Товарищ Пуго пугливо косился на Руслана Имрановича и то и дело теребил пуговицы на своем старом генеральском мундире. Янаев стоял рядом с Горбачевым и другими членами Политбюро.
— В нашем полку прибыло! — торжественно сообщил Хасбулатов и вложил шашку в ножны.
— Что эта фраза означает, товарищ спикер? — сухо осведомился генсек.
— А ничего! — ответил джигит. — Вот прогуливался по Москве… дай, думаю, заеду к старым друзьям.
— Так вы не захватываете нас? — глупо спросил испуганный Пуго.
— Я? Вас? Да бог с вами, товарищ министр! Я же говорю: просто так заехал… ну, что вы, товарищи, в самом деле, это ж не серьезно!
— Ну вот что, товарищ Хасбулатов, вы эти ваши штучки оставьте для Бориса Николаевича и этого… как его?.. C усами такой?
— Руцкого, — помог Янаев.
— Да. Что вы себе позволяете? Кавалерию в Кремль! Слыханное ли дело!
— Хорошо, хорошо, товарищи! Я ухожу. — Спикер поправил папаху и направился к выходу. Открывая дверь, он остановился и, как бы между прочим, сказал, сурово смотря на присутствующих: — Да, кстати. Советую не оттягивать вопрос о перевороте. Не то сами знаете…
Михаил Сергеевич вздрогнул, Пуго пугливо покосился на Янаева и других членов Политбюро. Наступила мертвая тишина, которую нарушил страшный шум с отборным русским матом из камина, откуда, весь черный, вылез партайгеноссе и повторил уже известную фразу:
— Ситу-а-ци-я!