— О чем задумалась, Викуль?
— А? Что?
На следующий день, в обед, мы с Машкой сидели в «Арго» — я ковыряла вилкой овощной салат и пыталась отогнать гнетущие мысли.
На работу я пришла рано — надо было все же проверить, не оставил ли Морозов беспорядок, но никаких следов вчерашнего происшествия на кафедре не обнаружилось.
Я еще не решила, как буду себя вести с этим типом. Вообще-то для осуществления моего плана придется с ним помириться — перенести еще одно унижение — но пока я была не в состоянии это сделать. Как и думать про свое будущее.
В первой половине дня Морозов заскочил на кафедру всего лишь на пару минут — на меня и не посмотрел, да не очень и хотелось. Зато теперь, как только мы с Машкой решили пообедать, он тут как тут.
Пришел в одиночестве, но не успел присесть, как его со всех сторон окружила стайка студенточек — две плюхнулись рядом и две — напротив.
— Да так — ни о чем, — ответила я Машке.
— Кстати, — спросила она, хотя это было совсем некстати, — чем там закончилось дело с вином?
— Мария, — я показала ей кулак, — клянусь, еще раз вспомнишь про вино, и я убью тебя!
— Какое еще вино? — к нам подошел Андрей.
— Я тебе потом расскажу, — Машка заговорщически ему подмигнула.
— Андрей, да не слушай ее, Мария чудит.
— Я вчера несколько раз заходил на кафедру, но тебя не было, — Андрей присел рядом с нами и вытащил какую-то коробочку, — вот, как и обещал. С днем рождения!
— Что это? — я открыла коробочку. — Вау!
— Что это? — Машка тоже заглянула внутрь.
— Медальон Анны Болейн, — пояснила я ей.
— Точнее — реплика, не переживай. Заказал на Ebay.
— Мог бы и не объяснять, и так видно. Продают их там небось пучок за пятачок, — выдала вредная Мария.
— Маша! Не в этом же дело! — я повернулась к Андрею, — спасибо, Андрюша!
А потом вытащила медальон и надела его себе на шею. Нечаянно повернув голову, заметила, что Морозов, не мигая, смотрит на меня. Чего уставился? Я отвернулась.
— Ох, — вдохнула Машка, — надеюсь, ты не закончишь, как эта Болейн*.
— Маша!
— А что? Андрей, странный подарок. Ты совсем не знаешь, что нужно женщинам.
Я засмеялась.
— Маш, Андрей-то как раз и знает!
Та поджала губы:
— Ах, ну да, точно. Он же любовные романы переводит, — в этой фразе я уловила снобизм, а потому поспешила перевести разговор на другую тему.
После обеда я вернулась на кафедру. Морозов несколько раз заходил туда, но на меня больше не смотрел и тем более не заговаривал со мной. Ну и ладно. Мне всего лишь нужно было продержаться еще неделю до осуществления намеченного плана.
Что будет через неделю?
Я, конечно, сильно завралась перед родственниками, но сказала и кое-что правдивое.
У нас действительно в скором времени намечалась международная конференция по английской литературе. И я собиралась подменить основную часть доклада Морозова прямо перед его выступлением. Если он ничего не соображает, то после такого и двух слов связать не сможет. А о том, что он все же что-то соображает, я и думать не желала.
В день конференции снова начался ливень, и я опоздала. На кафедре почти все уже были в сборе.
Беседина меня отругала, я извинилась, немножко повертелась рядом с Денисом Сергеевичем и увидела, что доклад лежит перед ним на столе — ура! Теперь — дело за малым. Выскочив за орудием преступления — стаканчиком кофе, я вскоре вернулась и подошла к своему врагу.
— Денис Сергеевич, — вкрадчивым голосом произнесла я и чуть ли не книксен сделала, — немного с опозданием, но всё же… я хотела извиниться за свое поведение, слишком погорячилась тогда. Простите.
Кажется, он обрадовался, дурачок.
— Виктория, у меня ведь даже не было возможности договорить. А я хотел…
— Обязательно договорите, Денис Сергеевич, — я лучезарно улыбнулась, — а пока… вот. Я принесла кофе, вы же любите?
С размаху я поставила стаканчик рядом с докладом. Надо ли говорить, что крышка была закрыта неплотно? Но я не рассчитала — стаканчик перевернулся и, залив доклад Морозова, скатился ему на колени.
Упс. А вот такое я не планировала, это уже нехорошо.
— Викааа! — завопила Беседина-старшая, — да что же ты такая неловкая!
— Ой! Денис Сергеевич, простите! Простите меня, пожалуйста, извините! Вы сильно обожглись? — запричитала я.
— Ладно-ладно, успокойся. Бывает, — примирительно сказал Морозов.
— Ой, ну как же это! Ох! И доклад! Погодите, я сейчас новый распечатаю.
— Как же, как же, распечатаешь, — продолжала возмущаться Беседина, — у нас принтер почему-то не работает.
Почему-то? Ха-ха, да это ж я его накануне и вывела из строя. Хочу заметить — временно, ибо вообще-то не собиралась портить казенное имущество.
— Мне тоже нужно свой печатать. Сейчас схожу на другую кафедру.
Морозов дал мне флешку и я отправилась к Машке. Конечно, внаглую, бесследно убрать половину доклада я не могла. Просто взяла часть своих листов и вставила в доклад Дениса Сергеевича, а его листы вставила в свой. Типа (если дойдет до серьезного разбирательства) — я уронила бумаги, а потом неправильно их собрала.
Конечно, это не объяснение — детский сад. Но если все пройдет, как надо, то и не придется объясняться. Свой доклад я при этом выучила наизусть — буду выступать просто по плану.
Вернувшись на кафедру, я сунула Морозову бумаги и еще раз извинилась. Он просмотрел план и первые страницы — дальше листать не стал. Я вздохнула с облегчением, но когда мы все пошли в конференц-зал, сердце сжалось. Что сейчас будет?
А дальше было вот что. Морозов выступал пятым. Начал он довольно бойко, а затем, дойдя до подмены, замолчал. И уставился на меня. Я опустила глаза. Не знаю, сколько прошло времени — возможно, всего несколько секунд, но казалось — вечность. И вдруг — он снова заговорил. Как ни в чем не бывало.
Черт возьми, черт возьми, черт возьми! Мне конец.
Я так разволновалась, что выступила гораздо хуже, чем предполагала и, сгорая от стыда, присела на свое место. Кошмар. Что Морозов сделает после конференции?
А он ничего не сделал. Собрал свои вещи и молча ушел, даже не взглянув на меня. Ну и дела — я не знала, что думать.
После выступлений был фуршет. Правда, всю еду размели в момент — я успела ухватить лишь несколько конфет и запасливо положила их в карман джинсов. Ибо Беседина заставила переделывать кое-какие документы — придется немного задержаться.
Вернувшись на кафедру, я обнаружила, что все уже разошлись. В полном одиночестве я закончила необходимые дела, накинула плащ и уже собиралась уходить, как дверь вдруг распахнулась и вошел Денис Сергеевич.
Он переоделся и теперь даже выглядел как нормальный человеческий парень — в джинсах, майке и ветровке. Но взгляд у него был явно ненормальный.
Не отрывая от меня этого своего странного взгляда, он бросил на стол какую-то сумку.
Я застыла. Сколько раз я прокручивала в голове, как буду строить оскорбленную невинность, но в действительности, глядя ему в глаза, это было не так уж легко сделать.
— А теперь, — наконец произнес Морозов, — рассказывай, зачем ты это устроила.
— Денис Сергеевич, э-э… нечаянно вышло.
— Виктория, я задам тебе вопрос, который уже звучал раньше, но ты так и не ответила — я похож на дурака?
— Денис Сергеевич, вы просто необъективны, потому что ни во что меня не ставите.
— Да? — он усмехнулся, — ты хочешь, чтобы я тебя во что-нибудь поставил? Давай я поставлю тебя в угол.
Он направился ко мне.
— Денис Сергеевич, — я стала пятиться назад, к стене, — еще раз повторяю — это нечаянно. There is no sin but ignorance (прим. — нет греха, есть глупость**), — произнося это, я старалась выдавить улыбку.
Какая ирония судьбы — я так хотела прижать к стенке Морозова, а в конце концов оказалась прижата сама — причем и в прямом, и в переносном смысле. Упершись спиной в холодную поверхность, я замерла — больше некуда бежать.
Тем временем он подошел, приблизился губами к моему уху — сердце почему-то бешено заколотилось — и сказал, понизив голос:
— А ты знаешь, что наказание за глупость может быть не менее жестоким, чем за грех? И теперь ты будешь наказана. Раздевайся.
_________________________________
* Анна Болейн была казнена.
** «There is no sin but ignorance» — нет греха, есть глупость (в других переводах — «нет греха, есть лишь невежество») — цитата из пьесы Кристофера Марло «Мальтийский еврей».