Схрон был простейшим. В глинистом склоне недалеко от дороги была выкопана ниша, где и нашёлся вещмешок. Хитрым мужиком оказался дед Константин, припрятал моё барахлишко и две недели ни полслова. И ведь злыдень этакий, нычку устроил не рядом с домом, здесь я бы почуял. Два часа пришлось топать, чтобы добраться до указанного им места. В мешке кучка фашистких зольдбухов, кожанка, граната, один ТТ и к нему четыре полных магазина. На мне штаны, майка и ботинки. Вот, вроде бы и всё. Хотя, в кармане куртки нашлись документы Кувшиновых. На глаза неожиданно навернулись слёзы. Сам не ожидал, что так привяжусь к этой девахе. Если спустя две недели меня до сих пор трясёт от смеси горя и злобы, то можно представить, что я почувствовал, когда той ночью её тащили за ноги по полю.
В ту ночь проснулся от взрыва гранаты. По лесу ещё носило эхо, когда осознал, что Нади рядом нет, а в стороне, где ночуют фашисты, стреляют.
До танков оставалось пол километра, когда её пробитое пулями тело осело посреди немецкой стоянки.
Сколько могла убить девчонка, недавно узнавшая, что такое смерть родных? Комсомолка Надежда Кувшинова убила троих и ещё четверо были ранены осколками.
Я скрежетал зубами, увидев как солдат переворачивает её пинком сапога.
Господи. Глупая, какая же ты глупая. Вот зачем ты просила показать устройство автомата. ТТ тебе наверное показывал отец и может быть учил стрелять. Дождалась, когда усну, взяла гранату, автомат с пистолетом и пошла мстить.
Ничего Надюшка, сейчас они успокоятся, лягут спать и я завершу начатое тобой.
***
Пётр накручивал педали торопясь в село. Он был вынужден пообещать фельдфебелю привезти лучшего краснодеревщика в округе к завтрашнему утру. Теперь, когда свояк отказал, надо ехать к заречным, искать Кондакова и молиться богу, чтобы этот алкаш был дома и, что важнее, не в запое. Съехав с тропинки на дорогу ведущую к мосту, Кошкин вдруг остановился, он вспомнил: во дворе висела рубашка, которую дарила его покойная жена своему племяннику Степану, старшему внуку Константина. А это значит что? Или – от комуняк вернулся их младший – Илья, или, у Ковалевича скрывается кто-то другой. Хм-м, если с Кондаковым не получится, то это может помочь отвести от себя гнев господина Ноймана.
***
"Ничего себе! Свезло, так свезло". — Подумалось, когда встретил на лесной тропинке того самого гостя. Тот откуда-то возвращался, крутил потихонечку педальки и в ус не дул. А чё мне? В шею никто не гонит, возьму и прослежу, что за великий начальник по деревням работников ищет. Прихрамывая, шустрил за велосипедистом до самой деревни. Так-то, наличие церкви и школы делало эти тридцать дворов селом, но так бедно всё выглядело, что просто жуть, а не село. Прилёг за пригорком, сканируя по площади, а как стемнело, пошёл знакомиться ближе.
Смотрел в окна сельсовета сквозь занавески и понимал, что не зря задержался. Застолье у Петра Игнатьевича с четырьмя местными мужиками было весьма познавательным. Из их разговоров выходило, что по обе стороны от села проходили две наиважнейших транспортных артерии: Брест‐Минск‐Москва. Шоссе и железная дорога, а также дороги их пересекающие. Тут не было транспортного узла, как такового, но этот населённый пункт был важен для контроля и безопасности участка большой протяжённости. Повреждённые машины, танки, орудия шли в составах на запад, а на восток перебрасывали пополнение, новую технику, ГСМ и продовольствие. Вот и засели здесь дядьки из вермахта с оружием и лопатами наготове. Выявляют вредителей и устраняют неисправности. Попутно обустраивают свой быт и развлекаются как могут. Местные даже рады такой популярности у своего села. Потому что, как рассказывали эти мужички, становилось ясно, не всем так повезло. Многие деревни и сёла уже начали сжигать.
— ...мне Холенков передал, что в Толочин сгоняют жидов.
— И что?
— А то! Если подсуетиться и сдать их первыми, то можно поиметь с этого.
— Это ты Семёну расскажи, а я не хочу к германцам под горячую руку попасть.
— Дурень! Петруша, хоть ты ему скажи, если мы притащим семью жида, кому какое будет дело, если у них из дома что-то пропадёт. У Бляхмана старшего корова дойная из колхозного стада и, если ты Коляшка её к себе уведёшь, никто не рыпнется.
Трусоватый Николай замер, — Что, вот прямо увести?
— Хоть прямо, хоть криво! — Агитирующий на грабёж, торжествующее указав пальцем в потолок, кивнул и добавил. — Нет! Не рыпнутся. К тому же, за них могут сами немцы заплатить.
Кошкин, как и остальные, уставился на односельчанина, не забывая пережёвывать квашеную капусту. — Терентий, так у тебя жена еврейка.
Вот это номер. Удобно устроившись на стожке сена, чуть не сверзился, услышав такое.
— А! Четыре года жили, а детей так и не нажили. Не жалко. — Выпив самогона, продолжил. — А вот если я сам её не приведу, то и меня с ней за бейцы ухватят.
— Петруша, что с Костей? Он согласился? — Переводя тему разговора, спросил четвёртый. — Я видел сегодня господина Ноймана, говорит оберст‐лейтенант уже в следующую пятницу приедет. Будут крахмальный завод запускать.
— Нет, отказал, говорит радикулит у него. Я с Гришей договорился.
— Вот паскудник! Так и не простил тебя за Сашку?
Пётр Игнатьевич фыркнул, разливая присутствующим. — Он не господь бог, чтобы прощать. Я, Даня, всё правильно тогда сделал, когда его брата в ГПУ сдавал.
— Никто не спорит. — Успокаивая занервничавшего Кошкина, Терентий заполнил возникшую паузу. — С органами шутить себе дороже, а Ковалевич знает, что это ты на его брата донос написал?
***
Проследив за этими гавриками из сельсовета, к своему удивлению понял, что не всё так плохо с народом. Двое за нас, двое ссученых, а пятый – неопределившийся крысёныш. Трусливый Николай прятал у себя в сарае раненого красноармейца. Пётр Игнатьевич, хоть и был крысой, а всё же деда Константина не заложил. Но Даниил меня удивил больше всех остальных. Сижу сейчас перед ним и отчитываюсь о проделанной работе. Судя по выражению лица руководителя местной подпольной ячейки, представляю какой у меня сейчас видок.
Всё удачно. Ход нашёл и подготовил.Теперь я настоящий подпольщик (шутка)
С подачи Даниила Титовича, проверил небольшой пакгауз под Толочином, куда, после двухдневной слежки, очень возжелал попасть. Длинное кирпичное здание, с плоской крышей из бетона. Окон нет, а ворота круглосуточно охраняются двумя солдатиками. Благодаря обходчику узнал об одной особенности этой постройки. Строители схитрили, не стали делать мощный фундамент с гидроизоляцией. Чтобы сохранить уровень пакгауза удобным для разгрузочных работ, под полом, вдоль всего здания, для отвода подземных ключей, был проложен кирпичный дренаж, через который я хотел проникнуть внутрь. Держа наготове подготовленный щит, весь день, потихоньку откапывал этот горизонтальный колодец, унося землю подальше. Пока отсутствовал, прикрывал яму щитом, замаскированным под куст. Самым трудным, оказалось проломить верх свода, приходилось ждать проходящих поездов. Кому-то могло показаться, что я сумасшедший, вытворять такое среди бела дня в оккупированном городе. Но, за последние недели, это было не самым безумным моим приключением. Я теперь, как ниндзя, меня не видно и не слышно, пока сам не захочу показаться. Наконец, отверстие было готово и я заглянул в прозондированные ранее внутренности. Всё, как и ожидалось. Стенки и пол сильно пропитанны влагой. Животности вроде крыс не наблюдается. Перекрестившись, спустился в яму, заложив за собой ход щитом. Предстояло проползти двадцать пять метров в узком, сыром канале. Достигнув нужного места и обмотав голову подготовленной тряпкой, принялся скоблить зубилом отсыревший раствор. Шаг за шагом освобождая первый кирпич. После, дело пошло легче, но жуткий холод и немеющие руки, затягивали процесс. Спина и задница хлюпали в сантиметровом слое склизкой воды. Час, пока я долбил выход на верх, показался мне вечностью. Последним препятствием были толстые шестигранные плитки. Сцепляясь друг с другом замками, эти чугунные соты являлись половым покрытием пакгауза. Хух! Готово! У двух плиток отломлены замки и я смог выпрямиться, по пояс показавшись внутри. Осматривать склад нужды не было, всё, что мне было нужно, высмотрел снаружи. Что либо брать тоже не стал. Передохнул, спустился обратно и, положив плитки на свои места, поспешил в село, до которого ещё четырнадцать километров топать.
"Теперь я партизашка, мне каждая дворняжка, при встрече лапу сразу подаёт". — Так бы мог пропеть, но голос не появился и лапы мне никто не протягивает. Хотя, какой из меня партизан, если ни одного поезда под откос не пустил? С этим я пока не торопился. Ведь, каково это быть первым? Задумывались ли об этом наши предки. Ты пускаешь поезд под откос, а в ответ немцы расстреляют сто‐двести мирных жителей. Да, не ты их убьёшь, но... трудная тема в общем. Я уже сделал приспособу, чтобы поезд слетал с рельс, были готовы мины, благо арсенал у меня теперь богатый, но недавно стал свидетелем, как в городе повесили мужика убившего немецкого солдата, а с ним ещё двоих, для устрашения.
Действие и противодействие.
Если мыслить глобально, в масштабах всего союза, то теракты во вражеском тылу снизят мощь наступления, а после ответных репрессий, увеличится количество партизан, что в свою очередь повысит количество терактов. Схема действенная, но не бесконечная и будет работать, пока будет кому идти в лес. Больше репрессий – больше партизан. Население будут уничтожать, но оставшиеся сплотятся против врага. Стать первопроходцем, провокатором репрессий? А так ли это? С этим вопросом уже подходил к Даниилу.
— Для Германии эти земли – будущие колонии, а мы варвары. Ты думаешь, если мы будем хорошо себя вести, то они захотят нашей дружбы? Ошибаешься, им нужен страх и порядок среди рабов. И если крестьян проредят, но сколько-то оставят, то городские им точно не нужны – из них рабы никудышные.
Возьми к примеру сербов, там не было особого сопротивления, но всё равно убивали граждан. В концлагеря сажали евреев, цыган, коммунистов. Всего лишь за год уничтожили всех евреев в стране.
Откуда вы знаете?
Знал, что Даниил умный и начитанный, но иногда он мог выдать такие факты, что я рот разевал в изумлении. Он наставительно покачал пальцем, увидев вопрос. — Настоящий коммунист должен быть политически грамотным.
Надеюсь скептицизм на моём лице не сильно проявился.
— Страна воюет, а мы тут будем приспосабливаться и жить себе поживать? Так может и остальным лапки кверху поднять? Тогда никто не умрёт? Нет, Коля, не бывает так. Поверь мне, будут массовые казни, расстрелы, или ещё что похуже.
Пострадает много невинных. Женщины. Дети.
— В Сербии также брали заложников и расстреливали. За одного раненого убивали пятьдесят, а за убитого — сотню. Но это отнюдь не следствие, наоборот. Убивали и убивать будут, нацисты всегда найдут причину чтобы оправдаться.
***
Когда паровоз обстреляли из пулемёта, Павел Васильевич подумал, что к ним пришло спасение и в лесу скрываются, как минимум до роты красноармейцев. Но стрельба не продлилась долго. Вскоре, к остановившемуся составу, на насыпь вытащили троих избитых пограничников. Под громкий смех, гитлеровцы футболили их ногами, пока руководящий ими офицер не приказал заканчивать. Вставая на цыпочки, пленные выглядывали и комментировали происходящее для стоявших у другого борта. — Штыками закололи суки.
Добиваясь тишины, над головами зашумевших русских простучала короткая очередь из крупнокалибеного.
— Павел Васильевич, парни бежать будут. — Внезапно сообщил Шалдин, комиссар недоумённо огляделся. Видимо слишком сильно погрузился в свои мысли и не услышал начавшихся шепотков.
Пользуясь тем, что большинство фрицев находились с другой стороны, пленные рванули через борта. Подставляя руки, перекидывали друг друга наружу. Конвойные на крышах соседних вагонов, офигев от такой наглости, нажали на гашетки. Злыми шмелями загудели пули. Раздирая тела, они летели дальше, забирая сразу по несколько человек, но обезумевшие от страха люди бежали к спасительной зелени. Кулешов приземлился неудачно, попав грудью на чей-то выставленный локоть. Согнулся от боли, но лейтенант, который выбросил его, спрыгнул следом, схватил и потащил за собой.
Из четырёх вагонов по восемьдесят человек в каждом, убежать смогли всего лишь пятнадцать. Тремя неравными группами, они постепенно расходились всё дальше и дальше. Когда, выбившись из сил, попадали на ковёр из сосновых иголок и задыхающийся от боли комиссар увидел, что их только четверо, он до крови закусил губу, сдерживая крик бессильной ярости.
***
Заморосивший на следующее утро дождь испортил все мои планы на сегодня. В город по такой погоде лучше не соваться, там слишком много людей. Это не лес, где я чувствую опасность за километры. В интересующем меня пакгаузе находились не менее интересные ящики со снарядами, о которых хотелось бы узнать подробнее. А зная обстоятельных немцев, был уверен, что кроме журнала учёта и прочих ведомостей, там вполне могла попасться инструкция к ним. С утра хотел дойти до толстушки Инны, двоюродной племянницы Даниила, договорится о переводе складской документации. Но не судьба мне сегодня поковыряться в имуществе вермахта.
Во время скудного завтрака из стакана чая с чёрным хлебом придумал себе занятие на день.
Схожу в Смешанку, отнесу консервы и патроны.
Поразмыслив, Даниил Титович дал добро, посоветовав навестить Григория, нашего радиолюбителя, худо‐бедно разбирающегося в этом деле. — Посмотри, как у него дела с передатчиком, может ему ещё что нужно.
Забрав с печи высохшую за ночь спецовку, отправился на прогулку. Мне предстояло пройти сегодня более сорока километров и когда вернусь неизвестно. Посаженный при царе Горохе смешанный лес находился на северо‐западе от нас. Чтобы добраться до него, нужно пересечь шоссе, обойти стороной охрану аэродрома дальней авиации и ещё четыре километра до схрона. Там забрать часть припасов, отнести их подальше, чтобы вывести к ним группу окруженцев и местных комсомольцев, с моей помощью осевших в Смешанке. Сложно и муторно, но отдавать всё сразу, тем паче показывать свои схроны я никому не собирался.
***
— Парень. Постой.
Ха, я здесь стою, поджидаю их уже полчаса, а они мне "постой" говорят? Четверо оборванцев, очередные окруженцы и, судя по запахам, побывавшие в плену. Даю блокнотик самому разумному на вид. Надеюсь дурить не будут.
Молчите. Идите за мной. Выведу к нашим. Делайте как я.
Смотрю на их реакцию, а сам держу ствол наготове. ТТ в руке за спиной, Маузер в подмышечной кобуре, сшитой руками Даниила Титовича.
— Погоди, я тебя знаю! Ты..., где я тебя видел? — Встрепенулся заросший чёрной щетиной амбал.
Хм. Точно, где-то встречались.
— Это же ты был на станции? Помнишь? Ты вагон со снарядами нашёл.
"Ё‐моё. Действительно, тот самый лейтенант". — Вспомнил этого бугая. Киваю, показывая, что да, это был я. Отступил на пару шагов, где присел на корточки и написал для особо одарённых.
Дистанция двадцать шагов. Смотреть на меня. Соблюдать тишину.
Пока писал, пистолет положил перед собой. Он у меня был своеобразной проверкой (патроны вытащил после того, как понял кто именно здесь шастает). Отсутствие оружия и общее состояние говорили о многом, но их принадлежность к составу красной армии, в данном случае, не означала, что они не дезертиры, или добровольно сдавшиеся в плен. Если начнут бузить, или качать права, проще оставить их. Три дня назад из-за одного такого придурка, чуть не влип. Встретил, думал нормальный, а тот, услышав звук мотоцикла, пошёл к немцам сдаваться и меня ещё агитировал. Пришлось этому слизняку ножик в спину кидать, но, эти вроде бы не из таких. Знакомый мне артиллерист долго не думал, зыркнул на остальных и ответил сразу за всех. — Договорились. Только ты нас не подведи, Павлу Васильевичу к доктору нужно.
Ну да, "вижу". С правой стороны два ребра треснули. Не страшно.