И лишь один Боббе смекнул, какая опасность грозила Ульрике, когда она по вечерам шла навестить Синторовых овец - в охотничьих угодьях Якобина!"
Чем больше Миккель думал, тем яснее понимал, каким он был остолопом.
- Спрячь нож, Енсе, здесь я распоряжаюсь! - прогремел голос Миккельсона-старшего. - И без того дрожит, словно в лихоманке.
Бабушка подвинула Якобину скамеечку, и он, стуча зубами, сел возле печки.
Петрус Миккельсон вышел с видом судьи на середину:
- Так это ты, Якобин, крал Синторовых овец? Может, скажешь, зачем ты это делал. А мы послушаем.
Якобин посмотрел на дверь, где стояла, точно солдат, тетушка Гедда с зонтом наготове.
- Чтобы от воротника избавиться! - прохрипел он с отчаянием. - Эббер сказал, пока не наполним бочку, ехать нельзя.
- Как... что... ехать? - растерялся Миккельсон-старший.
- Они мечтали опять с цирком поехать, понимаете? - нетерпеливо вмешался Миккель. - И вбили в голову паромщику, что он не овец возит, а карликовых лам для цирка Кноппенхафера.
Тетушка Гедда опустила зонтик.
- Ишь, мошенники! - усмехнулась она. - И все потому, что воротник жал?
- Пять лет - больше ни один акробат не может выдержать такой ошейник! - мрачно сказал Якобин и оттянул пальцем воротник. - Если он после того не уйдет, то, считай, пропал, не будь я Еко...
- Екобин! - крикнула Туа-Туа и подпрыгнула на кушетке. - Понял, Миккель? "Е" на фонаре, который вожак подцепил рогами после пожара...
- Он думал, "Якобин" пишут через "Е", - подхватил Миккель.
Якобин окончательно сник.
- Я невзначай, - прошептал он. - Вышел, гляжу, а фонарь свалился...
- А мою шляпу на своей башке носишь тоже невзначай? хрипло спросил Цыган и воткнул нож в стол перец носом у Якобина.
Якобин вспотел.
- Я нашел ее у реки, - прошептал он.
- И смекнул: "Кто приметит меня в этой шляпе, рвакет домой, как из пушки, и заорет - опять, мол, злодей Цыган балует!" Мол, разве церковный сторож, черный котелок, позволит себе, чтобы разбойничать?
Якобин жалобно заголосил: - Хотите верьте, хотите нет, люди добрые, а я только потому эту шляпенку надевал, что очень уж котелок тесный!.. - Он сдернул котелок с головы и швырнул в печь. - Воротник, жилет - все жмет!..
- Хоть брюки-то оставь, - сухо заметила тетушка Гедда.
- Ну и пусть забирает меня ленсман! - всхлипнул Якобин. - Не гожусь я в церковные сторожа.
- Вот уж верно, - сказал Цыган и выдернул нож из доски.
Туа-Туа присела на корточки возле печки и повернула кочергой обгоревший котелок.
- Может, в нем что под подкладкой лежало, оттого тесный стал? - спросила она медовым голоском.
В кухне стало тихо-тихо. Якобин дернулся, точно пес от пинка.
- Я сроду не хотел их брать, - зашептал он. - Воровать в церкви - грех! А Эббер сказал - чего там, ведь Строльельм стащил рубины в польской часовне. И забрать их обратно только благое дело. Мол, святой Станислав, и святой Стефан, и еще куча святых благословят нас за это. А как добудем рубины, то можно хоть завтра в путь. Поверни шпагу другой стороной, говорит, и никто не заметит. А когда схватятся, мы тю-тю...
Но никто уже не слушал Якобина. Петрус Миккельсон натянул сапоги и послал Миккеля наверх, позвать Грилле.
- Скажи ему, чтобы ружье взял! - крикнул он вдогонку. Да поторопи - некогда, мол!
Он взял приунывшего Якобина за руку:
- Похоже, раньше, чем цирк отправится в путь, надо еще одну шкуру продубить? Ась?
Глава тридцать четвертая
ЧТО БЫЛО В СЛОНОВЬЕМ ХОБОТЕ
Сигизмунд Эббероченко сидел на лесенке циркового фургона и пришивал пуговицы к жилету. Не знал он и не ведал, что через пролив уже идет лодка Грилле. На пути к берегу плотной стеной стояли водоросли, но киль плотниковой лодки был окован латунью и резал их, как масло.
Миккель Миккельсон взял чалку, прыгнул за борт, прошел по воде последний кусок до берега и привязал лодку за ольху.
Эббер поперхнулся. На корме, охраняемый рычащей шавкой, сидел, стуча зубами, Якобин. Эбберу нужно было пришить еще одну пуговицу, но он швырнул жилет в крушинник и нырнул в фургон.
Послышался тяжелый топот, и в дверь заглянуло потное лицо Грилле.
- А ну, выходи, Эббер! Покажи - прибавился у тебя живот с последнего раза?
Эббер осклабился, точно увидел деда-мороза, но на верхней губе у него выступили капельки пота.
- О, самый господин Грилле, - засопел он. - Надо какой шкурка дубить?
- Во-во, - сказал Грилле и сунул ружье в куст. - Да не шкурку, а целую шкуру... Сейчас и снимем ее! Верно, Миккель?
Плотник вытащил нож и проверил лезвие ногтем.
- Николай-угодник, спаси! - закричал Эббер и попятился к слоновьей голове.
За широкой спиной Грилле появились Туа-Туа и Миккель. Еще дальше стоял, крепко держа за шиворот Якобина, Петрус Миккельсон.
- Господин Миккельсон, господин Миккельсон, он хочет меня режет!.. - вопил Эббер, показывая дрожащей рукой на медленно приближающегося Грилле. - Сдержите безумца, господин Миккельсон!..
Нож сверкнул в воздухе. Одним ударом Грилле отсек хобот слону.
Никто не знает, ждал ли плотник, что из хобота выкатятся ему прямо в ладонь восемь польских рубинов. Одно бесспорно: того, что случилось в действительности, он никак не ждал.