асфальту тяжелым хвостом.
– Псина. Милая, – сказал Уголек. Он притянул к себе мохнатую голову с
полувисячими ушами и прижал ее к плечу. Милая псина облизала Угольку ухо. Сердце
Уголька от радости запрыгало, словно крышка на кипящем чайнике.
– Оо, – проговорила мама издалека, потому что боялась собак больше, чем мышей и
скарлатины. – Оо… Не прижимай это чудовище.
Чудовище облизало Угольку второе ухо.
Пока сын обдумывал, какой угол в квартире лучше подойдет для собаки, а мама
выбирала место, чтобы упасть в обморок, на крыльце раздалось постукивание. Из
магазина вышел человек с седой щетиной на подбородке и деревяшкой вместо левой ноги.
– Балалай, – сипло позвал он.
Балалай бросил Уголька, медленно поднялся и описал вокруг хозяина ленивую
орбиту. Как большая планета вокруг светила. Светило, чтото бормоча, прятало в кармане
зеленое горлышко поллитровки.
Уголек молчал. Но в его черных глазах, наверно, была такая тоска, что человек
решил снизойти до разговора.
– С тобой Балалай не пойдет. Нне пойдет, – сообщил он, уперев в Уголька
мутноватый взор. – Ты собаку с детства… воспитывай с детства. Тогда пойдет. Потому что
преданность в ней. Вот я последние штаны… отдам. А собаку нни за что…
Видимо, он собрался произнести длинную речь о собачьей преданности, но мама,
оправившись от потрясения, схватила Уголька за локоть и увлекла от опасного места…
Итак, собаки не было. Был только пожилой кот Вьюн, прозванный так за то, что в
молодости отличался изяществом и грациозностью.
Собачья жизнь не для котов. Коты созданы для того, чтобы по ночам дурными
голосами орать на крышах, днем спать на солнце, утром и вечером воровать на кухне
молоко и рыбу, а в свободное от этих занятий время изредка ловить мышей. Вьюн считал
такой образ жизни совершенно правильным. Уголек считал иначе.
У него не было верного пса, который бы вытаскивал хозяина из кипящей морской
пучины, шагал с ним по ледяным арктическим пустыням, помогал в охоте на носорогов и
ловил шпионов. Зато у нашего Уголька было богатое воображение. А с помощью
воображения нетрудно сделать из кота собаку.
Начались для Вьюна тяжелые дни. Через неделю он похудел и стал тонким, как в
юности. Он сопротивлялся. Он показывал когти. Но через месяц Вьюн понял, что для
собственного благополучия следует ходить на цепочке, не упираясь, и становиться на
задние лапы, как только этого захочет упрямый хозяин. В общем, он многое понял.
Но ничего не понял Митька Шумихин. И его друзья не поняли.
Когда Уголек первый раз вывел кота на цепочке от старых ходиков, во дворе раздался
восторженный вой пяти глоток. Даже ВитькаМушкетер, которого Уголек считал человеком
благородным и умным, поддался общему настроению. Он подскочил к Угольку, вежливо
помахал перед ним бумажной шляпой и задал вопрос:
– Позвольте узнать, что за порода у вашей великолепной собаки?
– Верблюд, – сказал Уголек.
– Очевидно, иностранная порода? Удивительное название…
– Ты верблюд, – уточнил Уголек, отойдя поближе к дому…
Ты думаешь, с тех пор он бросил дрессировать Вьюна? Уголек упрямый.
Если смеются над ним или не получается чтонибудь, он только прикусывает
нижнюю губу. Даже глаз не прищуривает, как это делают другие упрямые люди. Он лишь
прикусит губу, а глаза открывает еще шире, будто удивляется чемуто.
УГОЛЕК НЕ ХОЧЕТ БЕЖАТЬ. ДВОЕ И ОТЧАЯННАЯ ТЕТКА