тяжелых предчувствий. А вдруг в выходной, когда намечалось представление, мама не
уйдет в клуб на репетицию? Вдруг она увидит, в каком прекрасном наряде выступает ее
дорогой сын? Конечно, мама любила искусство. Но и скатерть она очень любила…
Чтобы костюм был полный, Славка притащил старые отцовские сапоги.
Витька со знанием дела отогнул им голенища. Получились почти мушкетерские
отвороты. Сапоги были страшно большими. Когда Уголек влез в них, его ноги сделались
похожими на лучинки, торчащие из черных ведер. Но других сапог не было. Славка
почесал свою круглую голову и взглянул на Толика. Толик подумал и сказал:
– Сойдет.
А раз Толик сказал, что сойдет, Уголек не спорил.
Наступил день представления. Зрители устроились на стульях вокруг арены. В
билетах так и было сказано: «Вход свободный со своими сиденьями».
Впереди сидели малыши. Их много живет в большом трехэтажном доме. До сих пор
о них не было сказано ни слова лишь потому, что в повести они не принимали участия.
Народ это не очень сообразительный, и толку от них никакого, один шум.
Но сейчас малыши сидели притихшие и ждали начала, как в настоящем цирке.
За малышами устроились их родители. Кроме того, там был отец братьев
Селивановых – очень серьезный, очень загорелый и очень высокий человек.
Перед тем, как сесть среди зрителей, он зашел за «кулисы». Внимательно и без
усмешки осмотрел снаряжение артистов, сухими коричневыми пальцами расправил перья
Георгина, прилаженные к шляпе Уголька. И спросил мимоходом:
– Готов, дрессировщик?
Почемуто не у своих сыновей спросил, а у него. Уголек поспешно кивнул. Конечно,
готов. Правда, от волнения сосет под ложечкой, но про это ведь не станешь говорить. И
неожиданно для себя Уголек сказал, искоса глянув на Селиванова:
– А у меня отец – капитан грузового теплохода. Он на Севере.
– Повезло тебе, – заметил Селиванов и пошел на свое место во втором ряду.
Была в числе зрителей и комендантша тетя Клава. А позже всех пришел лейтенант
милиции Сережа. Сережу, пользуясь давним знакомством, пригласил Уголек. Он
пообещал:
– Ты там такую вещь увидишь! Спасибо говорить будешь.
– Знаю я эти вещи, – усомнился лейтенант милиции. – В Лесном переулке тоже цирк
устраивали. Пришлось вызывать пожарную команду, врача и плотника.
– Нам Клава разрешила, – успокоил Уголек. – Она тоже придет, – добавил он между
прочим. Услыхав это сообщение, Сережа сделал задумчивое лицо и сказал, что, пожалуй,
стоит прийти посмотреть представление…
А пока представление не началось, лейтенант милиции Сережа смотрел на
комендантшу, которой было двадцать два года и которую все, кроме малышей, звали
просто Клавой. Он смотрел искоса, но так внимательно, будто хотел сосчитать все
веснушки на Клавином лице.
Наконец из сарая донеслась музыка. Это играл Толик. Играл на баяне, который
почемуто называл «полбаяна». Одеяло с клоуном заколыхалось, и появилась Тетка в
желтом платье, густо обсыпанном елочным блеском. С загнутых кос тоже сыпался блеск
легкими искрящимися струйками.
Тетка с достоинством подождала, когда стихнет восторженный гвалт малышей, и
объявила первый номер.
Полбаяна умолкли, и на арену вырвались братья Селивановы в красных трусиках.
Они с разбегу встали на головы и заслужили аплодисменты.
Потом братья прошлись по арене колесом и показали еще несколько таких же