Оба поглядели на трубу.
– Как его запрёшь? – сказал Алька. – Это всётаки ветер.
– Сделать деревянную затычку, – развеселилась Женька. – Сделать вторую. Внизу
трубу заткнуть и вверху…
– А на боках у трубы вон сколько дыр.
– Даа…
– Ну его, – махнул варежкой Алька. – Всё равно соринки уже нет. Ничего у него не
вышло.
Шуршун в трубе тихо завыл от досады. А они зашагали быстробыстро, чтобы
поскорей прийти к Валерке, который, наверно, совсем загрустил один.
Город Весенних Птиц
Ветер за окном морщил лужи, и от воды во все стороны разлетались солнечные
зайчики. Двадцать или тридцать зайчиков влетели в комнату и плясали на потолке прямо
над Шуркиной кроватью. Шурик лежал и целый час смотрел на их солнечный танец. И
думал, что теперь уже совсем настоящая весна.
Шурик перевернулся на живот и сквозь прутья кроватной спинки стал смотреть на
улицу. Тающий снег у забора торчал грязными острыми зубцами. По всей улице разлилась
громадная лужа. В половине лужи отражался трёхэтажный светлозелёный дом, который
стоял напротив, а в другой половине отражалось тёмносинее небо. Поэтому вся улица
казалась зелёной, синей и ещё яркожёлтой от весёлого солнца.
По обломкам кирпичей, цепочкой брошенных в воду, пробегали ребята в
расстёгнутых пальтишках.
Шурик слышал их голоса и понимал, что этим мальчишкам очень весело.
Только серый телеграфный столб не радовался весне. Он стоял у забора, прямой и
скучный. Ктото слепил из последних крупинок чистого снега комок и швырнул его в
столб. Комок прилип, сразу потемнел, и от него потянулась вниз влажная полоса.
Казалось, что одноглазый столб плачет об ушедшей зиме…
Шурик смотрел в окно до тех пор, пока от яркого света не заболели глаза. И сегодня
впервые улица не казалась ему унылой и надоевшей…
Шурик приехал сюда с мамой с Севера, из далёкого шахтёрского посёлка. В новом
городе он не видел пока ничего, кроме светлозелёного дома и серого забора за окном.
Болезнь подкралась к Шурику ещё в поезде, и, когда ехали в такси с вокзала, Шурик уже
не смотрел по сторонам. Он не помнил даже, как выглядит снаружи тот самый дом, где он
живёт сейчас. И поэтому Шурику казалось, что весь город состоит из светлозелёных
трёхэтажных зданий и серых заборов…
Болел Шурик целых десять дней.
Пока у него держалась температура, мама была дома. А потом она стала ездить на
работу – на завод. Выходить на улицу Шурику она не разрешала. И начались скучные дни.
Вспомнилась школа, где он раньше учился. Вспомнились друзья из четвёртого "Б", но от
этого веселее не становилось, потому что сейчас Шурик всё равно был один.
Иногда только приходил маленький первоклассник Алька. Он жил на втором этаже,
прямо над Шуркиной квартирой. Алька всегда осторожно стучал в дверь, потом зачемто
вытирал о коврик у порога совсем чистые подошвы ботинок и спрашивал:
– Болеешь ещё?
– Да так… Чутьчуть, – говорил Шурик. Алька садился на краешек кровати, упирался
локтями в колени и ладонями подпирал щёки. Он мог так долго сидеть и молчать. Лицо у
Альки делалось задумчивым, а светлый хохолок на затылке торчал, как маленькая антенна.
Какие мысли крутились вокруг этой антенны, никогда нельзя было угадать. Иногда он
вдруг говорил: