44978.fb2
Потом сказал:
- Не забудь сигары и свинину. И кофе! Я буду здесь завтра вечером, в это же время.
- Придем, - заверил Миккель. - И весь берег обыщем. Подо льдом и то посмотрим.
- Добро, Бил, - сказал Пат. - Я полагаюсь на тебя.
Лицо у него было при этом очень взволнованное.
Глава четырнадцатая
К БЕРЕГУ НА КНИГЕ
Гедда Соделин, тетка Туа-Туа, была худая, как кочерга.
Она укладывала волосы в узел на затылке; ее маленькие глаза постоянно щурились. Вечером она в постели выпивала чашку бузинного чаю, потом спала без просыпу до девяти утра.
На следующий день после удивительной встречи в лодочном сарае Туа-Туа уже в пять часов сказала ей "спокойной ночи" и пошла в свою комнату. В семь часов тетушка Гедда выпила бузинный чай.
В восемь на дворе воцарялся кромешный мрак, только снег светился. А Пат ждал их в сарае не раньше восьми...
Туа-Туа и Миккель шли крадучись по дороге через Бранте Клев. Рука Туа-Туа была намазана бараньим салом, но медвежьи волоски отлетели. Кто способен в такой момент думать о бородавках?
Миккель весь день рыскал по берегу, искал морское золото, но нашел только ржавый бидон без ручки и полвесла.
- Ты как думаешь: это важно или нет? - спросил он Туа-Туа.
- Кто его знает! - ответила Туа-Туа. - Клеенчатая сумка с чурбаном внутри - это что же такое, а, Миккель?
- Если бы я не знал, что это невозможно, - сказал Миккель, - подумал бы на судовой журнал. Как по-твоему, похож он на чурбан?
Они бросили каждый по камню на могилу викинга, не стишок читать не стали - некогда. В сарае было темно. Неужели Пат не пришел?
- Может, он вовсе и не станет сидеть здесь до самой весны? - сказала Туа-Туа.
Миккель промолчал. Он думал о своем побеге. "Если Пат уйдет, - думал он, - то и я с ним". И вдруг ему пришло в голову такое, что он даже похолодел от волнения. "Зовутка! Она все знает - она должна знать, где отец! Надо спросить Пата".
До сарая оставалось всего шагов двадцать.
- Плотно завесил, - сказала Туа-Туа. - Ни одной щелочки не видно.
Миккель нагнулся и вытащил из тайника бидон, полвесла и покупки, за которыми ходил через залив.
- Иди за мной, - распорядился он.
Дверь была отперта. Он толкнул ее веслом.
- Темно, - сообщил Миккель. - Пат не пришел. Подержи весло и бидон, я зажгу свечу.
Туа-Туа прошептала ему в самое ухо:
- Я боюсь, Миккель, тут как-то странно пахнет...
- Как во всех лодочных сараях.
Туа-Туа зажала в охапке бидон и весло, а Миккель пошел на ощупь к столу, где они накануне видели свечу.
Туа-Туа слышала в темноте голос Миккеля:
- Нашел, сейчас, только спичку достану...
И в тот же миг заговорил кто-то еще. Чей-то чужой голос донесся с кровати Симона Тукинга - рокочущий, как если говорить в жестяную банку.
- Послушай моего совета, Пат О'Брайен, - рокотал голос. - Не слишком-то полагайся на этого Била. Он скрывает от тебя...
- Не...неправда! - отозвался Миккель в темноте.
- Истинная правда! - рокотал голос на кровати. - Он такой же мазурик, как и его отец!
- Отец не мазурик! - закричал Миккель.
Вдруг стало светло. Посреди каморки стоял Миккель с горящей спичкой в дрожащей руке. А на кровати Симона Тукинга лежал Пат О'Брайен. Он спал как убитый. Борода покрывала его грудь, точно звериная шкура. Живот то поднимался, то опускался, а на животе лежала зовутка. Миккель зажег свечу.
- Пат, - шепнул он и легонько толкнул Пата в плечо.
Туа-Туа смотрела, затаив дыхание. Пат повернулся и застонал. Потом подавил зевок и открыл глаза:
- А... что?.. Кого я вижу! Вы уже здесь? А я маленько задремал. Все принесли?
- Все, - ответил Миккель. - Но...
- Что - но, что там еще? - Пат спустил ноги на пол.
- Голос, - сказала Туа-Туа; она стояла с открытым ртом и никак не могла его закрыть. - Тут... тут кто-то говорил, когда мы вошли.
Пат нахмурился.
- Говорил кто-то? - прошептал он. - Не может быть.
Он тревожно оглянулся, потом увидел соскользнувшую на пол зовутку и улыбнулся.
- Ну конечно, это зовутка, - сказал Пат. - Должно быть, я вдул в нее слишком много воздуха. В таких случаях она не может тихо лежать - все болтает и болтает. Что же она говорила?
- Ничего особенного, - заверил Миккель. - Вот покупки. Я привез их через залив на санках.
Он с трудом поднял сверток и положил на стол.