Анна (вчера)
Она не очень хорошо понимала, зачем пошла ужинать в «Метрополь» с Бонни и Розой. Этих двоих она тоже не очень хорошо понимала, если не сказать хуже — не понимала вообще. И не двоих, а троих. То есть слухи об очень странном семействе Говард до нее доходили, но она слухам не особо верила. А тут…
Факты были налицо. Шведская семья как она есть. И чего Аня не могла понять вот совсем-совсем, так это почему Говарды позволяют Бонни ходить налево. И не просто налево, а открыто и бессовестно иметь своих «звезд» прямо на репетициях.
Не то чтобы Бонни делал это прямо сегодня, на глазах у Розы. Но то, как вела себя Милена и как она всем раззвонила, что спит с самим Бонни Джеральдом — явно было не на пустом месте.
Очень, очень странные отношения.
И очень, очень любопытная леди. По ней не скажешь, что писательница и сценаристка, скорее — журналистка. Как вцепится!
Вот она и вцепилась. Ей, видите ли, страшно понадобились подробности жизни квартета и в частности Ани с Артуром.
Мало ли что ей там понадобилось. Аня не собиралась открывать душу практически незнакомке. Да еще и писательнице! Так что она переводила разговор на квартет, на совместную учебу в ЦМШ и консе, на что угодно, кроме Артура.
Пока этот гад не позвонил и не сыграл ей… О, как он играл! Еще в консе она была готова отдаться ему прямо за роялем! От того, какое у него становилось лицо во время импровизаций, ее душа пела, а с его музыкой она взлетала под самые облака…
— Я люблю тебя, — сказал он так, что сердце зашлось. И не только сердце.
Как хорошо, что она не дома и не одна! А то бы сорвалась и помчалась к нему. Куда угодно. И там, где угодно, просила бы его — играй, играй для меня! Подари мне наслаждение большее, чем секс. Большее, чем любовь. Большее, чем все — твою музыку!
И плевать, что ровным счетом ничего бы это не изменило. Потому что Артур — такой, какой есть. Он не изменится.
— Ну что ты за человек такой, — почти простонала она и отключилась.
— Он тебя любит, ты любишь его. Вы есть все усложнять, — с присущей ему тактичностью носорога заявил Бонни Джеральд, задумчиво рассматривая Аню над бокалом с глинтвейном. Безалкогольным. Таким же, как у Розы.
— Усложнять? — переспросила Аня. — То есть мне надо было терпеть его выкрутасы, молчать и продолжать готовить завтраки?
— О, ты еще и готовишь завтраки! Белиссима! Арчи — придурок, — выдал Бонни, отпил свой компотик и нежно обнял Розу.
— Ага, — кивнула Роза. — Почему ты молчала, пока не сорвалась?
Спросила — и так же нежно прижалась щекой к плечу Бонни.
Прямо в ресторане. И чихать они хотели на весь мир.
Вот почему у них с Артуром не так? Где она ошиблась? Где упустила? Ведь Бонни — козел не меньший. Даже, пожалуй, даст Артуру фору. Артур по крайней мере резвился со своими фанатками лишь на гастролях, подальше от Ани. И соблюдал хоть какие-то приличия. А Бонни девочку Миленочку — чуть ли не на глазах у Розы. Но Роза словно ничего не замечает… хотя нет, очень даже замечает — иначе бы Миленочку не облили ледяным презрением, когда Бонни явился за Аней в «Оперетту».
Как все непросто! И совершенно непонятно, как Роза умудряет держать Бонни на коротком поводке. Видно же, что мистер козлогений будет прыгать через кольцо по первому же ее «але!»
Как бы научиться так же, а?
— Так почему, Ань? — настырно допытывалась Роза.
— Почему… не знаю. Так получилось. Просто все покатилось как-то разом. Этот его роман с Даной, и прослушивание…
— Арчи сказать кастинг? — уточнил Бонни. — Или сказала та… как ее звать, Мадонна?
— Дана ее звать, — подсказала Роза. — Не похоже на Артура вызывать тебя на кастинг, он в тебе уверен.
Аня поморщилась. Вспоминать об унижении было больно… но… уже как-то не так сильно.
— Неважно. Что было, то прошло. Не хочу об этом говорить.
— Вот и зря. Тебе нужно, — покачала головой Роза. — Ты его любишь.
— У нас ничего не выйдет. Я не готова снова быть ему милой послушной женушкой, забыть о собственной карьере и бесконечно терпеть и прощать. Хватит.
— Да-да! Хватит! — довольно кивнул Бонни. — Ты делать скандал, ты бить его по морда, а потом заниматься любовь. Молчать плохо.
— Не хочу я скандалить, — передернулась Аня. — Это утомительно и бесполезно.
— А чего ты хочешь? — опять вцепилась в нее Роза. — Ты сама знаешь, чего ты хочешь на самом деле, для себя?
— Я не… — привычно закрылась Аня, но тут в мозгу словно что-то щелкнуло. — Знаю. Я-то знаю, но…
— Но — потом. Что ты хочешь, скажи вслух.
— Я хочу петь. У тебя, Бонни. Я об этом мечтала лет десять. Быть звездой Бонни Джеральда, получить «Тони», прогреметь как Брюно Пельтье в «Нотр Дам». Как Барбара Стрейзанд в «Кошках».
Бонни довольно кивнул, но Роза не отставала:
— Супер. А что еще?
— Хочу вырастить дочь.
— Тоже супер. А для себя, Ань? И с Артуром — что тебе нужно на самом деле?
— Да ничего, — снова поморщилась Аня. — Пошел он… Это уже не любовь, а издевательство.
— Тем не менее, тебе не все равно. Ну, чего ты такого хочешь, о чем никак не можешь сказать?
— Ничего такого я не хочу, — начала злиться Аня.
— Ну… вот прямо совсем.
— Вот прямо совсем.
— То есть поиметь его ты хочешь, а терпеть его загоны — нет?
— Да, хочу, — совсем разозлилась Аня. — Почему к хорошему сексу обязательно прилагается вынос мозга? Как меня это достало! Не хочу думать об этом козле! Вообще никогда!
— Так в чем проблема? — хмыкнула Роза. — Хотя да, ты же хорошая девочка… Ставлю доллар, что тебе слабо отыметь Артура завтра на репетиции. Просто так, без выноса мозга, чисто для удовольствия и сохранности нервов.
— Хороший секс есть польза для творческий процесс, — кивнул Бонни со знанием дела, был укушен Розой за ухо и…
— Больной ублюдок, — шепнула та своему гению так, что стало совершенно понятно, чем именно они займутся, едва выйдя из ресторана.
— Доллар, говоришь. — Аня одним махом допила оставшийся в бокале глинтвейн. Нормальный, с хорошим содержанием алкоголя. — Ставлю доллар, что завтра на репетиции я его трахну. И не буду париться по этому поводу!
— Вот теперь я видеть Миледи. Белиссима!
— Доллар, значит, зажилил? — усмехнулась Аня, ощущая себя практически леди Винтер.
— Си. Я есть бедный сицилийский парень. Я не разбрасывать доллар направо и налево.
— Жлоб ты, Бонни Джеральд, — припечатала Аня и подозвала официанта: — Повторите.
— Кажется, бедный сицилийский парень хотел сказать, что верит в тебя, — сказала Роза и тоже велела официанту повторить.
Один только Бонни сидел довольный и щурился, как китайский болванчик. Его жизнь явно была прекрасна.
Так какого черта Аня не может себе позволить того же? В конце концов, совсем не обязательно устраивать мозговынос, когда можно просто получить удовольствие. Ведь Артур поступал именно так. И она — ничуть его не хуже.
Пора привыкать быть звездой.
…
Вот почему без выноса мозга не получилось? Вот почему я спиной чувствовала — нет, не злость, не ярость, не отчаяние. Боль. И почему я должна была ощущать эту боль, как свою собственную, корчась где-то в глубине души. И рыдая, свернувшись в калачик?
Дура. Как она есть.
Осталось прокричать об этом всем присутствующим и кинуться на шею Артуру, омыв слезами…
Ну. Уж. Нет!
Мысленно я рявкнула на нечто, страдающее внутри. И вышла звездой из гремерки, под любимую Сильву.
Довольно страданий. Хватит! Хватит. Пусть наконец каждый получит, что заслужил.
Концертмейстер подыграл мне. Рояль зазвенел.
«Что же недаром сам черт придумал нас!» Замереть в позе: спину прогнуть, нога вперед, руку победно вздеть перед собой.
«Частица черта в нас…»
Подойти к Розе и Бонни за монеткой. Я же выиграла — честно. Значит. Пусть отдает. Я посмотрела в черные глаза змея-искусителя, звездного Мефистрофиля, и вдруг увидела в них… сожаление.
Вздрогнула.
После этого на выразительные взгляды квартетовцев можно было не обращать внимания. Особенно на один, зеленый и яростный. Я ответила своим, веселым. Глаза в глаза. «Что, Лева? Только тебе можно чморить Артура? Это твоя должностная обязанность и эстетическое, почти эротическое удовольствие?»
С наслаждением осознать, что он отвел глаза, но не успеть сполна насладиться этой победой, потому что Лева технично спихнул с табуретки у рояля концертмейстера. Короткий взгляд Левы на Ивана и Сергея. Вступление — буквально одним аккордом…
— Утомленное… — начал Лева.
— Солнце… — откликнулись тенор и бас.
Все-таки в многоголосье они входят — просто сказка.
— Нежно с морем прощалооось…
— В этот час ты призналась, что нет любви… — раздалось у меня за спиной бархатное и чувственное. И чуть насмешливое, что ударило по нервам не хуже электрического тока.
Кивок Льва. И… Иван делает шаг — мягкий, стелющийся (ох, не зря их гоняли все это время хореографы с Бонни во главе). Сергей скользит к нему. И… пошли… Танго…
Лева сливается в страсти с роялем, парни — в экстазе друг с другом. А как Ваня на руки Сергею падать умеет! И растяжка — просто прелесть, оказывается. А этот резкий, точно в такт поворот головы Сергея. Оооо. А говорят, он танцевать не умеет и двигается как медведь. Бессовестно врут! Бонни протягивает руку Розе. Она, смеясь, тянется к нему. Рывок — больше обозначенный, чем резкий. И они начинают кружить. Тут нет объятий. Лишь легкое прикосновение — и тут же полшага назад. Глаза в глаза. Забыв… не то, чтоб про нас. Вообще — про всю вселенную и ее окрестности.
— Миледи?
Артур по-прежнему стоит у меня за спиной. Я, словно заколдованная, оборачиваюсь к нему. И… пропадаю.
Он с легким поклоном протягивает мне руку. Все-таки он — магическое существо. Я вкладываю свою — пальцы у меня подрагивают.
Рояль вдруг переходит на Пьяцоллу. Наши с Артуром вздохи сливаются…
Танго. Пожалуй, это именно то, что нам надо. Как там принято говорить? Разбитых сердец? Затаскано, но верно.
Он ведет, а я каждый такт помню о том, что он — человек, который сделал мне больно, которому сегодня отплатила я. Наконец-то. Но… Я приникаю к нему, оплетаю то руками, то ногами. Вдруг вспоминаю… все вспоминаю. И отстраняюсь. Поворот… и снова его руки, которые не отпускают, его тело, что умеет дарить мне ни с чем не сравнимое наслаждение. Такое же, как музыка…
Мы смотрим друг другу в глаза.
Что он может прочитать в моих? Не знаю. Главное, чтобы не сожаление. Потому что я ни о чем не жалею. Ни о чем, сказала! Его же взгляд… просто непроницаем. Потому что в нем — ночь и тьма.
Говорят, месть — это блюдо, которое едят холодным. Но от этого оно не перестает быть горьким.
Лева вдруг замирает посредине ноты. И мы вместе с ним, как будто у нас разом закончился запас батарейки.
Останавливаются, с тревогой глядя на Артура, Сергей и Иван. Как все же бывшему повезло с друзьями.
Смеясь, отстраняются Роза и Бонни.
Я вдруг ловлю на себе взгляд Милены. Полный недоумения и ненависти. Оказывается, и она здесь. Ей-то что? До всего, что здесь происходит? До всего, что я разрушила сама?
— Господа музыканты! — раздается голос Бонни. — Это все прекрасно, но мюзикл сам себя не поставит. Работаем. Арчи?
Бывший отводить от меня глаза, несколько раз моргает, словно просыпается.
— Что с музыкой, Арчи.
Я мысленно издаю стон. Разве не хватит дурацких споров? Ни к чему хорошему они не приведут.
Но Артур идет. Как победитель. Как звезда. Спокойно и уверенно. Как в замедленном кино вижу, как поднимается со своего места Лева, как Иван протягивает телефон с включенным метрономом. Репетировали они эту сцену что ли.
Дверь в зал хлопает так, что мы все подпрыгиваем.
— Да вашу ж мать, парни! Вы что творите!!! Аня, привет.
А голос-то какой! Голос. Перекрывает весь зал. Сразу слышно школу!
— Привет, Миша, — отвечаю я растерянно директору одной из концертных площадок, тоже, кстати, нашему однокурснику.
— Лева. Парни. Я вас урою.
— Да что случилось? — Сергей растерянно оглядывает остальных. Те явно не понимают тоже. У Левы, однако, есть какие-то проблески сознания, но он не хочет в них верить и только мотает головой.
Миша смотрит на нас всех. Матом. Потом выдыхает. Усаживается на последний ряд — это получается у него изумительно. Жаль, что не выступает, а посвятил себя деньгам и организаторскому таланту.
— Скажите-ка мне, птицы певчие. Какое сегодня число?
И звучит теперь он нежно-нежно. Как серебряный колокольчик.
Лева хватается за голову.
— И вам это число ни о чем не говорит? Ни о каком концерте, на который распроданы все билеты?
Артур торжественно изображает похоронный марш, Иван вступает нежными переливами, а Сергей — как ему и полагается, басом.
— Придурки, — резюмирует Миша. — Придурки, которые еще и трубку не берут.
Лева задумывается. И с вариациями от танго присоединяется к похоронному маршу.
— Идите, пойте, ур-роды! — раздается бессмертное.
И квартет исчезает. Как его тут, на репетиции мюзикла, и не было. Одна я остаюсь, как дура, со своими двумя серебряными долларами, и устало смотрю на Бонни Джеральда. А тот, проводив взглядом квартет, оборачивается ко мне.
— М-да, — произносит он с иронической печалью, в точности как это сказал бы кардинал Ришелье. — Настоящие мушкетеры, спаси нас Пресвятая дева от них.