Алька хотел сказать, что это его штаны, а не Маринины, но не стал. Ещё отберёт,
пожалуй. И Марина удалилась, строгая и неприступная.
Был бы до самого вечера Алька самым счастливым человеком, но тут приехал в
лагерь старший брат Галки Лихачевой. Он прикатил на велосипеде, и мальчишки
выстроились в очередь, чтобы хоть разик прокатиться по аллее. С седла ни у кого ноги до
педалей не доставали, поэтому все ездили стоя, под рамой. Алька тоже немного умел.
Дали и ему. Толкнулся Алька ногой, нажал на педаль и вдруг увидел удивительную
картину: небо закачалось, а сосны и берёзы перевернулись вниз кронами. Земля встала
торчком и больно треснула Альку по лбу.
Потом Алька услышал голос Галкиного брата:
– Штанинуто подворачивать надо. Гляди, цепью заело.
Он вместе с велосипедом поднял Альку и вынул его из штанов. Иначе штаны никак
нельзя было освободить. Когда провернули шестерню, на штанине увидели ровную
цепочку дырок. Будто брюки прострочили на громадной швейной машине без ниток. А
вокруг каждой дырки был чёрный след от жирной смазки.
– Даа… – протянул Мишка Гусаков.
Алька сел на корточки, и на испорченную штанину стали капать крупные слезы.
– Не реви, – сказал Лапа. – Зашьём и выстираем.
Решили сперва выстирать. Мишка принёс кусок туалетного мыла. На речку не
пошли: стирали в бочке с дождевой водой, которая стояла за столовой. Мишка говорил,
что в дождевой воде стирать лучше всего. Вода скоро стала мутной и тёмной. Брюки
почемуто стали тоже тёмными.
– Не реви, – снова сказал Лапа. – Высохнут – сделаются белые.
Дырки на штанине стали не такими заметными. Наверное, потому, что вокруг
каждой расплылось грязное пятно.
Алька ушёл на дальнюю лужайку среди берёзовых кустов и остался там один со
своим горем. Брюки он разложил на траве, чтобы сохли. Но они сохнуть не хотели.
Может, он так и просидел бы до самого ужина, но вдруг раздались шаги и
побрякиванье. Шли Лапа и Мишка, а побрякивал утюг.
– Будем сушить утюгом, – сказал Лапа. – Будут штаны белые и гладкие. Главное,
Санька, сообразительность…
Алька прерывисто вздохнул и улыбнулся. Впервые после аварии.
– Где ты утюг взял, Лапа?
Лапа сказал, что взял утюг на кухне у поварихи тёти Вали, но это, конечно, тайна.
– Его углями греют, – гадал Мишка. – А вот как, не знаю.
– Не надо углями. Мы его, как чайник, над костром повесим. Сразу раскалится.
Понятно?
– Понятно, – прошептал Алька, восхищённый Лапиным умом.
Лапа довольно похлопал себя по карману. В кармане брякал коробок со спичками.
Сухих веток в кустах не нашли, и Мишка сбегал ещё раз к кухне – за щепками. Лапа
развёл огонь. Костёр получился маленький, но решили, что утюгу этого хватит. Алька
разыскал подходящую палку, а Мишка и Лапа выломали две рогатины. Рогатины воткнули
по сторонам от костра, положили на них палку, повесили на неё утюг.
Трещал бледный огонь. Сизый дымок таял, запутавшись в берёзовых листьях. Самые
нижние листики желтели и скручивались от жары. Алька подкидывал щепки. В общем, всё
шло хорошо. Потом одной рогатине надоело стоять, и она повалилась. А утюг упал в
костёр.
– Ничего, – хладнокровно сказал Лапа. – Он железный. Так даже лучше нагреется.
Кидайте дрова.