В день генеральной репетиции у меня разболелась голова. Маша дала таблетку аспирина и предложила прогуляться (ибо времени до начала оставалось еще больше часа), только я уже успела переодеться в свое знаменитое котарди. Если б пошла на улицу, то запачкала бы подол, да и вообще — почему-то хотелось побыть одной. Поэтому, отделавшись от Машки, я поднялась на кафедру. Там никого не было. Меня стало клонить в сон. Переместившись в соседнюю комнату, я прикрыла дверь, прилегла на диванчик и задремала.
Не знаю, сколько времени прошло, но проснулась я от звука мужского голоса.
— Всегда думал, что хорошо понимаю женщин. А теперь понимаю, что ничего не понимаю. Кроме одного — от женщин одни неприятности.
Это был Андрей. Нет, вы только посмотрите — столько месяцев портил нервы моей подруге, а теперь еще какие-то претензии женщинам предъявляет! Я подскочила с дивана — вот сейчас выйду и он узнает, что такое настоящие неприятности!
— Правильно делаешь, что не женишься, — тем временем продолжал Андрей.
— Правильно? — это был голос Морозова. — Вообще-то, я собираюсь жениться.
Я уже взялась за дверную ручку и… застыла на месте.
— Да ты что? Серьезно?
— Более чем.
— И когда же?
— Я бы — хоть завтра, но…
Про «но», узнать не удалось, потому что дверь на кафедру распахнулась и я услышала звонкий Машкин голос.
— Виииииика! — пронзительно закричала она.
— Вики здесь нет, — сообщил ей Андрей.
— Как это — нет? А говорила, что будет на кафедре.
— Сама посмотри!
Я затаилась. Но поверхностный осмотр, видимо, удовлетворил Марию, потому что она недовольно пробурчала:
— И где же эта девчонка? Телефон выключен. Ну ладно, пойду в кафе поищу.
— Я с тобой, — вдруг заявил Андрей.
Я услышала, как они вышли. Почти в тот же миг дверь в мое «убежище» распахнулась — еле успела отскочить, чтоб не заработать синяк на лбу.
— Вика, у тебя развлечение такое — прятаться в этой комнате? — спросил Морозов.
— Ничего я не пряталась, — ответила я. — Это у вас прямо дар — появляться в ненужное время в ненужном месте.
Морозов хмыкнул, и повисла тишина.
Ирония судьбы — в этот момент мы стояли друг напротив друга так же, как и в день нашей первой встречи. И я даже была в том же платье. Но обстоятельства в этот раз были для меня куда более печальные. Я вдруг опустила глаза и сказала — совсем не к месту:
— Послезавтра премьера.
Вот зачем такое говорить? Будто это какая-то новость.
— Да, — подтвердил Морозов.
— А… эээ… Виктория… придет на спектакль? — нечаянно вырвалось у меня.
— Виктория? Нет, не придет, — ответил он.
И после паузы добавил:
— Она не живет в России. Учится в магистратуре во Франции.
— В магистратуре? Сколько же ей лет?
«Вика, остановись», — твердил внутренний голос, — «зачем ты всё это говоришь, зачемговоришь, зачемговоришь».
— Двадцать.
— Двадцать? А выглядит младше.
— Ты тоже выглядишь младше, и что?
— Ничего.
Мы снова замолчали.
Значит, Денис Сергеевич не такой извращенец, как я сначала подумала, хотя в целом от этого не легче. Девушка у него — во Франции (это и есть «но»?), а он тут непонятно чем занимается.
Подняв глаза, я увидела, что Морозов очень странно на меня смотрит.
Вика, я… — внезапно сказал он и запнулся. — Ты… — и снова запнулся.
Черт возьми! Он смотрел на меня, будто… Да прямо как на том плакате дурацком смотрел, клянусь! Но если тогда была «просто постановка», всего лишь игра, то сейчас-то мы были вдвоем! Перед кем тут играть?
Денис Сергеевич, что же ты творишь, не смотри на меня так! Немедленно уходи отсюда! В горле пересохло, и я с трудом сглотнула. Тем временем Морозов — вместо того, чтобы уйти — подошел ко мне вплотную, слегка приподнял пальцами мой подбородок, наклонился еще ближе и… ааааааааа!
Трындец как мне стало страшно! Мелькнула мысль, что сейчас он наверняка сделает что-то неприличное, а я… я даже не стану сопротивляться. И это будет совершенно ужасно, вопиюще и немыслимо!
Боже, боже, надо срочно подумать о чем-нибудь отрезвляющем, но совершенно некстати вспомнился сонет -
«Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной…»,
А еще я подумала, что Морозов весь январь носил черное, а сейчас тоже почему-то в черном, и хотя считается, что черный цвет — это отсутствие светового потока от объекта, для меня его черный — как источник света, а я — словно мотылек, готовый безрассудно лететь на этот свет, а вообще — надо признать — черный ему невероятно идет. Потом пришло в голову, что я думаю совсем не о том, вспоминаю нечто бесполезное, а надо бы вспомнить полезное — то, что приведет меня в чувство. И я вспомнила — что Морозов собрался жениться, и в тот же миг — сама не знаю, как это вышло — вдруг со всего размаху влепила ему пощечину. В этот удар я вложила ненависть ко всем мужчинам, которые читают сонеты одним женщинам, а потом женятся на других.
— Ох! — Денис Сергеевич потер щеку. — Вика, ты что делаешь? Почему ты меня ударила? Я ведь только хотел… рассмотреть твой глаз. Что с ним такое?
— Мой глаз?
— Ну да.
Я подскочила к зеркалу и увидела ужас ужасный — видимо, когда лежала на диване в неудобной позе, у меня лопнул сосуд или какая-то другая неприятность с левым глазом произошла. И теперь он был наполовину красный.
Ой… как же неловко вышло! Я стала бормотать извинения, и вдруг, повернувшись к Морозову, увидела, что он… Что? Улыбается? Он тут же быстро от меня отвернулся. Это смутило еще больше.
— Что смешного? — недоуменно спросила я.
— Ничего, ничего. Но ты всё-таки ооочень импульсивная. Когда-нибудь это может плохо кончиться.
— Плохо? Для меня всё уже и так хуже некуда. С тех пор, как жизнь свела с одним невыносимым человеком, — процедила я сквозь зубы.
— Что ты сказала? — по-моему, он всё прекрасно расслышал и засмеялся уже в открытую.
Что в этой ситуации забавного? Непонятно. Недоумение переросло в раздражение, и я подумала — а не заехать ли Морозову еще раз.
Но, на его счастье, в этот момент на кафедру забежала Машка и, радостно вскрикнув, сообщила, что репетиция начинается. Вздохнув, я вышла в коридор и — как я тогда думала — на финишную прямую своего пребывания в университете. Мария что-то возбужденно мне рассказывала про Андрея, но я не слушала, поскольку всю дорогу к актовому залу повторяла про себя: «Вика, наберись терпения. Еще чуть-чуть осталось. Скоро всё закончится. Всё закончится». Какой я была наивной!
На самом деле — всё только начиналось.