- За одним столиком с Сашкой Каменским и Quel-Кошмаром, - тоже корнет, кто это?
- А, вижу. - Немного развернувшись, Сережа с улыбкой качнул в руке стакан, показывая, что заметил присутствие. - Это Орлов, а вообще вся эта малолетняя компания за теми двумя столиками значительно опередила нас на пути к нирване. Так же, впрочем, как и твои приятели по полку справа.
- Они начали раньше.
- Но ведь не более чем на полчаса? - Сережа скользнул стеклянно-прозрачным взглядом по пустой еще эстраде. - А знаешь, чего бы мне хотелось? Послушать хорошей цыганщины.
- Д-да... Что-нибудь русское народное в цыганском исполнении... "Степь да степь кругом"...
- Экзеги монумэнт. - Сережа рассмеялся. - Это мы в гимназии развлекались - пели Горация на мотив "Степь да степь кругом"... Потом еще шуточка была: приходит второгодник пересдавать латынь. Званцев, это латинист наш, будто бы спрашивает: Перфект знаете? - Не знаю. - Презенс индикативи активи знаете? - Не знаю. - Что же вы тогда знаете, хоть что-нибудь же вы должны знать? - Я знаю, как переводится фраза "Экзеги монумэнт эрэ пэрэнниус". - Ну, переведите! - "Степь да степь кругом, путь далек бежит".
- Академический юмор. - Чернецкой плеснул коньяку из новой бутылки. Ржевский, а ты любишь латынь?
- Люблю.
- А за каким чертом? Я тоже люблю, хотя совершенно не могу понять, что я нахожу в этом мертвом языке порочного народа. Вдобавок - в официальном языке дьявольского католицизма.
- Своеобразное удовольствие сноба?
- Пожалуй...
- А что до католицизма... Если честно, что-то в нем есть, чисто эстетически. Кроме Папы с его безгрешностью и туфлей... Ну да черт с Папой... Я вот чего не пойму... Лунин, помнишь? Эдак взять родиться в православии, а потом по своей воле перейти в католичество?
- По своей воле? А что такое воля? Ты затрагиваешь полуиллюзорное понятие. Тот, кто действует, как ты изволил выразиться, по своей воле, просто счастливчик, которому не удосужились нажать на соответствующие кнопки! На людей что-то из себя представляющих нужна более сложная математика для комбинации этого нажатия. Но с большинством - это арифметика. - Женя неприятно засмеялся. - Люди - очень простенькие механизмы.
- Чернецкой, а ведь это не твои слова.
- Однако ж ты хорошего обо мне мнения.
- Отнюдь. Я не говорил, что это не твои мысли.
- Может быть, ты и прав. Впрочем, пустое. - Женя с усмешкой кивнул на соседний столик. - Послушай-ка лучше, что цитируют эти господа!
"Я ее победил наконец,
Я завлек ее в мой дворец,
с пьяной задушевностью декламировал подпирающий рукой отяжелевшую голову прапорщик Тыковлев.
Буря спутанных кос, тусклый глаз,
На кольце померкший алмаз.
И обугленный рот в крови
Еще просит пыток любви...
Ты мертва, наконец, мертва!
Гаснут щеки, глаза, слова..."
- А душераздирающее зрелище!
- Зря Вы иронизируете. Чернецкой, положению этой обугленной и одноглазой дамы трудно позавидовать.
"Знаю, выпил я кровь твою,
Я кладу тебя в гроб и пою..."
- Любопытно, что именно?
- Разумеется, "Je cherche la fortune..." - негромко напел Сережа.-Между куплетами желательна подтанцовка.
"Мглистой ночью о нежной весне
Будет петь твоя кровь во мне" - встряхнув головой, возвысил голос Тыковлев и, оборвав декламацию, тяжело осел на стуле.
- Приятного аппетита. - Сережа, неожиданно закашлявшись, поднес скомканный платок к губам.
- Ты чего?
- Дырка в легком разыгралась. Сволочные морозы. - Сережа улыбнулся Чернецкому.
- Что поделаешь, на то оно и Финляндия. - Женя, еще во время чтения Тыковлева поймавший несколько укоризненно-неодобрительных взглядов сидевшего с тем корнета Зубарева, нарочно заговорил громче. - Хотя, конечно, не поручусь, что этот собачий холод не есть космогонические последствия склок между господами символистами.
- Чернецкой, ты не прав. - По-мальчишески взъерошенный белокурый корнет сделал два шага а сторону Жени, и, качнувшись, остановился с папиросой в руке. - Во-первых, это не смешно. Даже когда Блок женился, то это не как мы с тобой, а мистика. Это и Б-белый писал, а Белый - беломаг. А Брюсов, во-вторых, черномаг. И у них дуэль. В астрал-ле.
- На пыльных мешках? - Женя отправил в рот несколько орехов.
- Каких мешках? - Снова качнувшийся Зубарев посмотрел на Чернецкого с обиженным недоумением. - Я же говорю - в астрале. Значит, по ночам вылетают. Вылетают и дерутся.
- Угол Моховой, за пятую трубу налево, - сгибаясь от смеха, тихо простонал Сережа. - А Менделеева тоже вылетает.
- Так можно над чем угодно смеяться, Ржевский! - Обуреваемый стремлением во что бы то ни стало растолковать Жене и Сереже воззрения блоковско-соловьевской компании. Мишка Зубарев говорил уже так громко, что за остальными столиками начали прислушиваться. - А Блок знает, что писать, пишет вампир, значит вампир!
- И навешаю лапшу мою на уши ваши! - в полном восторге подхватил Женя и, отставив в сторону запрыгавший в руке стакан, звонко расхохотался, закидывая назад голову. - Да содрогнется Лысая гора пред нашествием литературной богемы! Ржевский... только ты... помолчи, а то я сдохну!
- Ваше веселье, Чернецкой, дурного тона - снисходительно ввязался в разговор из-за своего столика подпоручик Ларионов: в "мэтровом" тоне явственно ощущались четыре курса историко-филологического факультета и легкая досада на себя за дискутированис с едва ли не гимназистами. - Если Вы не понимаете, что такое мистика, то лучше постарайтесь это скрыть. Да, у Блока есть неудачные стихи, одним из которых является это стихотворение, но что это меняет? Даже в этом плохом - тематика показательна для Блока. Блок честен. Блок открыто заявляет об отданности своей души силам тьмы. Продажа души - тема, волнующая творческие умы со времен Средневековья, дошедшая до апофеоза в творении Гёте. Да, Блок проклят, и результат страшной сделки его зловещее знание Тьмы. Впрочем, Вам, может быть, непонятен эзотерический подтекст его символики.
- Когда душа на самом деле продана, об этом не орут на каждом перекрестке! - неожиданно взорвался Женя, веселое настроение которого мгновенно улетучилось: вскочив и повернувшись в сторону собеседника, гневно блестя черными на неестественно белом лице глазами он продолжал - стоя, упершись коленом в стол и чуть заметно раскачиваясь всем телом с какой-то грациозно-змеиной гибкостью: - Об этом молчат!! Так молчат, что Вы пройдете мимо и не заметите! Что Вы знаете о том, как на самом деле совершается продажа души? Без гробов, без черепов, черных свечей и прочего романтического хлама?
- Мистика лакейской, - отчетливо и громко проговорил Сережа, неторопливо наполняя стакан. - Блок вообще отдает популярным в среде домашней прислуги жестоким романсом. Может быть, Вам, г-н подпоручик, и близка поэтика сердец пронзенных "острыми французскими каблуками", - Сережа сделал паузу и залпом выпил коньяк, - а по-моему, это просто-напросто плохо.
- П-р-равильно!!! - расплескивая на соседей содержимое своего стакана, прозванный Quel-Кошмаром корнет Попов воздвигся за столиком вслед за своим воплем. - Пр-р-равильно! Он правду говорит - плохие стихи! Как может интеграл дышать? Что он - вдыхает и выдыхает, да?
- Да ты, Алешка, ничего не понимаешь, - дергая корнета, чтобы он сел, возмутился облитый сосед.