— У вас потрясающая память, — сразу после того, как умолкла матушка, сказал писатель. Сказал, и рассердился на себя: хотел похвалить, а сказал совсем не то, что следовало бы сказать.
— Поздно уже. Пойдемте назад… Память здесь не причем, хотя я на нее и не жалуюсь.
— Кажется, понимаю. Хоть вы и говорили тогда, когда рассказывали мне об Анне, что слышали эту историю от других, на самом деле…
— На самом деле она обо мне.
— Вы та самая матушка?
— Я та самая таксистка. Анна.
— Заблудился, сынок? — спросил, будто все уже знал.
— Заблудился, дедушка, — Арсений был так обрадован, что забыл удивиться прозорливости случайного прохожего.
— В Коровино, небось, идешь?
— В Коровино!
— А поворачиваешь вправо вон за тем полем?
— Точно!
— Та дорога в Михалево вела, а Михалева уже нет. Вот ты и куролесишь, сынок.
— А как же…
— Пройти чуток дальше, тропку увидишь — пока еще можно увидеть. Вот по ней и придешь в Коровино.
— Спасибо, дедушка, — проговорил скороговоркой Арсений и пошел, да нет, что там — побежал дальше. Но не прошел он и ста шагов, как остановился, будто вкопанный. До него дошло: в этакой глухомани… дедушка… совсем старый… А если ему нужна еда, вода, деньги, лекарства? Ему, Арсению, нужно неизвестное пока Коровино, а если он, Арсений, нужен этому дедушке? Впрочем, еще не поздно все исправить. И вот Арсений поворачивается назад, а позади — чистое поле. И ни души.
Огорошенный, он обвел взором поле от горизонта до горизонта, от края до края.
— Дедушка… Эй, дедушка!
Тишина. Только слышно, как начинающийся дождь падает на листья лопуха. А шагов человеческих слышно не было…
Неожиданный запах заставил писателя прервать воспоминания и остановиться. Но уже через мгновение он, как крыса, услышавшая звук дудочки, пошел вослед за доносившимся из невзрачного одноэтажного здания, запахом. Пахло до боли знакомой смесью из жареных котлет, пива и дешевого портвейна… Так пахли в пору юности Арсения все дешевые кафе и забегаловки в России от Пскова до Хабаровска. Он думал, что их век уже прожит, что они уйдут в небытие, уступая место заведениям пусть и того же названия и предназначения, но… Даже будучи писателем Арсению было трудно объяснить это «но». Как передать запахи, атмосферу, душевное состояние, которое трудно понять непосвященному. Дело не в том, что он постарел, как и не в том, что появились микроволновки, а за пивом не надо стоять в очереди — бери, сколько хочешь. Да и в жареные котлеты не стали класть больше мяса и меньше хлеба. Куда-то ушел дух тех, старых заведений. Немного домашний, дружелюбно-спокойный по отношению к любому человеку, впервые зашедшему туда. Много странствуя по стране, Арсений в годы свои молодые любил эти закусочные еще и зато, что даже будучи в толпе, там можно было сохранить своего рода независимую индивидуальность. Ты мог быть со всеми — и одновременно один…
Обоняние не подвело писателя и вот уже через пару минут он стоял подле невзрачного строения с покосившейся вывеской «афе дочка». Догадаться было не трудно: оригинальное название — «Кафе Звездочка» изменилось впоследствии потери нескольких букв.
Внутри было все точно также, как это сохранилось в закромах памяти Арсения. Посетителей совсем немного. Скучающая продавщица равнодушно глянула на зашедшего, но произнесла вежливо:
— Чего-то желаете?
Странно, но в этот самый момент писатель подумал о том, почему он назвал женщину «продавщица», а не «продавец» — так ведь, наверное, правильнее будет?
— Простите, что вы сказали?
— Я говорю, пить что будете?
— Еще не решил.
— А-а, ну тогда решайте.
На самом деле пить ему вовсе не хотелось. Арсений и сам не понимал, зачем пришел сюда. Из простого любопытства? Чтобы, вспомнив былое, ненадолго почувствовать себя тем Арсением, тридцатилетней давности — немного наивным, нараспашку открытым миру в целом и каждому человеку в отдельности.
— Русский писатель черпает вдохновение в «сержантской» — неплохое название для статьи.
Арсений обернулся. Память его была устроена необычно. Он действительно на следующий день после приготовления манной каши забывал, сколько манки и сахара надо сыпать в кипящее молоко. Но лиц людей, с которыми общался не забывал никогда. Вот и сейчас, впервые глянув на подошедшего к нему человека, у Арсения словно включился бортовой компьютер: «Интеллигент, за пятьдесят, волосы седым ежиком, очки не в модной оправе, в глазах усмешка, голос с хрипотцой». Все — теперь незнакомец, — пока незнакомец, — в «базе данных» писателя навсегда.
— Плохое. Длинновато будет. Да и желтизной отдает.
— Ваш вариант?
— В «сержантскую» за вдохновением. Кстати, а почему — «сержантская»?
— Да кто ж ее знает, Арсений Васильевич. Сколько она стоит, родимая, столько ее так и называют.
По закону жанра Арсений должен был удивиться тому, что незнакомец называет его по имени-отчеству, но он не доставил тому такой радости и сказал совсем другое:
— А в моем родном городе подобное заведение называли изысканнее: «рюмочная».
— Но у нас оригинальнее, согласитесь. Сколько по Руси было «рюмочных», а «сержантская» — она одна. — И почти без паузы:
— Позвольте порекомендовать вам, Арсений Васильевич, вон ту бутылочку?
— Ту?
— Именно, ту, что смотрит на вас справа.
— На меня? А мне кажется на вас.
— Согласен на компромисс: смотрит на нас двоих. Нашего областного завода, еще не успели сильно избаловаться — качество отменное.
— Вы не поверите…
— Владимир, Владимир Олегович, но лучше просто Владимир.
— Очень приятно. Арсений Васильевич, лучше просто Арсений.
Они, не подавая друг другу руки церемонно раскланялись. Продавщица удивленно посмотрела на них: в самом деле, здесь эти поклоны выглядели странновато. Но будь женщина повнимательнее, она заметил бы, что тот иронический огонек, что святился в глазах незнакомца, как огонек от одной спички к другой, перекинулся в глаза Арсения.
— Так чему я не поверю? Знаете ли, Арсений Васильевич… Арсений, я по сути очень доверчивый человек. Верю всему и всем.
— Тогда поверьте, что я зашел сюда просто из любопытства. Мне, как русскому писателю все интересно. Но, думаю, вам, как журналисту, тоже.