— Г. начальник, разрешите мне поблагодарить вашего дорогого, милого, симпатичного Никифорова?
— Пожалуйста, сударыня, я ничего не имею…
Каково было мое удивление, когда она вынула пятисотрублевую бумажку, прося передать ее Никифорову.
— Нет, нет, сударыня, такой суммы я принять не позволю: вы избалуете мне людей. да, наконец, же вы хотите, чтобы завтра же Альфред ваш опять исчез? Нет, не вводите людей в искушение.
Наконец уговорились на 100 рублях, и обрадованный Никифоров, получив столь неожиданную награду долго и упорно шевелил в этот день ушами.
В губернских и уездных городах сыскные отделения создавались позже нежели в столичных и, надо сказать, что это дело шло с изрядным скрипом. Например, одну такую историю рассказывает уральский писатель Виктор Воробьев в своей книге «Легенды свердловского сыска». Вкратце суть ее такова:
Екатеринбургский полицмейстер Ключников вышел из чинов наружной полиции и с изрядным скептицизмом относился к возможностям сыска. Он был убежден, что главная фигура в полиции — это квартальный, и всегда отстаивал свое мнение. Поэтому предложение Сушинского о создании в Екатеринбурге сыскного отделения встретил без особого энтузиазма и стал говорить варшавянину, что вряд ли приезжие сыщики сумеют проявить себя в Екатеринбурге, поскольку местный преступный мир сразу выявит чужака.
— Позвольте моим коллегам немедленно продемонстрировать свои профессиональные навыки, — предложил Сушинский.
Ключников кивнул. Варшавянин вышел и тут же вернулся в сопровождении двух молодых людей весьма представительного вида. Черноусые, с модными бакенбардами, одетые во фраки они производили впечатление завсегдатаев великосветских столичных салонов. У Ключникова даже мелькнула мысль не проверяющие ли это из столицы. Но Сушинский поспешил представить визитеров:
— Полицейские надзиратели Люблинского сыскного отделения Иван Эрет и Александр Жидков.
— Манеры поведения у вас, господа, отменные. Ни дать, ни взять — чиновники из высших государственных сфер. За полицейских надзирателей я бы вас никогда не принял, — отметил Ключников. — Но сможете ли вы сойти за своих среди простонародья?
Эрет и Жидков вышли из кабинета, а вскоре вернулись совсем в другом обличьи. Теперь их можно было принять не за чиновников, а за извозчиков, половых или даже за не совсем опустившихся бродяг.
— Я поражен! — улыбнулся Ключников, и тут же добавил: — Но буду поражен еще более, если вы поможете нам поймать банду «Пиковый валет»
Вскоре городская управа разместила временное сыскное отделение в арендованном у домовладельца Александрова помещении, так называемых «Александровских номерах», располагавшихся на берегу реки Исеть у каменного моста по Покровскому проспекту (ныне ул. Малышева, дом не сохранился). Сыщики приступили к работе с июня, но очень быстро проявили свой высокий профессионализм. Ими был раскрыт ряд весьма серьезных преступлений.
Криминогенная ситуация в Екатеринбурге была в те годы весьма непростой. По городу, наводя страх на обывателей, ползли слухи о дерзких бандах с громкими названиями. «Рыцари кинжала», «Серые волки», «Таежные братья», «Пиковые валеты». И слухи эти отнюдь не были беспочвенными. Однако при участии появившегося сыскного отделения полиции удалось взять ситуацию под контроль. По преступности был нанесен серьезный удар и развеяны многие мифы об ее силе. Так, уже через две недели, как сыщики приступили к работе, они сумели выйти на след членов банды «Пиковый валет», которыми оказались учащиеся Шадринского реального училища. Приезжая в Екатеринбург на короткое время, они совершали преступление, а потом отбывали в Шадринск. Потому и долгое время оставались неуловимы. Задержанные безусые юнцы отнюдь не напоминали тех громил, которых рисовала людская молва и воображение напуганных обывателей. А ликвидация банды «Пиковые валеты» благотворно повлияла на настроения в городе. Через некоторое время сыщикам удалось справиться и с еще одной бандой — «Рыцари кинжала», которую организовали беженцы с оккупированной территории. Их главарь, узнав, что им серьезно интересуется полиция, покончил жизнь самоубийством. Хорошая работа сыщиков заставила Ключникова пересмотреть свои взгляды на создание в Екатеринбурге постоянного сыскного отделения. Из скептика он превратился в поборника этой идеи.
25 октября 1916 года на экстренном заседании Городской Думы было обсуждено ходатайство Екатеринбургского полицмейстера Н. О. Ключникова «об оставлении навсегда в городе сыскного отделения». В своем докладе полицмейстер отметил: «Всем известно, что в Екатеринбурге кражи и другие преступления, нередко очень дерзкие, составляют очень частое явление. Борьба с преступлениями для чинов наружной полиции, преобремененных другими обязанностями, стала непосильна. Это осознало и высшее Российское правительство, сформировав в Екатеринбурге временное сыскное отделение. Несмотря на то, что последнее функционировало всего лишь около 3 месяцев, польза от его деятельности проявилась с первых же дней. За это время все большие кражи и другие важные преступления были раскрыты, много профессиональных преступников задержано и заключено в тюрьму, благодаря чему число преступлений резко сократилось».
Вторая половина XIX века в России ознаменовалась брожением умов и ухудшением криминогенной ситуации, вследствие новых политических веяний. Появилось несколько организаций, члены которых, уверовав в идеи социалистической утопии, не желали удовлетворяться плавным течением либеральных реформ и стремились разом в одночасье разрешить все социальные проблемы государства. Увы, путь для этого они выбрали разрушительный. Экстремистски настроенные анархисты и народники подняли в стране волну террора. Власти попытались подавить ее путем репрессий, но это только усилило конфронтацию в обществе. Негативную роль сыграл в то время процесс над Верой Засулич. Под овацию публики она была оправдана судом присяжных после покушения на петербургского градоначальника Ф. Трепова. Революционеры решили, что народ сочувствует террору.
После выстрела Засулич по стране прокатилась волна террористических акций. Казни причастных к ним революционеров только подлили масла в огонь. Весьма показательна в этом плане настоящая охота, развязанная народовольцами на царя-освободителя Александра II. Первое известное покушение на священную особу монарха устроил член тайного общества «Организация» Каракозов 4 апреля 1866 года у ворот Летнего сада. Через год 25 мая 1867 г. его примеру последовал поляк Березовский. В Париже он подстерег следовавший через Булонский парк экипаж, в котором находились императоры России и Франции, и выстрелил по нему. Двуствольный пистолет его разорвало от слишком сильного заряда, а при этом уклонилось и направление пули. В результате была ранена лошадь шталмейстера, сопровождавшего экипаж. Потом в Александра II стрелял член организации «Земля и воля» Соловьев. 2 апреля 1879 г. во время прогулки царя на Дворцовой площади он бросился на него с револьвером. В тот раз Александр II также не пострадал, зато был ранен подоспевший полицейский.
Потом народовольцы дважды закладывали мины под железнодорожные рельсы, подкарауливая царский поезд. Один раз взрывной механизм не сработал, в другой — был пущен под откос не тот поезд. 5 февраля 1880 г. народоволец Халтурин заложил огромный заряд динамита под царскую столовую в Зимнем дворце. От взрыва погибло 8 солдат.
Положить конец кровавой войне между властью и революционерами попытался новый министр внутренних дел Михаил Лорис-Меликов. Причем, через неделю после назначения в феврале 1880 г. и на него было устроено покушение. По инициативе Лорес-Меликова было снято несколько непопулярных в народе министров, ограничена цензура и расформировано Третье отделение, которое особенно усердствовало в проведении репрессий против революционеров. Под руководством министра внутренних дел начала разрабатываться программа либеральных реформ на ближайшие годы. Однако претвориться в жизнь этим реформам было не суждено. Народовольцы не желали останавливаться и достигли таки своей цели.
1 марта 1881 г. в третьем часу пополудни Александр II возвращался во дворец. Когда он со свитой выехал на Екатерининский канал, раздался взрыв. Карету царя тряхнуло и окутало дымом. Кучер прибавил ходу, но Александр велел остановиться. Выбравшись наружу, он увидел двух окровавленных казаков и корчившегося от боли мальчика, случайно оказавшегося рядом. Поодаль стоял задержанный прохожими бомбист. Александр склонился над затихшим мальчиком, перекрестил его и пошел к отъехавшему экипажу. Вдруг — опять словно выстрел из пушки, густое облако дыма. Дым рассеялся, и те, кто остался жив, увидели около двадцати окровавленных тел, царя, прислонившегося к решетке канала, в разорванной шинели и без ног, а напротив него — в таком же состоянии его убийцу Гриневицкого. «Во дворец…..Там — умереть…..», — еле слышно сказал Александр II. Через час с небольшим он скончался в своем кабинете в Зимнем дворце.
Столь яростная охота на Александра II, получившего от народа прозвище «Освободитель», даже во времена коммунистической идеологии выглядела малопонятной. Во многих сложных ситуациях император Александр проявлял себя как мудрый и справедливый правитель. Например, в истории со студенческими волнениями.
В 1861 году был введен запрет на студенческие сходки, упразднили студенческую кассу и резко сократили число освобожденных от платы за учебу. Возмущенные «реформами» студенты вышли на улицы, где их уже поджидали наряды полиции во главе с петербургским генерал-губернатором Павлом Николаевичем Игнатьевым. Ночью были проведены аресты, а утром перед зданием Университета собралась огромная толпа, требующая освободить арестованных. Игнатьев приказал подтянуть войска, и в короткий срок ему удалось превратить Университет в арену военных действий. Последовали новые аресты, Петропавловская крепость была забита студентами, что дало кому-то повод написать на ее стенах «Санкт-Петербургский университет». Студенты стали подчиняться исключительно городской полиции, и даже стипендию им выдавала полиция. Ситуация накалялась, и Александру II пришлось прервать отдых в Крыму и вернуться в Петербург. Он вернулся и сразу же уволил генерал-губернатора и министра народного просвещения с занимаемых должностей. (с сайта «Наш Питер»)
Трудно даже с высоты сегодняшних лет разобраться во всех перипетиях революционного движения и борьбы власти с ним. Цари, помещики и олигархи-фабриканты пили и гнобили народ, народ пил и покорно гнул спину на них, а вольнодумцы безжалостно проливали чужую кровь ради идеалов Свободы и Равноправия. Как всегда правда лежит где-то посередине. И, может быть, наилучшее свое отражение она нашла в устном народном творчестве, которое отнюдь не осталось в стороне от революционного брожения умов.
Вот лишь несколько его образчиков:
17 ноября 1886 года в Петербурге состоялась «добролюбовская демонстрация», посвященная двадцатипятилетию со дня его смерти. К толпе студентов, двигавшейся от Волкова кладбища в сторону Невского проспекта, подъехал полицейский генерал Грессер. Он вышел из экипажа и вступил в переговоры со студентами передних рядов. Среди них был студент-технолог в старой выцветшей фуражке, который с насмешкой слушал генерала и курил дешевую папиросу. Грессер укоризненно заметил ему:
— Вам бы, молодой человек, следовало немножко постесняться меня и не курить в моем присутствии!
Студент спокойно ответил:
— Ну, полноте! Я не стесняюсь даже своих товарищей и курсисток, чего же мне стесняться незнакомого полицейского?
Грессер побагровел от злобы, но промолчал, так как одному вызывать раздражение студенческой толпы было небезопасно.
Во время «добролюбовской демонстрации» некоторые из студентов негодовали:
— В России даже Богу молиться не позволяют.
Один из городовых на это укоризненно заметил:
— Ах, господа, господа! Вам ли о Боге говорить!
Два афоризма одного полицейского
Один помощник пристава во время обыска обнаружил статью Л. Н. Толстого «Неужели это так надо?» и увлекся ее чтением. Через некоторое время он отдал статью руководившему обыском жандармскому офицеру со словами:
— Какой, однако, Толстой односторонний человек!
Он же однажды так отозвался об одном революционере:
— Сергей Андреевич — большой идеалист, он даже у нашего брата хочет душу найти!
1 марта 1887 года по старому стилю на Невском проспекте были арестованы несколько студентов, у которых в толстых книгах были вделаны динамитные шашки для покушения на императора Александра III. Через несколько дней после этого на Невском был замечен студент с толстой книгой под мышкой, который лениво прогуливался. А как раз в это время ожидался проезд императора. Полицейские скрутили подозрительного студента, не обращая внимания на его протесты, и, дав ему несколько подзатыльников, отвели в отделение. Там ему велели раздеваться для обыска, ничего подозрительного не нашли и стали перебирать его вещи. Разбирая его документы, начальник отделения Сикиринский понял, что арестовали сына статс-секретаря Островского. Перед студентом извинились и отпустили его домой, но тот стал горячиться и потребовал, чтобы его отвели к Грессеру, который бывал у его отца в гостях.
Грессер не мог понять, чего тот добивается, и любезно спросил его:
— Чем вы, собственно недовольны?
Тот возмущенно говорит:
— Помилуйте, меня оскорбили, меня связали, меня били, наконец!
Грессер объясняет:
— Но ведь вас приняли за злодея.
Студент все еще горячится:
— Мне от этого не легче. За кого бы меня ни приняли, все же не следовало надо мной издеваться.
Грессер все еще любезен: