне в рюкзаках у нас, а в брюках.Не раз и я, в объятьях девлегко входя во вдохновение,от наслажденья обалдев.остановить хотел мгновение.А возгораясь по ошибке,я погасал быстрее спички:то были постные те рыбки.то слишком шустрые те птички.Я никак не пойму, отчеготак я к женщинам пагубно слаб;может быть, из ребра моегобыло сделано несколько баб?Душа смиряет в теле смуты,бродя подобно пастуху,а в наши лучшие минутыдуша находится в паху.Мы когда крутили шуры-мурыс девками такого же запала,в ужасе шарахались амуры,луки оставляя где попало.Пока я сплю, не спит мой друг,уходит он к одной пастушке,чтоб навестить пастушкин луг,покуда спят ее подружки.Всегда ланиты, перси и устаописывали страстные поэты,но столь же восхитительны места,которые доселе не воспеты.Из наук, несомненно благихдля юнцов и для старцев согбенных,безусловно полезней другихгеография зон эрогенных.Достану чистые трусы,надену свежую рубашку,приглажу щеточкой усыи навешу свою милашку.Погрязши в низких наслаждениях.их аналитик и рапсод,я достигал в моих паденияхвесьма заоблачных высот.Вот идеал моей идиллии:вкусивши хмеля благодатьи лежа возле нежной лилии,шмелей лениво обсуждать.Я женских слов люблю родники женских мыслей хороводы,поскольку мы умны от книг,а бабы — прямо от природы.Без вакханалий, безобразийи не в урон друзьям-товарищаммои цветы не сохли в вазе,а раздавались всем желающим.Всем дамам нужен макияждля торжества над мужиками:мужчина, впавший в охуяж,берется голыми руками.Я близок был с одной вдовой,в любви достигшей совершенства,и будь супруг ее живой,он дал бы дуба от блаженства.Не знаю слаще я морокисреди морок житейских прочих,чем брать любовные урокиу дам, к учительству охочих.Являют умственную прытьпускай мужчины-балагуры,а бабе ум полезней скрыть —он отвлекает от фигуры.Даму обольстить не мудрено,даме очень лестно обольщение,даму опьяняет, как вино,дамой этой наше восхищение.Соблазнам не умея возражать,я все же твердой линии держусь:греха мне все равно не избежать,так я им заодно и наслажусь.Хоть не был я возвышенной натурой,но духа своего не укрощали девушек, ушибленных культурой,к живой и свежей жизни обращал.Одна воздержанная дамавесьма сухого поведениядетей хотела так упрямо,что родила от сновидения.Любой альков и будуар,имея тайны и секреты,приносит в наш репертуариные па и пируэты.Те дамы не просто сидят —умыты, завиты, наряжены, —а внутренним взором глядятв чужие замочные скважины.Когда земля однажды треснула,сошлись в тот вечер Оля с Витей;бывает польза интереснаяот незначительных событий.Бросает лампа нежный светна женских блуз узор,и фантики чужих конфетласкают чуткий взор.Увидев девку, малой толикине ощущаю я стыда,что много прежде мысли — стоит ли? —я твердо чувствую, что да.Важна любовь, а так ли, сяк ли —хорош любой любовный танец;покуда силы не иссякли,я сам изрядный лесбиянец.Любил я сесть в чужие сани,когда гулякой был отпетым:они всегда следили сами,чтобы ямщик не знал об этом.Легко мужчинами владея,их так умела привечать,что эллина от иудеяне поспевала отличать.Хватает на бутыль и на еду,но нету на оплату нежных дам,и если я какую в долг найду,то честно с первой пенсии отдам.Хвала и слава лилиям и розам,я век мой пережил под их наркозом.К любви не надо торопиться,она сама придет к вам, детки,любовь нечаянна, как птица,на папу капнувшая с ветки.Милый спать со мной не хочет,а в тетрадку ночь и деньсамодеятельно строчитпоебень и хуетень.Весьма заботясь о контрастеи относясь к нему с почтением,перемежал я пламя страстираздумьем, выпивкой и чтением.В тихой смиреннице каждой,в робкой застенчивой лапушкемогут проснуться однаждыблядские гены прабабушки.Бес любит юных дам подзуживатьупасть во грех, и те во мракевдруг начинают обнаруживатьвезде фаллические знаки.Когда Господь, весы колебля,куда что класть негромко скажет,уверен я, что наша ебляна чашу праведности ляжет.С возрастом острей мужицкий глаз,жарче и сочней души котлета,ибо ранней осенью у нас,как у всей природы — бабье лето.Ромашки, незабудки и гортензииразличного строенья и окраскиусиливают с возрастом претензиина наши садоводческие ласки.Это грешно звучит и печально,но решил я давно для себя:лучше трахнуть кого-то случайно,чем не мочь это делать, любя.За повадку не сдаватьсяи держать лицо при этомдамы любят покрыватьсякоролем, а не валетом.Я красоту в житейской хлябиловлю глазами почитателя:беременность в хорошей бабевидна задолго до зачатия.А жалко, что незыблема граница,положенная силам и годам,я б мог еще помочь осуществитьсямечте довольно многих юных дам.Мы судим о деве снаружи —по стану, лицу и сноровке,но в самой из них неуклюжейне дремлет капкан мужеловки.Да, в небесах заключается брак,там есть у многих таинственный враг.Бог чувствует, наверно, боль и грусть,когда мы в суете настолько тонем,что женщину ласкаем наизусть,о чем-то размышляя постороннем.Мне кажется, былые потаскушки,знававшие катанье на гнедых,в года, когда они уже старушки,с надменностью глядят на молодых.Творца, живущего вдали,хотел бы я предупредить:мы стольких дам недоебли,что смерти стоит погодить.Я в разных почвах семя сеял:духовной, плотской, днем и ночью,но, став по старости рассеян,я начал часто путать почву.Я прежний сохранил в себе задор,хотя уже в нем нет былого смысла,поэтому я с некоторых порподмигиваю девкам бескорыстно.С годами стали круче лестницыи резко слепнет женский глаз:когда-то зоркие прелестницытеперь в упор не видят нас.А бывает, что в сумрак осеннийв тучах луч означается хрупкий,и живительный ветер весеннийзадувает в сердца и под юбки.Что к живописи слеп, а к музыкея глух —уже невосполнимая утрата,зато я знаю несколько старухс отменными фигурами когда-то.Логической мысли забавная нитьстолетия вьется повсюду:поскольку мужчина не может родить,то женщина моет посуду.Зря вы мнетесь, девушки,грех меня беречь,есть еще у дедушкичем кого развлечь.Зря жены квохчут оголтело,что мы у девок спим в истоме,у нас блаженствует лишь тело,а разум — думает о доме.Ты жуткий зануда, дружок,но я на тебя не в обиде,кусая тайком пирожок,какого ты сроду не видел.Внутри семейного узлав период ссор и междометийвсегда легко найти козла,который в этой паре третий.Настолько в детях мало толка,что я, признаться, даже рад,что больше копий не нащелкалмой множительный аппарат.Куда ни дернешься — повсюдув туман забот погружена,лаская взорами посуду,вокруг тебя сидит жена.Глаз людской куда ни глянет,сохнут бабы от тоски,что любовь мужская вянети теряет лепестки.Послушно соглашаюсь я с женой,хотя я совершенно не уверен,что конь, пускай изрядно пожилой,уже обязан тихим быть, как мерин.Когда у нас рассудок, дух и честьнаходятся в согласии и мире,еще у двоеженца радость естьот мысли, что не три и не четыре.Да, я бывал и груб и зол,однако помяну,что я за целый век извелвсего одну жену.

СЛИШКОМ Я ЛЮБЛЮ ДРУЗЕЙ МОИХ,ЧТОБЫ СЛИШКОМ ЧАСТО ВИДЕТЬ ИХ

Течет беспечно как водасреди полей и косогоров,живительная ерундавечерних наших разговоров.Тяжки для живого организматрели жизнерадостного свиста,нету лучшей школы пессимизма,чем подолгу видеть оптимиста.Не могут ничем насладиться вполнеи маются с юмором люди,и видят ночами все время во снеони горбуна на верблюде.Мы одиноки, как собаки,но нас уже ничем не купишь,а бравши силой, понял всякий,что только хер зазря затупишь.По собственному вкусу я сужу.чего от собеседника нам нужно.и вздор напропалую горожуохотнее, чем умствую натужно.Ты в азарте бесподобенярой одурью своей,так мой пес весной способенпылко трахать кобелей.Я вижу объяснение простоетого, что ты настолько лучезарен:тебя, наверно, мать рожала стояи был немного пол тобой ударен.Хоть я свои недуги не лечу,однако, зная многих докторов,я изредка к приятелю-врачухожу, когда бедняга нездоров.То истомясь печалью личной,то от погибели в вершке,весь век по жизни горемычноймечусь, как мышь в ночном горшке.Я курю возле рюмки моей,а по миру сочится с экрановсоловьиное пение змейи тигриные рыки баранов.Мой восторг от жизни обоснован,Бог весьма украсил жизнь мою:я, по счастью, так необразован,что все время что-то узнаю.В эпоху той поры волшебной,когда дышал еще легко,для всех в моей груди душевнойимелось птичье молоко.Сбыл гостя. Жизнь опять моя.Слегка душа очнулась в теле.Но чувство странное, что я —башмак, который не надели.Поскольку я большой философ,то жизнь открыла мне сама,что глупость — самый лучший способупотребления ума.С утра неуютно живется сове,прохожие злят и проезжие,а затхлость такая в ее голове,что мысли ужасно несвежие.С утра суется в мысли дребеденьо жизни, озаренной невезением,с утра мы друг на друга — я и день —взираем со взаимным омерзением.Несчастным не был я нисколько,легко сказать могу теперь уж я,что если я страдал, то толькоот оптимизма и безденежья.На убогом и ветхом диванчикея валяюсь, бездумен и тих,в голове у меня одуванчики,но эпоха не дует на них.Я часто спорю, ярый нрави вздорность не тая,и часто в споре я не прав,а чаще — прав не я.Поскольку я жил не эпическии брюки недаром носил,всегда не хватало хроническимне времени, денег и сил.Поскольку я себя естественновезде веду, то я в наградуи получаю соответственнопо носу, черепу и заду.Свои серебряные латыношу я только оттого,что лень поставить мне заплатына дыры платья моего.Чтобы вынести личность мою,нужно больше, чем просто терпение,ибо я даже в хоре поюисключительно личное пение.Врут обо мне в порыве злобы,что все со смехом гнусно хаю,а я, бля, трагик чистой пробы,я плачу, бля, и воздыхаю.Не в том беда, что одинок,а в ощущеньях убедительных,что одинок ты — как челнокмежду фрегатов победительных.Настолько не знает пределалюбовь наша к нам дорогим,что в зеркале вялое теломы видим литым и тугим.Живя не грустя и не ноя,и радость и горечь ценя,порой наступал на гавно я,но чаще — оно на меня.Застолья благочинны и богатыв домах, где мы чужие, но желанны,мужчины безупречны и рогаты,а женщины рогаты и жеманны.Напрасно я нырнул под одеяло,где выключил и зрение и слух,во сне меня камнями побивалатолпа из целомудренных старух.Порой издашь дурацкий зык,когда устал или задерган,и вырвать хочется язык,но жаль непарный этот орган.У многих авторов с тех пор,как возраст им понурил нос,при сочинительстве — запор,а с мемуарами — понос.Верчусь я не ради забавы,я теплю тупое стремлениес сияющей лысины славыпостричь волоски на кормление.Не зря мы, друг, о славе грезили,нам не простят в родном краю,что влили мы в поток поэзиисвою упругую струю.Когда насильно свой прибортерзает творческая личность,то струны с некоторых порутрачивают эластичность.Я боюсь в человеках напевности,под которую ищут взаимности,обнажая свои задушевностии укромности личной интимности.Когда с тобой беседует дурак,то кажется, что день уже потух,и свистнул на горе-вареный рак,и в жопу клюнул жареный петух.Он не таит ни от когосвоей открытости излишек,но в откровенности егоесть легкий запах от подмышек.Не лез я с моськами в разбор,молчал в ответ на выпад резкий,чем сухо клал на них прибор,не столь увесистый, как веский.На вид неловкий и унылый,по жизни юрок ты, как мышь;тебя послал я в жопу, милый, —ты не оттуда ли звонишь?Такой терзал беднягу страхзабытым быть молвой и сплетней,что на любых похоронахон был покойника заметней.Хвалишься ты зря, что оставалсячестным, неподкупным и в опале;многие, кто впрямь не продавался —это те, кого не покупали.Покуда крепок мой табаки выпивка крепка,мне то смешон мой бедный враг,то жалко дурака.Нет беды, что юные проделкивыглядят нахально или вздорно;радуюсь, когда барашек мелкийпортит воздух шумно и задорно.Да, друзья-художники, вы правы,что несправедлив жестокий срок,ибо на лучах посмертной славыхочется при жизни спечь пирог.Пишу печальные стишкипро то, как больно наблюдатьнепроходимость той кишки,откуда каплет благодать.Забавно желтеть, увядая,смотря без обиды пустойна то, как трава молодаясмеется над палой листвой.

В НАС ОЧЕНЬ ОСТРО ЧУВСТВО ДОЛГА,МЫ ПРОСТО ЧУВСТВУЕМ НЕДОЛГО

По счету света и тепла,по мере, как судьба согнула,жизнь у кого-то протекла,а у другого — прошмыгнула.Все растяпы, кулемы, разини —лучше нас разбираются в истине:в их дырявой житейской корзинеспит густой аромат бескорыстия.Душе уютны, как пальто,иллюзии и сантименты,однако жизнь — совсем не то,что думают о ней студенты.Бродяги, странники, скитальцы,попав из холода в уют,сначала робко греют пальцы,а после к бабе пристают.Наш разум налегке и на скакувторгается в округу тайных сфер,поскольку ненадолго дуракустеклянный хер.Однажды человека приведетрастущее техническое знаниек тому, что абсолютный идиотсумеет повлиять на мироздание.Да, Господь, лежит на мне вина:глух я и не внемлю зову долга,ибо сокрушители гавнатоже плохо пахнут очень долго.Мерзавцу я желаю, чтобы онв награду за подлянку и коварствооднажды заработал миллиони весь его потратил на лекарство.Увы, при царственной фигуре(и дивно морда хороша)плюгавость может быть в натуреи косоглазой быть душа.Покрытость лаками и глянцеми запах кремов дорогихзаметно свойственней поганцам,чем людям, терпящим от них.Поскольку нету худа без добра,утешить мы всегда себя умеем,что если не имеем ни хера,то право на сочувствие имеем.Где сегодня было пустона полях моих житейских,завтра выросла капустаиз билетов казначейских.Я спорю искренно и честно,я чистой истины посредник,и мне совсем не интересно,что говорит мой собеседник.Бегу, куда азарт посвищет,тайком от совести моей.поскольку совесть много чище,если не пользоваться ей.Я б устроил в окрестностях местных.если б силами ведал природными,чтобы несколько тварей известныхбыли тварями, только подводными.Наука зря в себе уверена,ведь как науку ни верти,а у коня есть путь до мерина,но нет обратного пути.Весь день сегодня ради прессыпустив на чтение запойное,вдруг ощутил я с интересом,что проглотил ведро помойное.Как, Боже, мы похожи на блядейжеланием, вертясь то здесь, то там,погладить выдающихся людейпо разным выдающимся местам.Ценю читательские чувства я,себя всего им подчиняю:где мысли собственные — грустные,там я чужие сочиняю.Не в муках некой мысли неотложнойон вял и еле двигает руками —скорее в голове его несложнойвоюют тараканы с пауками.А кто орлом себя считает,презревши мышью суету,он так заоблачно летает,что даже гадит на лету.Я не уверен в божьем чудеи вижу внуков без прикрас,поскольку будущие людипроизойдут, увы, от нас.С народной мудростью в ладуи мой уверен грустный разум,что, как ни мой дыру в заду,она никак не станет глазом.

ЧЕМ Я ГРУСТНЕЙ И ЧЕМ СТАРЕЙ,ТЕМ И ВИДНЕЙ, ЧТО Я ЕВРЕЙ

Всегда с евреем очень сложно,поскольку очень очевидно,что полюбить нас — невозможно,а уважать — весьма обидно.Стараюсь евреем себя я вестина самом высоком пределе:святое безделье субботы блюстистремлюсь я все дни на неделе.Наш ум погружен в темь и смутуи всуе мысли не рожает;еврей умнеет в ту минуту,когда кому-то возражает.Не надо мне искатьни в сагах, ни в былинахистоки и следы моих корней;мой предок был еврей и в Риме ив Афинах,и был бы даже в Токио еврей.Все зыбко в умах колыхалосьповсюду, где жил мой народ;евреи придумали хаос,анархию, спор и разброд.Когда бы мой еврейский Богбыл чуть ко мне добрей,он так легко устроить мог,чтоб не был я еврей!Совсем не к лицу мне корона,Бог царского нрава не дал,и зад не годится для трона,но мантию я бы продал.Умения жить излагал нам наукузнакомый настырный еврей,и я благодарно пожал ему рукудверями квартиры своей.Чтоб речь родную не забыть,на ней почти не говоря,интересуюсь я купитьсебе большого словаря.Высветив немыслимые дали(кажется, хватили даже лишку),две великих книги мы создали:Библию и чековую книжку.С еврейским тайным умыслом слияниезаметно в каждом факте и событии,и слабое еврейское влияниепока только на Марсе и Юпитере.Среди болотных пузырей,надутых газами гниения,всегда находится еврей —венец болотного творения.Еврея тянет выше, выше,и кто не полный идиот,но из него портной не вышел,то он в ученые идет.Надеждой душу часто грея,стремлюсь я форму ей найти;когда нет денег у еврея,то греет мысль: они в пути.Еврей, зажгя субботнюю свечу,в мечтательную клонится дремоту,и все еврею в мире по плечу,поскольку ничего нельзя в субботу.Напрасно осуждается жестокийфинансовый еврейский хваткий норов:евреи друг из друга давят сокипохлеще, чем из прочих помидоров.В соплеменной теснотевсе суются в суету,чтобы всунуть в суетевсяческую хуету.Смотрю на волны эмиграциия озадаченно слегка:Сальери к нам сюда стремятсяактивней моцартов пока.Когда-то всюду злаки зрели,славяне строили свой Рим,и древнерусские евреиписали летописи им.Когда Россия дело злазабрала в собственные руки,то мысль евреев уползлав диван культуры и науки.Плюет на ухмылки, наветы и сплетнии пляшет душа под баян,и нет ничего для еврея заветнейидеи единства славян.Не терся я у власти на видуи фунты не менял я на пиастры,а прятался в бумажном я саду,где вырастил цветы экклезиастры.Еврей — не худшее созданиемеж божьих творческих работ:он и загадка мироздания,и миф его, и анекдот.

НИ ЗА КАКУЮ В ЖИЗНИ МЗДУНЕЛЬЗЯ ДУШЕ ВЛЕЗАТЬ В УЗДУ

С Богом я общаюсь без нытьяи не причиняя беспокойства:глупо на устройство бытияжаловаться автору устройства.Сегодня жить совсем не скучно:повсюду пакость, гнусь и скверна,все объясняется научно,и нам неважно, что неверно.Живу сызмальства и донынея в убежденности спокойной,что в мире этом нет святыни,куска навоза не достойной.Вся история нам говорит,что Господь неустанно творит:каждый год появляется гниданеизвестного ранее вида.И думал я, пока дремал,что зря меня забота точит:мир так велик, а я так мал,и мир пускай живет как хочет.Ангел в рай обещал мне талон,если б разум я в мире нашел;я послал его на хуй, и онвмиг исчез — очевидно, пошел.Причудлив духа стебель сорный.поскольку если настоящий.то бесполезный, беспризорный,бесцельный, дикий и пропащий.С укором, Господь, не смотри,что пью и по бабам шатаюсь:я все-таки, черт побери,Тебя обмануть не пытаюсь.Из бездонного духовного колодцаангел дух душе вливает (каждой —ложка),и естественно, кому-то достаетсяэтот дух уже с тухлятиной немножко.Пустым горением охвачен,мелю я чушь со страстью пылкой;у Бога даже неудачибывают с творческою жилкой.На свете столько разныхвероятностей,внезапных, как бандит из-за угла,что счастье — это сумманеприятностей,от коих нас судьба уберегла.Душа моя, признаться если честно,черствеет очень быстро и легко,а черствому продукту, как известно,до плесени уже недалеко.У душ (поскольку божьи твари)есть духа внешние улики:у душ есть морды, рожи, хари,и лица есть, а реже — лики.Во мне то булькает кипение,то прямо в порох брызжет искра;пошли мне, Господи, терпение,но только очень, очень быстро.Мало что для меня несомненнов этой жизни хмельной и галдящей,только вера моя неизменна,но религии нет подходящей.Мольбами воздух оглашая,мы столько их издали вместе,что к Богу очередь большаяиз только стонов лет на двести.Душа моя безоблачно чиста,и крест согласен дальше я нести,но отдых от несения крестастараюсь я со вкусом провести.Надо пить и много и немного,надо и за кровные и даром,ибо очень ясно, что у Боганам не пить амброзию с нектаром.Чтоб нам в аду больней гореть,вдобавок бесы-истязателизаставят нас кино смотреть,на что мы жизни наши тратили.Знать не зная спешки верхоглядства,чужд скоропалительным суждениям,Бог на наше суетное блядствосмотрит с терпеливым снисхождением.Я праведностью. Господи, пылаю,я скоро тапки ангела обую,а ближнего жену хотя желаю,однако же заметь, что не любую.Твердо знал он, что нет никогоза прозрачных небес колпаком,но вчера Бог окликнул егои негромко назвал мудаком.Увы, в обитель белых крылмы зря с надеждой пялим лица:Бог, видя, что Он сотворил,ничуть не хочет нам явиться.Мольба слетела с губ самаи помоги, пока не поздно:не дай, Господь, сойти с умаи отнестись к Тебе серьезно.Давай, Господь, поделим благодать:Ты веешь в небесах, я на ногах —давай я буду бедным помогать,а Ты пока заботься о деньгах.Творец забыл — и я винюЕго за этот грех —внести в судьбы моей менюфинансовый успех.Пылал я страстью пламенной,встревал в междоусобие,сидел в темнице каменной —пошли, Господь, пособие!Я уже привык, что мир таков,тут любил недаром весь мой срокя свободу, смех и чудаков —лучшего Творец создать не мог.В духовной жизни я такогонаповидался по пути,что в реках духа мировогобыть должен запах не ахти.Давно пора устроить заповедники,а также резервации и гетто,где праведных учений проповедникидруг друга обольют ручьями света.Ханжа, святоша, лицемер —сидят под райскими дверями,имея вместо носа херс двумя сопливыми ноздрями.Идея, когда образуется,должна через риск первопуткапройти испытание улицей —как песня, как девка, как шутка.Я так привык уже к перу,что после смерти — верю в чудо —Творец позволит мне игрусловосмесительного блуда.Работа наша и безделье,игра в борьбу добра со злом,застолье наше и постелье —одним повязаны узлом.Много нашел я в осушенных чашах,бережно гущу храня:кроме здоровья и близостей наших,все остальное — херня.Спасибо Творцу, что такаядана мне возможность дышать,спасибо, что в силах пока язапреты Его нарушать.К Богу явлюсь я без ужаса,ибо не крал и не лгал.я только цепи супружествабабам нести помогал.Свое оглядев бытие скоротечное,я понял, что скоро угасну,что сеял разумное, доброе, вечноея даже в себе понапрасну.Как одинокая перчатка,живу, покуда век идет,я в божьем тексте — опечатка,и скоро Он меня найдет.

НА СВЕТЕ НИЧЕГО НЕТ ПОСТОЯННЕЙПРЕВРАТНОСТЕЙ, ПОТЕРЬИ РАССТАВАНИЙ

Уходит засидевшаяся гостья,а я держу пальто ей и киваю;у старости простые удовольствия,теперь я дам хотя бы одеваю.В толпе замшелых старичковуже по жизни я хромаю,еще я вижу без очков,но в них я лучше понимаю.Что в зеркале? Колтун волос,узоры тягот и томлений,две щелки глаз и вислый носс чертами многих ущемлений.Вот я получил еще однувесть, насколько время неотступно,хоть увидеть эту сединутолько для подруг моих доступно.Мне гомон, гогот и галдеж —уже докучное соседство,поскольку это молодежьили впадающие в детство.А в кино когда ебутся —хоть и понарошке, —на душе моей скребутсямартовские кошки.Поездил я по разным странам,печаль моя, как мир, стара:какой подлец везде над краномповесил зеркало с утра?Я в фольклоре нашел вранье:нам пословицы нагло врут,будто годы берут свое…Это наше они берут!Увы, но облик мой и видпри всей игре воображенияуже не воодушевитдевицу пылкого сложения.Уже куда пойти — большой вопрос,порядок наводить могу часами,с годами я привычками оброс,как бабушка — курчавыми усами.Мои слабеющие рукис тоской в суставах ревматическихтеперь расстегивают брюкибез даже мыслей романтических.Даже в час, когда меркнут глазаперед тем, как укроемся глиной,лебединая песня козлаостается такой же козлиной.Вокруг лысеющих сединпространство жизни стало уже,а если лучше мы едим,то перевариваем — хуже.Зачем вам, мадам, так суровострадать на диете ученой?Не будет худая коровасмотреться газелью точеной.Но кто осудит старика,если спеша на сцену в зал,я вместо шейного платкачулок соседки повязал?Не любят грустных и седыходни лишь дуры и бездарности,а мы ведь лучше молодых —у нас есть чувство благодарности.Еще наш закатный азарт не погас,еще мы не сдались годам,и глупо, что женщины смотрят на насразумней, чем хочется нам.Дряхлеет мой дружеский круг,любовных не слышится арий,а пышный розарий подруг —уже не цветник, а гербарий.Ничто уже не стоит наших слез,уже нас держит ангел на аркане,а близости сердец апофеоз —две челюсти всю ночь в одном стакане.Нас маразм не обращает в идиотов,а в склерозе много радости для духа:каждый вечер — куча новых анекдотов,каждой ночью — незнакомая старуха.Когда нас повезут на катафалке,незримые слезинки оботрутромашки, хризантемы и фиалкии грустно свой продолжат нежный труд.Весь век я был занят заботой о плоти,а дух только что запоздало проснулся,и я ощущаю себя на излете —как пуля, которой Господь промахнулся.

• «
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• »