В девяностые годы работал я санитаром в приемном отделении городской больницы.
Летняя ночная смена выдалась на редкость тихой. На своих двоих приковылял нетрезвый мужичок, вздумавший окунуться в реку в черте города. В результате наступил на стекло, распорол стопу, но спиртное обезболивающее работало хорошо. Так и топал в больницу по городу босиком, оставляя на асфальте кровавые следы.
Ближе к полуночи патруль привез бомжеватого алкаша. После капельницы пациент пришел в сознание и отреагировал на процедуру неожиданно благодушно. Даже традиционной драки с санитарами не затеял.
В полпервого мой напарник зевнул и сообщил, что пойдет в подсобку спать.
– Если лежачего привезут, ты меня буди.
И ушел. Стало совсем скучно.
Вдруг – скрип раздолбанных тормозов, в приемник вбегает женщина с выпученными глазами и с окровавленным кульком из одеяла в руках.
– Спасите!
Нам не привыкать. С такими криками в приемную каждую неделю прибегают.
– Что у вас случилось?
– Да вот, Ванечка! – И женщина разворачивает кулек.
Внутри мальчишка лет трех-четырех. Все лицо измазано кровью. Перепуган больше матери и, видимо от испуга, молчит. Медсестра вызывает в приемную хирургов, врач осторожно расспрашивает мать.
Оказывается, в семье из поколения в поколение передается старая детская кровать. Такая, знаете, клетка на колесиках. Жуткое творение. Путь на свободу в этом устройстве преграждают железные прутья. Ванечка на волю очень хотел. А поэтому один из прутьев расшатал, выдернул из гнезда и по закону подлости на этот же прут открытым ртом и напоролся.
Мама увидела, что изо рта орущего ребенка хлынула струя крови, схватила, что под руки попало, и помчалась в больницу.
Приходит хирург Николай Иванович. Такой типичный хирург – мрачный дядька большого роста с огромными руками и толстыми пальцами.
– А ну-ка, Ванечка, открой ротик.
Ванечка смотрит на доктора, как Мальчиш-Кибальчиш на буржуинов. И крепко сжимает челюсти.
– Так, – вздыхает доктор. – Мама, уговаривайте ребенка.
Минут десять сюсюканий и уговоров. Ванечка держится, как Марат Казей.
– А вот, смотри – Дед Мороз полетел! – Хирург изображает удивленное лицо и смотрит в окно.
– Где? – вскакивает наивный Ванечка. И тут коварный доктор жертвует указательным пальцем. Ваня с укором смотрит на врача и сжимает челюсти.
– Б…ь! – интеллигентно восклицает Николай Иванович, стряхивая с пальца малолетнего Щелкунчика. – Похоже, сейчас не только мальчику потребуется медицинская помощь.
На помощь «безруким мужикам» приходит второй хирург – Галина Валерьевна. Каким-то чудом ей удается уговорить Ваню открыть рот.
– Повреждение есть, но ничего страшного, – улыбается Галина Валерьевна. – Железка распорола мягкое нёбо. Выглядит страшно, но заживет быстро. Можно для порядка пару швов наложить.
– Шейте, – всхлипывает мать пациента.
– Несите Ваню в перевязочную, – командует мне Галина Валерьевна. – А вы, Николай Иванович, помогать будете.
Хирург оторвался от созерцания своего поврежденного пальца и кивнул.
Не тут-то было. Ваня понял, что его уносят на казнь, и внезапно завопил. Еще громче завопила его мамаша. От их сдвоенного крика я чуть не разжал руки. Еще чуть-чуть – и одной травмой нёба Ваня бы не отделался.
– Мамаша, перестаньте нервировать ребенка, – нахмурилась Галина Валерьевна. – Там возни – на две минуты. Если так переживаете – надевайте бахилы, халат, рядом постоите.
Мама Вани торопливо переодевается. Ваня орет.
Приношу пациента в перевязочную, укладываю на стол. Ваня орет. Ну и хорошо. Хоть рот открывать не придется. Николай Иванович наматывает на многострадальный палец полотенце и с отчаянным вздохом вкладывает его в капкан. Ваня схлопывает челюсть.
– Б…ь, – интеллигентно стонет хирург. – Галина Валерьевна, шейте быстрее.
– Ванечка! – в истерике всхлипывает мамаша. И хлопается в обморок.
Ловить падающих в обморок – обязанность санитаров. Каюсь, я не успел. Руки у меня были заняты Ваней. Поэтому его мама с размаху ударяет головой столик с инструментами и растягивается на кафельном полу.
Николай Иванович в третий раз повторяет свою немногословную интеллигентную фразу.
К мамаше бросается с нашатырем медсестра. К счастью, видимых повреждений не наблюдается. Мама Вани хлопает глазами и с трудом приподнимается.
– Может, вы выйдете из перевязочной? – спрашивает Галина Валерьевна.
– Нет! – истерично вскрикивает мама Вани. – Я должна все видеть.
– Ну хорошо. – Хирург склоняется над малолетним пациентом, заносит шприц с обезболивающим.
И мама Вани снова беззвучно падает в обморок.
– Унесите ее, – сквозь зубы рычит Галина Валерьевна.
Две медсестры, поднатужившись, вытаскивают бездыханное тело в коридор.
Ребенок орет уже не столько от боли, сколько от страха. Еще бы – вокруг него толпа незнакомых дядек в белых халатах, еще и мама постоянно падает. К слову, в перерывах между обмороками мама Вани тоже не отличалась адекватным поведением. Хватала меня за руки, отталкивала хирургов. Короче, помогала как могла.
– Ваня, посмотри на меня! – командует Галина Валерьевна.
Ребенок переводит на хирурга заплаканные глазенки, и тут доктор двумя ловкими движениями зашивает ему нёбо.
– Ну вот, а крику-то было, – вздыхает Николай Иванович, осторожно высвобождая многострадальный палец из Ваниных челюстей.
– Маа-ама, – подвывает мальчик.
– Теперь можно и маму запустить.
Галина Валерьевна с довольной улыбкой открывает дверь перевязочной.
Мама Вани видит окровавленную мордашку своего сына и… молча падает в обморок. Причем делает это настолько быстро, что поймать ее снова не успели. Невезучая мамаша расколола головой стеклянный столик, и следующие полчаса мы зашивали рваную рану уже на ее затылке.