— Значит, просто из любопытства?
— Из-за него, окаянного.
— И сейчас повернетесь и уйдете отсюда?
— Не знаю.
— Хвалю, честный ответ.
— Какая честность? Бог с вами! Просто слаб — вот и все. Знаете, одна нога у меня уже за порогом, а другая здесь.
— Ваши слова мне любимый анекдот напомнили. Пока находитесь в раздумьях, я расскажу, если не возражаете. Пришел человек вечером домой. Приготовил себе ужин, налил стопочку… глядь, — а хлеба-то нету! Ладно, думает, булочная напротив — схожу: одна нога здесь, другая там… Вышел: по улице трамвай. Ничего, решил, проскочу! И поскользнулся на рельсах. Одна нога здесь, другая там, а голова под уклон катится, — глаза закрываются, а губы шепчут: ни хрена себе, сходил за хлебушком…
Писатель улыбнулся и впервые, с неподдельным интересом, посмотрел на собеседника.
— Какие, право, вы анекдоты рассказываете, Владимир.
— Неужели не смешно?
— Смешно, конечно, но… Расскажи свой любимый анекдот, и я скажу тебе, кто ты.
— И что, вот так возьметесь сказать, кто я? — теперь уже Владимир с интересом смотрел на писателя.
— Не возьмусь.
— Не хватает деталей?
— Вот именно. Но что-то провокаторское в вас, простите, есть.
— Мужчины, вы сюда что, разговаривать пришли? Идите на улицу разговаривать.
— Клавдия, вы не переживайте так, — миролюбиво улыбнулся Владимир Олегович.
— К вам, товарищ Орлов претензиев нет, вы наш, а этот господин пусть определиться, что он будет пить, а потом разговаривайте, сколько влезет.
— «Сколько влезет»… Великий и могучий, — вздохнул Арсений Васильевич. — Что ж, это похоже знак. И хоть трамваи в вашем городе не ходят… Короче, господин определился.
— Давно бы так, — одобрила Клавдия.
— Мне кажется, вон та бутылочка смотрит на нас, — Арсений показал на витрину.
— Клавочка, господин писатель хотел сказать, что будучи искушенным мной и вами…
— Чего вы такое говорите, товарищ Орлов? А еще интеллигентный человек, статьи всякие умные пишите. Никого я не искусала, тем более на пару с вами.
— Вы просто чудо, Клавочка… Понимаете, быть искушенным… Тьфу ты, сам запутался. А ведь действительно — великий и могучий…
— Вы о себе что ли? — усмехнулась Клавдия.
— Я о русском языке, милая…
— А ведь вы первый, кто догадался, что анекдот не без провокаторского душка. Но, надеюсь, все-таки, что называя меня провокатором, вы не считаете меня подобием попа Гапона. Я вообще не люблю попов.
— Это видно, — спокойно ответил Арсений, — какой толстовец любит, как вы сказали попов.
— А откуда вы знаете, что я — толстовец? Да, кстати, и что я журналист — откуда знаете?
— Сколько вопросов… С какого начать? Пожалуй, начну с последнего. То, что вы журналист — у вас на лице написано…
— Что, так вот прямо и написано?
— Ну да. Плюс детали. Мы не были знакомы, а вы знали, кто я. Следовательно, читали газету о встрече в библиотеке. Читали внимательно, ежели на таком фото смогли меня разглядеть. Что еще? На подушечках пальцев у вас небольшие мозоли. Наверное, лет двадцать, пока не появился компьютер, на пишущей машинке стучали. Ну и наконец, из кармана вашего пальто торчит три или четыре номера районной газеты. Вряд ли купили. Взяли из редакции для себя и знакомых.
— Хм, неплохо, Арсений Васильевич…
— Бросьте, это правда — пустяки. Пойдем дальше. Я же не сказал: «провокатор». «Что-то провокаторское" — это немного другое.
— Вот именно…
И пошел у них разговор, который можно было бы назвать философским, а можно — интеллигентским трепом. Все зависит от точки зрения на предмет. Когда они допивали вторую бутылку, начинавший потихоньку сходить Орлов полез в свой видавший виды портфель.
— Вот, смотри…
— Куда смотри?
— Вот на эти листы. Я же ведь тоже… как его…
— Писатель…
— Именно. Здесь — Владимир Олегович положил рукопись на стол, отодвинув в сторону стакан и закуску, — книга. Моя книга. Напечатать — без проблем.
— Так напечатай.
— А кому она нужна? Думаешь, твои книги кому-нибудь нужны?
— Надеюсь на это, Владимир Олегович.
— Просто Владимир. Я же просил… И зря надеешься. Посмотри вокруг. Да не туда, а вообще, вокруг. Что нынешним людям надо? Правильно — то же, что и всегда: хлеба и зрелищ. Хлеб, слава Богу, есть, у кого с маслом, правда, у кого без, а зрелища — сколько угодно. Включай вечером ящик — и наслаждайся. А чтобы мою книгу прочитать — это ж думать надо.
— Думать всегда надо.
— Брось. Наш человек предпочитает, чтобы за него думали. Ведь думать, значит нести ответственность. А нести ответственность — это значит жить, а не существовать. Вот ведь какая обратная зависимость… Короче, ошибся Некрасов…
— Ты про то, что мужик с базара не Белинского и Гоголя понесет, а что-то совсем другое?
— Молодца, слета. Именно. И если даже понесут книгу…