Зощенко:
— Возможно. Но вы помните хотя бы человека с усами.
Нагибин:
— Который орет на часового, что тот не пропускает Ленина без пропуска в Смольный?
Зощенко кивнул:
— Я совершил непростительную для профессионала ошибку. У меня раньше был человек с бородкой. Но по всему получалось, что это Дзержинский. Мне не нужен был точный адрес, и я сделал человека с усами. Кто не носил усов в ту пору? Но усы стали неотъемлемым признаком Сталина. «Усатый батька» и тому подобное. Как вы помните, мой усач — бестактен, груб и нетерпяч. Ленин отчитывает его, как мальчишку. Сталин узнал себя — или его надоумили — и не простил мне этого. (с сайта «Старого Ворчуна»)
И вот в результате такого пустякаЗощенко долгие годы находился под колпаком у спецслужб. На дне рождения у К. И. Чуковского он рассказывал об этом так:
Это было в 1935 году. Был у меня роман с одной женщиной — и нужно было вести дело осторожно, т. к. у нее были и муж, и любовник. Условились мы с нею так: она будет в Одессе, а я в Сухуми. О том, где мы встретимся, было условлено так: я заеду в Ялту, и там на почте меня будет ждать письмо до востребования с указанием места свидания. Чтобы проверить почтовых работников Ялты, я послал в Ялту «до востребования» письмо себе самому. Вложил в конверт клочок газеты и надписал на конверте: М. М. Зощенко. Приезжаю в Ялту: письма от нее нет, а мое мне выдали с какой-то заминкой. Прошло 11 лет. Ухаживаю я за другой дамой. Мы сидим с ней на диване — позвонил телефон. Директор Зеленого театра приглашает — нет, даже умоляет меня выступить — собралось больше 20 000 зрителей. Я отказываюсь — не хочу расставаться с дамой. Она говорит:
— Почему ты отказываешься от славы? Ведь слава тебе милее всего!
Я:
— Откуда ты знаешь?
Дама:
— Как же! Ведь ты сам себе пишешь письма. Однажды написал в Ялту, чтобы вся Ялта узнала, что знаменитый Зощенко удостоил ее своим посещением.
Я был изумлен. Она продолжала:
— Сунул в конверт газетный клочок, но на конверте вывел крупными буквами свое имя.
Я:
— Откуда ты знаешь?
Дама:
— А мой муж был работником ГПУ, и это твое письмо наделало ему много хлопот. Письмо это было перлюстрировано, с него сняли фотографию, долго изучали текст газеты… и т. д.
Таким образом, вы видите, что власть стала преследовать меня еще раньше, чем это было объявлено официально». (с сайта «Старого Ворчуна»)
Советская власть умела увлекать народ на подвиги. Не случайно победа на фронтах гражданской войны осталась именно за ней. Но у молодой Советской Республики имелся кроме белой армии и еще один очень серьезный противник. Бандитизм стал угрозой не только обывателям, но и государству в целом. Только за 1921 и первое полугодие 1922 г. отряды милиции 3096 раз вступали в вооруженные схватки с бандформированиями. Было задержано 4 тыс. контрреволюционеров и около 16 тыс. бандитов. В боях с бандами милиция Российской Федерации потеряла за полтора года 1340 сотрудников.
Милиции приходилось вести самую решительную борьбу не только с бандитизмом, но и с давней бедой русского народа — пьянством, которое зачастую идет рука об руку с преступностью. В стране хлеб выдавался по карточкам, зато самогона было, хоть залейся. Во многом этому способствовала экономическая ситуация. Сельским жителям было гораздо выгоднее продавать не зерно, а изготовленный из него самогон. Борьба с распространением этого зелья потребовала от милиции концентрации больших сил. Например, только за период с 1 ноября пo 15 декабря 1922 г. Московской милицией «произведено в целях искоренения самогонки 5807 обысков, из них более 3 тысяч с результатом (найден самогон и самогонные аппараты). А в 1924 г. в Уральской области было изъято у населения 15563 самогонных аппарата и свыше 18 тысяч ведер «огненной воды».
Однако, как это всегда бывает в жизни, героизм и самоотверженность идут рука об руку с леностью и хамством. Правда когда с этими пороками начинали бороться по-революционному жестко, то получались перекосы и перегибы. Как в следующей истории:
Однажды старый большевик, политкаторжанин, член ЦКК Сольц ехал на заседание ЦК как всегда на трамвае. На остановке выход из вагона ему загородил пьяный верзила и обозвал его «жидёнышом». Стоявший рядом милиционер лениво преложил пьяному пропустить «пархатого старика».
Сольц возмутился поведением представителя советской власти, и тогда милиционер отволок Сольца, который так и не представился, в отделение милиции.
В отделении милиции Сольца допросил дежурный милиционер, признал, что милиционер нехорошо выразился про «жида», но вот оскорблять красных милиционеров никому нельзя. Сольц потребовал встречи с начальником отделения, но тот не стал его слушать и велел отправить окончательно распоясавшегося пассажира трамвая в камеру. Тогда Сольц потребовал разрешения позвонить Дзержинскому, на что все отделение громко расхохоталось, мол, у Дзержинского других дел нет. Только после этого Сольц трясущимися руками достал свое удостоверение: немая сцена.
Через двадцать минут в отделение милиции прибыл Дзержинский и приказал заколотить помещения досками. Буквально через час в ОГПУ был отдан приказ о ликвидации этого отделения и вычеркивании его из списка московских отделений милиции.
В сороковых годах, уже после войны, Сталин приказал восстановить это отделение милиции. (с сайта «Анекдоты Старого Ворчуна»)
Понятно, что будь на месте Сольца какой-нибудь еврейский сапожник, Дзержинский и пальцем бы не пошевелил для его защиты. И надо полагать, что подобные истории в трамваях случались не раз. Не случайно эта словно списана с современного анекдота:
Едет в трамвае маленький, хилый еврей. Рядом стоит здоровый детина.
— Извините, вы мне наступили на ногу!
Тот ноль внимания.
— Вы мне на ногу наступили… Мне очень больно!
— Молчи, жидовская морда!
Рядом стоит милиционер. Несчастный к нему обращается:
— Товарищ милиционер! Он мне на ногу наступил, мне больно очень…
Милиционер:
— Убери ногу! Жид прав.
Однако нынешние милиционеры могут не опасаться, что их отдел забьют досками за неуважительное отношение к гражданам. Нынешние руководители государства на трамваях не ездят.
Отгремели пушки на фронтах гражданской войны. Постепенно переловили скрывавшиеся в лесах и городах банды. Жизнь начала входить в мирное русло. Народ, разрушив до основания старый государственный строй России, начал строить свой — социалистический. Вот тут-то понадобились настоящие специалисты, «строители» светлого будущего. А они оказались в дефиците.
Новая милиция тоже начала создаваться, можно сказать, с нуля, на пепелище старой полицейской структуры. Прежние стражи порядка, отдавшие много лет своему делу, оказались «социально вредными элементами». А те, кто пришел служить в рабоче-крестьянскую милицию подчас кроме «правильного» классового происхождения не имели ничего — ни опыта, ни образования. Романтика закончилось. Теперь требовалось не столько из маузера стрелять и шашкой махать, сколько уметь работать головой. А для этого нужны были знания. Но знания имеют свойство сеять в душе зерна сомнения. А власти нужны были не сомневающиеся ни в чем тупые исполнители. Власти некогда было сомневаться, ей необходимо было удержать завоеванное. И если для этого требовались жертвы, то они приносились.
Восстановление разрушенной экономики требовало времени. Перебои с продуктами и товарами приобретали угрожающие размеры. В 1928 г. на них была введена карточная система. Но и она не решила всех проблем. Тогда принялись добывать продукты и товары не экономическим, а репрессивным путем. И одной из главных движущих сил при этом стали органы внутренних дел. Но справедливости ради надо сказать, что в борьбе с врагами народа сотрудники милиции выступали в основном лишь как исполнители. Идейная и руководящая роль в этой борьбе принадлежала совсем другим людям.
После речи Сталина на ноябрьском пленуме ЦК партии 29-го года был взят курс на сплошную коллективизацию сельского хозяйства, кулачество подлежало уничтожению как класс.
Определенной формой давления на кулаков и зажиточных крестьян стали так называемые «твердые задания» по продаже государству зерна, льносемени, пеньки, конопляного семени, вообще продуктов сельского хозяйства. Цифры назначались такие, что, как правило, не выполнялись, и тогда их судили по 61-й статье Уголовного кодекса. О трех таких процессах написал адвокат Меньшагин:
«В повестке дня было три дела. Первым рассматривалось дело Веникова. Старик. С длинной бородой. Больше семидесяти лет ему от роду. Его обвиняли по третьей части 61-й статьи Уголовного кодекса в злостной несдаче назначенной ему в продажу государству пеньки (волокна от конопли). Свидетелем по всем трем делам, которые там рассматривались, проходил председатель Гостомльского сельского совета Калинин. Вот этому самому Веникову было дано задание — сдать 16 пудов пеньки, а он сдал 8. В обвинительном заключении было указано, что он не выполнил это твердое задание по кулацкой вражде к советской власти. На суде я задал вопрос свидетелю Калинину: а сколько он (Веников) собрал? Он подумал и говорит: «Да, пожалуй, пудов шесть он собрал». Я говорю: «А сдал?».
— Сдал восемь. — Так, значит, он сдал больше, чем собрал! А почему же вы дали шестнадцать?
— Так он же кулак! — был ответ.
И всё. Как будто бы этот ответ не требовал никаких дальнейших пояснений. Суд назначил Веникову 10 лет ссылки в соединении с принудительными работами. Так что это была не простая ссылка, а там, куда его направят, он должен был выполнять работы по заданию местных соответствующих властей.
Вторым слушалось дело Жукова. По сумме сельскохозяйственного налога, который он платил, видно было, что его хозяйство отнесено было к числу середняцких хозяйств. Он тоже обвинялся в невыполнении твердого задания по сдаче пеньки. Ему надо было 10 пудов сдать, а он сдал 6. Я спросил председателя сельсовета Калинина, который тоже проходил свидетелем по делу: