Миккель кивнул. Он открыл первую страницу, придвинул свечу поближе и...
Туа-Туа видела только, как вздрогнули его плечи. Миккель молчал.
- Что там, Миккель? - шепнула она. - Что написано?
Не дожидаясь ответа, Туа-Туа наклонилась и прочла сама по складам размытую надпись: СУДОВОЙ ЖУРНАЛ БРИГА "ТРИ ЛИЛИИ" ЗА 1884 ГОД.
- Миккель!.. - воскликнула она; у нее перехватило дыхание.
- Это... это он! - глухо сказал Миккель, не оборачиваясь. - Бриг, на котором отец плавал. Туа-Туа, я ничего не понимаю...
- Читай дальше, - прошептала Туа-Туа.
Миккель перевернул страницу.
- "Воскресенье, двадцать третье октября, - прочел он. Вышли с грузом леса в Эмден. Ветер норд-ост, свежий бриз, дождь..." Он остановился - ком в горле не давал читать.
- Туа-Туа, - пробормотал Миккель. - Точно... он... "Три лилии". Или мне снится? Может, я сплю?
- Зато я не сплю, - ответила Туа-Туа. - Листай до конца.
Миккель торопливо переворачивал страницы; последние листы слиплись особенно сильно.
- Вот, - остановила его Туа-Туа. - Здесь обрывается.
Дрожащий палец Миккеля пополз вдоль строчки, голос срывался:
- "Траверз маяка Дарнерарт..." Это что значит? Увидели маяк, да?
Туа-Туа нетерпеливо кивнула.
- А к берегу, видать, подойти не смогли, - продолжал он. - Вот гляди: "Штормовой ветер. Сильная волна. Взяли два рифа на гафеле..."
Ком заполнил все горло.
- "Шторм не прекращается..." - читал Миккель. - Маяк Дарнерарт? Это где же, Туа-Туа?
Туа-Туа покачала головой: она не знала.
- В Германии, наверное, - решил Миккель. - Они же шли в Эмден, а это в Германии. Гляди-ка: "Шторм усиливается..." И здоровенная клякса. И все. Все, Туа-Туа!..
Туа-Туа опустила глаза, не зная, что ответить. Вот перед ними книга с огромными деревянными корками, а в ней вся история брига "Три лилии". До кляксы...
- Ты... Вот увидишь, Миккель, - начала она, - они спаслись.
Миккель сидел на койке, спрятав лицо в ладони.
- Нет, Туа-Туа, - сказал он.
Туа-Туа подумала и вдруг встрепенулась.
- А как же, как же сюда попала книга?! - торжествующе воскликнула она. - Скажешь, из самой Германии приплыла?
- Правда! - подхватил Миккель. - Книга! Эх, жаль, Симона нет... Из Германии? Хотя, корки у нее ужас какие толстые и деревянные. Как думаешь, Туа-Туа?
- Я думаю - они спаслись, - сказала Туа-Туа.
- В Германии? Значит, по-твоему, он вернется?
Туа-Туа кивнула.
- Конечно, Миккель. А теперь мне домой пора. После рождества придем еще. Клади книгу на место. Ой, до чего здесь холодно!
Она села на пол и свесила ноги в щель. Внизу поблескивал серый лед.
- Вот увидишь, Миккель, он вернется! - решительно сказала Туа-Туа.
Миккель сунул книгу на место и задул свечу.
- Ага, весной вернется, - утешил он сам себя. - И я так думаю. Но мы об этом никому не скажем. Слышишь, Туа-Туа!
- Никому! - обещала Туа-Туа. - Как думаешь - заметил нас кто-нибудь?
- Никто! - заверил Миккель.
На Бранте Клеве, ниже каменного тура, они расстались. Миккель пошел к постоялому двору. Туа-Туа - в деревню.
Вдруг Миккель обернулся:
- Ты не забыла, что обещала, Туа-Туа? Никому ни слова.
- Лопни мои глаза!.. - ответила Туа-Туа.
Так началось рождество.
Глава десятая
ПЛОТНИК БРОСАЕТ ПЕРВУЮ СВЕЧУ
Рождество бывает только раз в году. В комнате ставят елку, если есть, и объедаются горячей свининой. Достают изпод гнета зельц, подают на стол вяленую треску. Проснешься спозаранок и думаешь: сегодня сочельник, лучший день во всем году.
Если только вы не живете в заброшенном постоялом дворе в Льюнге, в 1891 году. Потому что тогда ничего этого нет.
Бабушка Тювесон украсила комнату честь честью, все как положено. Рассыпала по полу ветки можжевельника, смела с подоконника дохлых мух. Пахло рождеством и - немного - свининой. Впрочем, запах свинины доносился сверху, от плотника. Бабушка варила треску.
Свежая, белая, нежная треска - разве плохо? Кто там мечтает о свининке, да так, что слюнки текут, а?