- Очень уж я зябну ночью, начальник.
- Уж не потому ли ты и в котелке спишь, а? - язвительно заметил ленсман.
Он достал записную книжку, поплевал на красный карандаш и составил "краткую сводку преступления".
"...После того как были вынуты рубины, вор повесил шпагу на место в шкаф, повернул эфес обратной стороной, чтобы не заметили, и вмазал стекло, но совершил затем роковую ошибку: он залепил замочную скважину воском!"
- Понятно? - сказал ленсман. - А пастор, когда вешал на место шпагу вечером, забыл это сделать.
Ленсман поглядел на худые ноги Якобина, торчащие из обрезанных штанин.
- А как вспомнил, пошел обратно, залепить дыру, чтобы моль не лезла. Тут-то он и обнаружил пропажу.
Ленсман позвенел наручниками.
- Изо всего этого явствует, что кражу совершил человек, который настолько изучил привычки пастора...
- Кто же в Льюнге не знает, что старик боится, как бы ризы моль не съела? - испуганно перебил Якобин.
Ленсман пронзил его всевидящим взором:
- А известно тебе, Якобин, что в Льюнге объявился бывший конюх цирка Кноппенхафера?
Якобин стиснул котелок в руках, так что суставы побелели.
- Цы...Цыган? В первый раз слышу!
- А люди видели его и... совсем близко от некоей церковной сторожки.
Якобин сдунул с кончика носа капельку пота.
- Ладно, я все скажу, - прошептал он. - Начальник все равно дознается, от него разве скроешь...
Ленсман самодовольно улыбнулся:
- Итак, Цыган был здесь?
Якобин уныло кивнул.
- Кому охота прослыть доносчиком... - пробормотал он. Был он... голодный, я ему супу налил. Горохового...
- Это делает честь твоему доброму сердцу. - Ленсман послюнявил карандаш. - Ключ тогда висел на месте?
- Когда он пришел, висел, это точно! - буркнул Якобин, отводя взгляд в сторону.
- А когда ушел? - грозно спросил Ленсман.
- Он... он сказал, что суп... что горох больно соленый, - прошептал Якобин. - Пришлось мне идти в погреб за квасом. А он оставался один.
- И мог взять что угодно, хотя бы и ключ с крючка?.. Ленсман торжествующе захлопнул записную книжку. - Ладно, Якобин, надевай свой котелок, коли мерзнешь. Не бойся, завтра вор будет пойман!
Якобин ничего не ответил. Он нахлобучил котелок, но усы его висели, как мокрая трава.
Глава одиннадцатая
Я ДОЛЖЕН БЕЖАТЬ, ТУА-ТУА!
Миккель сидел в учителевом сарае, на башмаке у неге качалась священная история.
- Теперь ты знаешь все: и про призраков, и про морскую скотину. Можешь реветь, коли хочешь, - сказал он и положил в священную историю лоскут от черных брюк вместо закладки.
Солнце висело над самой макушкой Клева. Его косые лучи освещали Туа-Туа, которая сидела на пороге и крутила в пальцах грязное перо.
- Думаешь, перо такое же, как у того человека на шляпе?
- А то как же, - ответил Миккель.
Туа-Туа задумчиво подула на красные пушинки.
- Говорят, если призрак хоть раз прикоснулся к какой-нибудь вещи, а потом эту вещь тронет человек, то она сразу превратится в прах, - сказала она.
- А слыхала ты, чтобы призраки обрезали веревки? спросил Миккель и помахал черным лоскутом перед носом Боббе. - Или чтобы овцы прыгали через пятиметровую расщелину? Слыхала про двуногих овец в черных брюках?
- Давай лучше я проверю, как ты выучил, - вздохнула Туа-Туа. - Все равно нам в этом не разобраться.
Миккель снова заложил лоскут в книгу.
- Ну, спрашивай, - сказал он мрачно.
- Что такое ангелы?
Миккель уставился в потолок, словно надеялся увидеть ангелов сквозь дырявую крышу.
- Ангелы... это... это духи, которые... которые созданы богом и... и одарены...
- Наделены, - поправила Туа-Туа.
- Одарены, наделены... Какая разница, все равно в море уйду! - надулся Миккель. - Думаешь, пастор умеет лазить по вантам и паруса убирать?
Туа-Туа бросила перо Боббе:
- Что ты только о море да о море толкуешь?
- Спроси бабушку, - ответил Миккель. - А только бывает так, что волей-неволей приходится уезжать-есть ли море в крови или нет.
Он сдавил книжку ногами, так что заныла заячья лапа.