- Сам клоун, - сказали ребята и отвернулись.
Санди громко засмеялась.
Они проехали вдоль бульвара. На Трубной площади вышли и отправились в сторону кинотеатра "Форум". Здесь, в новых домах, жила Санди. Была середина октября, и было еще тепло. Лежали сухие листья. Они напомнили Ладе виноградник в Ялте. Только были совершенно темными, ночными и уже старыми, пересохшими. Листья лежали на всех московских бульварах.
Санди шла рядом, молчала. Потом спросила:
- Я тебе нравилась уже тогда, капельку хотя бы?
- В Ялте?
- Как ты догадался, что в Ялте?
- Не знаю. Почувствовал.
Санди взяла его под руку, слегка подпрыгнула, чтобы попасть с ним в шаг.
- Ты мне еще раньше понравилась. Капельку, - сказал Ладя.
- Не сочиняй. Тебе понравился трейлер.
- Может быть, но только в какой-то степени, меньше капельки.
- Хочешь, я еще что-нибудь исполню из "Ферматы"?
- Мне надоел синий тритон.
- Ты хитрый.
- Я сама простота, верю всем твоим фокусам. Я один. Во всем мире.
- Ладя!
- Да?
- Ты очень хороший человек.
- Потому что верю твоим фокусам?
- Потому что любишь меня.
- Тебе правда от этого хорошо?
- Мне даже мама сказала, что я теперь очень серьезная, и в училище сказали. Пригласили в комитет комсомола и сказали, что я теряю жанровое лицо. А ты это замечаешь?
- Санди, ты что-то задумала?
- Я задумала полюбить тебя надолго. - Она высвободила свою руку и остановилась. Свет уличного фонаря падал ей на лицо и сделал ее бледной, как будто бы она снова испачкала лицо магнезией.
- Сандик, ты что? - испугался Ладя.
- Я хочу, чтобы ты поверил, что все это серьезно. Так серьезно...
- Я верю, Сандик. - Ладя никогда не видел Санди такой и растерялся.
Санди прислонилась к уличному фонарю, положила ладони на щеки, как это часто делала, и стояла - маленький грустный Пьеро. Ладя подумал, что вот только сейчас он смог бы сыграть на скрипке так, как играл Андрей, потому что он бы сейчас играл о своей собственной, удивительной, первой, а потому и навсегда единственной любви. Эта новая сила, которую Ладя не испытывал еще ни разу так глубоко, даже к памяти своей матери, и эту силу ему подарила Санди. А сама она стоит под фонарем, держит лицо в ладонях и не верит, как она будет ему нужна в каждую, даже самую маленькую единицу времени его жизни.
- Санди, - сказал Ладя. - Ты меня слышишь?
- Я тебя даже вижу, - сказала Санди и опустила руки. И вдруг пуговицы на ее пальто засветились огоньками, четыре маленькие звездочки.
Ладька растерянно уставился на эти звездочки.
- Не пугайся, - сказала Санди. - Лампочки, а батарейки в карманах. Теперь я должна открывать тебе мои секреты, и ты будешь знать их один во всем мире.
Мимо прошли девушки, с удивлением взглянули на пуговицы Санди. Долго оглядывались. Напротив на тротуаре застыла девочка в белых пластиковых сапожках и в красной кепочке из вельвета и смотрела. Около нее остановилось несколько прохожих.
- Завтра во всем городе будут гореть пуговицы, - сказал Ладя, взял Санди под руку, и они пошли.
- Ты должен его найти, - вдруг сказала Санди.
- Андрей? Почему ты об этом заговорила?
- Я об этом думала.
- Я тоже, - сказал Ладя.
- Может быть, он уже твой друг детства, а не просто одноклассник?
- Может быть, - сказал Ладя.
- Ты знал ту девочку?
- Видел.
- Говорят, она была очень красивая.
- Это правда.
- Что случилось, что она так вот... неожиданно... - Санди не договорила.
- Больное сердце, Кира Викторовна сказала.
- А что такое в музыке кон брио? Ты мне говорил.
- Ярко, как пламя. Почему ты спросила?