от мясорубки?
– Хорошенькое дело, – обиделся он. – Я ее и не видел.
– А где веревка для белья? Тоже не видел? Кто учил Вьюна через нее прыгать?
– Это была другая веревка! – крикнул Уголек. – Маленькая! – Он не стал уточнять,
что маленькая веревка была проводом от электроутюга. – А про большую я не знаю…
Певучесть окончательно исчезла в мамином голосе.
– Вы посмотрите! Он ничего не знает!… А кто Гурьяну Кириллычу пистоны в замок
сунул, тоже не знаешь, да? А он почемуто знает!
– Какие пистоны? – сказал Уголек и стал разглядывать палец, который вылез из
правой сандалии.
– Вот приди домой! Узнаешь, какие! – рассердилась мама.
Она обязательно сердилась, если не могла чтонибудь найти или если у нее чтонибудь
не получалось. Тогда Угольку вспоминались все грехи, и ему попадало. Бывало даже, что
не совсем справедливо попадало…
От упоминания о пистонах вполне могло испортиться настроение. И оно уже начало
портиться. Угольку не захотелось возвращаться под машину.
Уголек грустно задумался. Он вздохнул и повернул голову, чтобы почесать плечо о
подбородок.
И тогда он увидел Белого Щенка.
В двадцати шагах от Уголька тянулся забор, опутанный вверху колючей проволокой.
Его построил Курилыч, чтобы отгородить свои грядки, парники и малинник от шумного и
опасного двора соседей. Новых досок он не нашел, забор получился кривой и
разношерстный. И вот на сером и скучном заборе ктото нарисовал мелом Щенка.
Щенок был веселый. Он припадал на передние лапы, улыбался и тявкал.
Правое ухо у Щенка торчало, как стрелка, а кончик левого загибался вниз.
Уголек подходил к забору медленно, широко раскрыв свои большие черные глаза.
Будто оказалось перед ним невиданное чудо. Щенок смотрел на него с забора и улыбался,
словно звал поиграть.
– Ты как сюда попал? – спросил Уголек. – Тебя кто нарисовал?
Но собаки, нарисованные на заборе, не умеют разговаривать. Щенок улыбался и
молчал. Уголек тоже заулыбался и протянул к забору ладонь.
Рука сама потянулась, словно хотела погладить Щенка. Но как погладишь, если под
ладонью только шершавые доски…
– Уголек, здравствуй! А я на дачу еду.
Бориска оторвал глаза от Щенка. Дядя Саша вылез изпод машины и теперь
заталкивал в багажник огромный рыжий чемодан. Рядом стоял приятель Уголька Вовка
Ларионов, Вовкахудожник. Несмотря на жару, он был в длинных бархатных штанах и
такой же куртке, похожей на колокол.
Говорят, это обычный костюм художников. Сверху Вовку накрывала широченная
войлочная шляпа, которую в прошлом году он привез из Сочи.
Счастливо блестя круглыми очками, Вовка повторил:
– Мы на дачу едем.
Уголек молчал. Подумаешь, на дачу едет! Какой интерес ехать на дачу в августе? И
вообще, зачем дача, когда лес в двух шагах от дома, где живут Уголек и Вовка.
Уголек снова глянул на забор.
– Слушай, Вов, не знаешь, кто его нарисовал?
– Щенка? Я, – сказал Вовка так спокойно, словно речь шла о какойнибудь
обыкновенной обезьяне или, скажем, крокодиле.
– Ух, Вовка, – выдохнул Уголек, – замирая от проснувшейся надежды. – Ты просто