- Никто не приходил камень покупать? - спросил он уныло и повесил драную бескозырку на гвоздь у двери.
Матильда Тювесон пуще всего на свете не любила море и корабли. Но капитанская фуражка с блестящим козырьком поразила даже ее.
- Какое там! - Она поморщилась, глядя на бескозырку Петруса Юханнеса. - Только капитан один заходил, нанял Грилле в десятники корабль строить.
Миккель сидел у печки и чинил вершу. Услышав бабушкины слова, он сжал кулак, так что больно стало.
- Корабль?.. - прошептал он.
- Ну да, Скоттом назвался! - пробурчала бабушка. - На той неделе и заложат. Вот это мужчины, не то что...
Миккель мрачно глянул на отца, но Петрус Миккельсон уткнулся как ни в чем не бывало в книгу с синей клеенчатой обложкой и что-то бормотал, покачиваясь на стуле.
На следующий день к пристани причалил старый лесовоз. Бухта, где должно было строиться судно, находилась в километре на север от постоялого двора. Кони и люди потащили лес туда; Грилле кричал и распоряжался. Миккельсон-старший стоял на бугре и высматривал Скотта.
- Это верно, что ты десятником будешь? - заискивающе спросил он Грилле, снимая бескозырку.
- Ага, - ответил Грилле с таким видом, точно вся деревня его.
Миккельсон-старший растерянно поглядел на гору:
- А... а капитан Скотт где же?
- Прибудет, как до такелажа дело дойдет. Да не мешай ты занятым людям своей болтовней! - отрезал Грилле.
Через месяц постройка развернулась полным ходом.
Сколотили стапели, заложили киль, начали ставить шпангоуты по левому борту.
И подумать только: они строили бриг!
У Миккеля даже сердце ныло, когда он сидел на горе и смотрел, как корабельщики тащат на плечах балки.
На что нам сдалась и гора и деревня?
Эхей, не нужна! - сказал Ульса Пер.
Коль пенные волны бушуют у штевня!
Эхей, не нужна! - сказал Ульса Пер... отдавалось в лощинах.
* Верша - ловушка для рыбы; напоминает корзину.
"Как бы этого Скотта разыскать? - волновался Миккель. Не может быть, чтобы он уже всю команду набрал!" Он спустился к дровяному сараю и принес бабушке здоровенную охапку дров.
- Какой он из себя был, этот капитан Скотт? - проронил он, словно мимоходом.
Бабушка взглянула на Петруса Миккельсона, который опять сидел со своей книжкой.
- Прибавь коротышкам Миккельсонам пол-аршина росту, и будет в самый раз! - презрительно фыркнула она.
Больше от нее ничего нельзя было добиться. Зато Миккелю удалось кое-что услышать в лавке. Как-то туда зашел Мандюс и давай расписывать. Миккель присел за ларь и сделался маленькиммаленьким.
- Скотт-то? Спросите меня, коли хотите правду знать, чай, я не только видел его, а и покалякать пришлось, - похвалялся Мандюс. - У кого здесь в Льюнге живот, как бочка, а?
- У дубильщика Эббера, - забормотали старики в лавке.
- Именно, что у Эббера, - подхватил Мандюс и просунул большие пальцы в дыры своего пальто. - Вот он-то самый и есть Скотт, только черную бороду нацепил, когда толковал со мной. У эфтих циркачей все тайны-секреты! Сколько денег он огреб, штуки-трюки показывая. И схоронил их - смекните-ка, куда?
- В слоновью голову, - пробормотали старики.
- Именно, что в слоновью голову на фургоне, на двери...
Миккель заслушался и чуть не угодил в ларь; тут-то он и попался на глаза Мандюсу.
- Гляньте, кто пришел - сам брантеклевский барин, господин Миккельсон, - запел Мандюс. - Никак, с золотом? Этак-то и товару в лавке не хватит!
В ту ночь Миккелю спалось плохо. Конечно, Мандюс - пустобрех, но кто его знает?..
"Завтра возьму лодку - и к Эбберу, спрошу сам", - решил он. В животе у него громко ворчало. До чего же мало места занимает кусочек свинины да две холодные картошины!..
Миккель проснулся затемно от какого-то стука в прихожей. Выйдя, он увидел на кухонной двери снаружи прибитую гвоздем тряпицу.
На тряпице было написано кровью:
Коль есть у вас золота слитки,
Не прячьте их в сундуки.
Не то в богадельне придется вам скоро
Отведать казенной трески.
А кровь была от лучшей бабушкиной курицы-несушки.
Она лежала возле крыльца с отрубленной головой.
Никто не знал, чья рука держала нож. Но зато все знали, что у Мандюса Утота на левом каблуке вырездн двойной крест от гололедицы и от скрипа в коленках. Уж на что бабушка Тювесон плохо видела - и то различила на глине у конюшни множество двойных крестиков.
Бабушка плакала. Миккель хотел седлать Белую Чайку и ехать за ленсманом.
Но Петрус Миккельсон только смеялся:
- Лучше нет куриного бульона! Ну-ка, Миккель, слетай в огород, петрушки поищи! Без петрушки разве тот вкус?.. - Потом он нагнулся и шепнул Миккелю на ухо: - Не вешай нос, сынок, мы еще возьмем свое!
Глава пятая