– Незачем тогда отпускать, – проговорил сердитый человек. – Ошейника к тому же
нет. Откуда знать, что она не бродячая?
– И кормить бы следовало щенкато, – добавил другой тоже сердито. – Шкура да
ребра. Владеельцы…
Они ушли. Девочка поставила щенка на тротуар. Лапы у него подгибались, и он сел.
– А всетаки нехорошо, – сказала девочке мама. – Мы их обманули.
– Но они содрали бы с него шкуру!
– Почему же? Его бы, наверное, выкупили.
– Кто?
– Тот, чей щенок.
– Помоему, он ничей, – сказала девочка. – Видишь, какой он худой.
– Вижу. Но обманывать все равно нехорошо.
Девочка упрямо тряхнула волосами:
– А я и не обманывала. Щенок на самом деле будет мой.
– Лена! Мы же спешим на поезд. Щенка не пустят в вагон.
– Ну, что ж, – вздохнула она. – Пусть будет мой, пока идем до вокзала. А потом снова
станет ничей… Пойдем!
И щенок пошел. Он боялся, что снова появятся люди с сеткой.
Но шли вместе они недолго. У вокзала щенок снова остался один. Девочка махнула
сумочкой, и он отстал. За решетчатым забором сердито кричали тепловозы.
Щенок побежал обратно. Ему хотелось скорее забраться под ящики, чтобы никого не
видеть и никого не бояться. И еще ему хотелось вспомнить Руки. Руки человека, которого
он любил и не боялся никогда.
ЗАГОВОР НЕ ОСТАЛСЯ В ТАЙНЕ
На той самой поляне, где три дня назад совершилось изгнание Уголька, сидела
теперь Митькина компания. Сидели все, кроме Шурупа. Шуруп не мог сидеть от
возбуждения. Он приплясывал. Он почесывал одну ногу о другую. Он дергал лопатками,
словно их тоже хотел почесать друг о дружку. Кроме того, Шуруп все время подтягивал
трусы, которые были велики и от резких движений грозили свалиться. Слова сыпались из
Шурупа, как горох из рваного кармана.
– Там камень, там дерево. Сверху крыша, а кругом фанера, а внизу у них яма. И не
видно нисколечко, кругом ветки, а…
– Заткнись, – хмуро перебил Митька. Шуруп хлопнул губами и заткнулся.
Митька сказал:
– Шуруп ты и есть Шуруп. И язык у тебя шурупистый. Не трещи ты и не дергайся.
Блохи, что ли, накусали? Вот дам сейчас…
Шуруп хнычущим голосом объяснил:
– Лежишь в этой засаде, лежишь, а сверху иголки на ветках. А снизу колючки всякие.
А по спине муравьи бегают, щиплются. Задергаешься.
Один муравей в нос залез, а чихать нельзя, а то услышат. Я чуть не лопнул, а он все
не вылазит…
Митька перестал слушать болтовню Шурупа и сказал братьям Козловым:
– Значит, там штабквартира. Ясно?
Старший брат Валентин подумал и ответил:
– Ясно. А какой штаб?
Младший брат Глеб тоже сказал, что ясно, и тоже спросил:
А почему квартира?
Митька долго и с сожалением смотрел на Козловых изпод косого казацкого чуба. Он
не ответил.