А у меня - природа вся!
А я живу как деды встарь
И лось, и гусь, таймень, глухарь!..
От бессильной ярости Ванюшка только сплюнул себе под ноги.
41
Сказать, что эти сорок или сорок пять метров до сосны показались мне километрами, значит ничего не сказать. Я теперь хоть по себе чуточку знаю, каково было нашим разведчикам в войну и партизанам подбираться к вражеским позициям, когда в любую секунду тебя могут обнаружить и открыть смертельный огонь.
Но мне еще мины не угрожали, не свистели надо мной шальные пули, и враг мой был всего лишь навсего в единственном числе. Да к тому же я столь неосмотрительно поступил со своим ружьем - оставил его шагах в пяти.
Я полз и старался, чтобы не заглушил у меня страх то большое и непонятное еще, но очень светлое и радостное чувство, о котором до сих пор приходилось читать только в книгах. Раза два оглянулся. Лица Галкиного я не видел. Я видел только стволы ее ружья, наведенные в затылок Профессора. И я твердо верил, что она будет все время начеку. "На такую девчонку смело можно положиться, эта не растеряется и не струсит", - думал я. Только ты сам не подведи ее. Если Профессор успеет схватить ружье и заляжет с ним за стволом сосны, ни тебе, ни Галке несдобровать...
Кольча о чем-то разговаривал с Профессором, и довольно мирно, судя по тону. А вот о чем там у них идет речь, я не мог уловить, потому что до меня долетали только отдельные слова. Ветер шумел в траве, яростно трепал сосну, да и мне было не до подслушивания.
До Профессора всего ничего - метров десять, а до ружья и того ближе. Я уже начал было подбираться, весь напружился, готовый к последнему броску, но в этот момент в аккурат тому бандюге захотелось покурить. Он достал сигареты и начал шарить по карманам в поисках спичек. Может оглянуться. Я припал к земле. Но надо же было так случиться, что угадал я тут прямо на муравьиную кучу. И ни вправо, ни влево нельзя отодвинуться даже на сантиметр: Чак всю траву повытоптал, когда на медведицу кидался. А муравьи жрут меня зверски, жрут беспощадно. Они набились под рубашку, облепили голые ноги, ползут под штаны, жварят руки и уже по щекам полезли... Я кусаю губы, чтобы вытерпеть. Кажется, еще секунда, и кончусь тут или с дикими воплями начну кататься по траве, отбиваясь от своих истязателей.
Вот Профессор наконец нашел зажигалку. Я думал, что он ко мне повернется прикуривать, спасаясь от ветра. Нет, опытный куряка, видать. Нагнулся как сидел.
И в этот миг меня будто катапульта кинула вперед. Не помню, как я и вскочил, как одолел расстояние до сосны. Я помню только, как сграбастал ружье и кинулся вправо, чтобы не загораживать собой Профессора.
Услышав топот моих ног, Профессор оглянулся, и по лицу его расплылась широкая улыбка. Я в это время был от него уже далеко.
- Руки вверх! - Галка вскочила и наставила свою двустволку на Профессора. - Колян, ты свободен.
Я переломил трофейное ружье. Заряжено. Щелкнул замками, ставя стволы в прежнее положение. И тоже приготовился открыть огонь, если Профессор кинется на кого-нибудь из нас.
Нет, поздно сопротивляться. Он это понял. Медленно начал поднимать руки. Я на всякий случай настороженно озираюсь по сторонам: вдруг кинется откуда-нибудь на помощь своему дружку Гурьян. Но того не видно нигде.
Потом опять я к Профессору повернулся и стал его с интересом изучать. Видели мы этого прохиндея, как Ванюшка выражается, только издали, давно привыкли к мысли, что он преступник, бандит, рецидивист, а тут стоит перед нами видный, фасонистый мужчина, интеллектуал без сомнения, привыкший содержать себя в чистоте и большой опрятности. Смотрит на нас открыто, дружески и беспечно улыбается. Вот он я, весь перед вами!
- И это в благодарность за его спасение? - Профессор кивнул на Кольчу, не переставая улыбаться.
А тот ни бе ни ме. Все еще под медвежьим чебурахом, что ли? По-моему, напугали мы его больше, чем Профессора. Тому-то хоть бы хны. Смотрит на нас так, как смотрят взрослые на расшалившихся детей, когда шалости их переходят все границы.
Вид Профессора и эта его невинная улыбочка так меня ошарашили, что я на какое-то время даже укусы муравьев перестал чувствовать. А тут еще Кольча зудит:
- Галя, Миша, давайте разберемся. Олег Аркадьевич профессор, историк. Он ищет Золотую Бабу...
Что это еще за баба появилась? Золотая!..
Умаслить успел, тварюга, Колокольчика. А мы-то старались скорей спасти его, на смертельный риск пошли!.. Думали, он тут от страха загибается...
- А ты помалкивай! - обрезала Галка Кольчу. Да еще так на него зыркнула, будто хотела добавить: "Без сопливых обойдемся!"
Мне кажется, что она тоже опешила, когда увидела повернувшегося к нам Профессора. Но по тону ее я сразу понял, что она не отступит.
- Миша, обыщи его! Ну чего ты топчешься?..
Я стал остывать от того накала, в котором пребывал с момента броска к ружью, кожа моя обрела чувствительность. Муравьи, набившиеся под одежду, грызли меня, наверное, с еще большим ожесточением, видя, что я никак на их укусы не реагирую. Корчась и извиваясь всем телом, я бросил "профессорское" ружье на траву и стал раздеваться.
- Муравьи сожрали! - сдернул я с себя куртку, рубашку, потом штаны.
- Все не слава богу! - пробурчала недовольно Галка.
А я, приплясывая, сметал с себя беспощадных мучителей. Трясти одежду нет времени. Пошел к Профессору в одних плавках.
Холеная бородка с курчавинкой, усы - волосок к волоску: русые, красивые. Следит за собой Профессор даже в тайге. Поглядывает на меня так, будто я у него собираюсь под мышками почесать: вот-вот прыснет со смеха. Поднятые вверх руки от усталости уже шевелиться начинают, дрожать. Ладошки белые, пухлые длинные пальцы, тонкие запястья... Никогда бы и не подумал, что такие бандиты бывают.
"Да он же как сыр в масле катается, если уже не первый год золотишко промышляет!" - думал я, не без робости ощупывая его карманы.
Сопротивляться или возмущаться Профессор и не думает. Наоборот, он даже поворачивается ко мне так, чтобы я скорее заканчивал эту процедуру. Он со мной как с ребенком забавляется. Кольча видя, что мне некуда положить изъятые у Профессора вещи, оказывает услугу: приносит мою кепку. Свою он потерял, как я уже говорил. Я первым делом вытащил у Профессора из ножен охотничий нож. Дорогой, с белой костяной рукояткой.
- Вот тут еще один, - забывшись, Профессор опустил одну руку и коснулся пальцами узенького набедренного кармашка.
- Руки! - рявкнула жестко Галка.
Палец ее лежал на спусковом крючке. Ружье было наставлено прямо в грудь Профессору. Я старался держаться немного в стороне.
- Осторожнее, девочка, - попросил Профессор, подняв руку. - Ружье раз в год само стреляет.
А в голосе его ни страха, ни малейшей тревоги или волнения.
42
Когда я закончил обыск, Галка позволила Профессору опустить руки и сесть, а мы расположились напротив шагах в двадцати. Я оделся, положил рядом с собой трофейное ружье, Галка мое принесла. Села она так, чтобы Профессор все время был у нее перед глазами, и на колени положила двустволку.
Из карманов его я выгреб американские сигареты "Кент", газовую зажигалку, изящную записную книжку-алфавит в кожаном переплете, авторучку фирмы "Паркер" с золотым пером, красивый шариковый карандаш пузатенький, видать, с толстым стержнем, долгопишущий, плоскую бутылку-фляжку коньяку и стопку визитных карточек. На карточках в типографии красивыми письменными буквами было напечатано: "Профессор Залесский Олег Аркадьевич", и шли рядком номера телефонов: служебный и домашний. Домашних оказалось даже два - второй загородный. Дачный. А в документах значилось, что кандидат исторических наук профессор Залесский Олег Аркадьевич командируется в северные районы Иркутской области для завершения работы над докторской диссертацией. 10 июня в Киренске отмечено командировочное удостоверение. Скрепкой к нему билеты прижаты - от Москвы до Иркутска и от Иркутска до Киренска, квитанции из гостиницы, счета на телефонные переговоры... Все чин-чинарем!
- Вот так штука! - тихонько шепнул я Галке и показал глазами на профессорское ружье, на ложе которого была привинчена серебряная пластинка: "Дорогому коллеге профессору Залесскому О. А. в день его сорокалетия от преподавательского состава НИИ".
- Туфта! - досадливо бросила Галка шепотком. - Липа!..
Я такого поворота дела никак не ожидал. У меня даже сердце екнуло, как это бывает, когда ступишь на твердое место, а нога неожиданно для тебя не находит опоры.
Кольча посапывает в две дырочки с оскорбленным видом. Дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю. Как хотите, так и расхлебывайте эту кашу, вы сами ее заварили.
Он и сел-то не рядом с нами, а чуть поодаль.
Галка нисколько не смутилась, просмотрев документы бородатого, даже бровью не повела.
- Золотишком интересуетесь, товарищ профессор? - желчно спросила она, налегая на последнее слово.
Кольча хотел что-то сказать ей, поднял на нее глаза.