Мой приятель Андрей работает в одном из хирургических отделений столичной больницы. Коллектив у них, в принципе, сыгранный, в основном интеллигентный. С недавних пор так вообще что-то старорежимное проскакивает. Друг к другу все на «вы», да по имени-отчеству.
– Андрей Николаевич, не передадите ли вы мне кофе?
– Возьмите, Сергей Станиславович.
– Спасибо, Андрей Николаевич.
– Не стоит благодарности, Сергей Станиславович.
Или.
– Анна Сергеевна, держите крючки ровно, мне шить неудобно.
– Простите, Вадим Иванович, устала, как лошадь. Сутки на ногах.
– Вам, Анна Сергеевна, отдыхать надо больше.
– Так жрать нечего будет, Вадим Иванович. Два кредита у меня, и детей двое.
Короче – тьфу, Шариков бы точно с ума сошел!
А все из-за начальства. Года три назад на должность заведующего отделением заступил очень опытный пожилой хирург Иван Иванович. И на первой же пятиминутке, когда будущий Сергей Станиславович гонял медсестер в хвост и в гриву за какие-то проступки, молчавший до этого завотделением взял слово:
– Сергей Станиславович, как вы выражаетесь?
– А что? – подвис хирург.
– С коллегами надо общаться максимально корректно, обращаясь по имени-отчеству. Применять слова ненормативной лексики в профессиональном разговоре так же недопустимо. И что это за фраза: «Анька-зараза, опять бумажки не заполнила»? Нужно вот так: «Постовая медсестра Анна Васильевна допустила просчеты в заполнении документации отделения». Не сложно ведь?
Лица хирургов и медсестер в этот момент напоминали лица Косого, Хмыря и Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи».
– А для закрепления данного общения я издам приказ по отделению, – с улыбкой пообещал Иван Иванович.
И ведь издал, паразит. Да еще и со штрафами. За нецензурное слово – рубль, за обращение не по уставу – пятьдесят копеек. Не много, но обидно. И еще ходит сзади, замечания делает.
Потихоньку привыкли. Ходят все по отделению, чуть не раскланиваются. Вадим Николаевич, да Анна Сергеевна. Даже на ночном дежурстве, в отсутствие начальства, выражаться перестали. Скукотища.
Однажды приезжает Андрей на работу и слышит из ординаторской незнакомый, но очень громкий голос.
– А я говорю ему, с…ка. Какого х… ты, боец, в казарме отсиживался? Теперь мне проще тебе эту ногу отрезать, чем вылечить.
И следом такой громоподобный хохот, что склянки в шкафах дзынькнули. Причем и рассказывал, и хохотал один и тот же человек.
Заглядывает Андрей в ординаторскую, а там сидит на диване здоровенный тип с седыми висками, пьет огромными глотками кофе из его, Андрея, чашки и уже новую историю начинает. Причем с такой громкостью, что склянки опять дзынькать собираются. А весь прочий медперсонал забился в противоположный угол, отгородился дареными печеньками и сахаром и наблюдает за гостем в каком-то испуге.
– Что тут у вас происходит? – осведомился Андрей.
Седой всем корпусом повернулся к нему.
– А? Здорово, коллега! Михалыч! – И сунул Андрею лопатообразную руку.
Андрей в юности занимался борьбой. Участвовал в чемпионате города и проиграл какому-то дагестанцу, применившему болевой прием. С тех пор борьбу забросил, разочаровавшись в силовых видах спорта. Так вот, этот болевой прием дагестанца и близко не стоял по эффективности с рукопожатием Михалыча. В кисти Андрея что-то предательски хрустнуло. И сам собой всплыл в памяти образ знакомого травматолога, к которому обязательно нужно зайти после дежурства.
– Это наш новый врач, Алексей Михайлович, – робко представила новичка Анна Сергеевна.
– Прошу любить и жаловать! – Михалыч отхлебнул сразу полкружки кофе, метко выплюнул в умывальник нерастворимый коричневый порошок и снова потянулся за чайником.
– А вы где раньше трудились? – поинтересовался Андрей.
– Так в медроте! – признался Михалыч. – В десантной бригаде. Вот, на пенсию вышел, а здоровье-то еще о-го-го! Сидеть дома – тоска смертная. Сопьюсь! Я и напросился по знакомству в вашу больницу.
– По знакомству? – Андрей недоуменно глянул на своего коллегу Вадима Николаевича.
Тот закатил глаза, поднял палец вверх и сделал очень серьезное лицо, давая понять, что знакомства у Михалыча ну о-очень на высоком уровне.
– Да мы с Колькой служили вместе, – не стал скрывать Михалыч.
– А Колька – это кто?.. – полюбопытствовал Андрей.
– Ну ты, блин, даешь! – хохотнул новичок. – Колька нынче замминистра! Высоко забрался, гаденыш! А ведь когда-то у нас в кубрике сахар тырил!
И Михалыч снова расхохотался – так громоподобно, что внизу, в терапевтическом отделении, у пациентов подскочило давление.
– Иван Иваныч еще не заходил? – спросил Андрей у ординаторской.
Коллеги слаженно помотали головами. Столкновение титанов еще не состоялось.
Состоялось оно на ближайшей пятиминутке.
– Алексей Михайлович, – в ответ на очередную тираду бывшего военврача поморщился завотделением. – У нас тут так не принято.
– Чего?! – громыхнул Михалыч. – Иваныч, ты не стесняйся, говори. А то я в чужой, б…, монастырь, да со своим уставом. А устав у меня – караульной службы! Га-га-га!
Сам пошутил и тут же сам расхохотался.
Иван Иванович слегка покраснел и принялся долго и нудно объяснять про субординацию, про обращение по имени-отчеству, про недопустимость нецензурных выражений.
Михалыч слушал минут двадцать с очень серьезным лицом, кивал. А потом громыхнул:
– Все понял, Иваныч! Постараюсь, чтоб больше такой х… не было!
И вправду затих слегка. Заменил в своей речи откровенно матерные слова на созвучные. К коллегам стал обращаться по имени-отчеству, но в своей манере.
– Анька, мать, Сергеевна, жеваный крот! Какого топинамбура Семенов из третьей палаты еще не побрит? У него операция сейчас!
И не придерешься. Все цензурно и по имени-отчеству. А то, что многострадальные склянки с физраствором в шкафах дзынькают, так это не его проблемы!
Иван Иванович честно старался. Ходил за Михалычем шаг в шаг, делал ему замечания. Михалыч выкатывал глаза почище царского унтера, вытягивался по струнке перед начальством и гаркал:
– Виноват-дурак-исправлюсь!
И шел работать. Работал он, кстати, отлично. Опыт у бывшего десантника оказался нешуточный, но уж очень специализированный. Вскоре хирурги всех пациентов с колотыми-резаными ранами старались передать Михалычу. В этом направлении он творил настоящие чудеса. А дежурить с ним ночью было одно удовольствие. Любой нетрезвый пациент, разоравшийся на медсестру, удостаивался короткой рубленой фразы от военврача. И тут же затихал. А особо непонятливым Михалыч подносил к носу пудовый кулак.
– Чуешь, чем пахнет, с-сударь?!
Буяны чуяли. И затихали.
Иван Иванович старался. Исправлял, уговаривал, делал замечания. Пробовал избавиться от шумного подчиненного, но ему погрозили пальцем действительно с самых верхов, и завотделением погрустнел.
Сдался он совсем недавно. А случилось это так.
Поступил в отделение студент с холециститом. Обычный студент, третий курс столичного универа. Худой, длинный, костлявый. Вот только черный, как битум. Андрей таких черных не видел никогда. Уилл Смит с Майком Тайсоном по сравнению с этим студентом – белокурые шведы. Тот – настоящий, чернющий, из самой Танзании.
И вот на обходе в палате с вновь поступившим хирург Сергей Станиславович докладывает заведующему:
– Вчера в семнадцать ноль-ноль в приемное с диагнозом «острый холецистит под вопросом» поступил негр Юсуф Тинубу, студент третьего курса…
– Сергей Станиславович, – тут же перебил его заведующий. – Ну как так можно?
– Что? – поднял голову от бумаг хирург.
– Ну что это за выражение – «негр»? Надо как-то корректнее. Гражданин Танзании, к примеру. Или африканец. Разве вы не знаете, что у них там это обидное слово?
Сергей Станиславович посмотрел на Юсуфа Тинубу. Юсуф Тинубу посмотрел на Сергея Станиславовича. Он сам офигел от того, что у него на родине «негр» – это обидное слово. Но если белый бвана так говорит, то, наверное, так и есть. Впрочем, ему, Юсуфу, пофиг. У него живот болит.
– Да, как-то некрасиво получилось, – смутился Сергей Станиславович. – Извините, пациент.
– Есть такое понятие: толерантность. – Только Иван Иванович сделал соответствующее выражение лица, намереваясь прочитать небольшую лекцию, как в палату ворвался Михалыч, опоздавший с утра в отделение.
– Тысяча извинений! – громыхнул он с ходу. – Маршрутка, самка псовых, застряла. А мне девки с поста хохму сейчас рассказали. Ну, где тут наш копченый?!
Иван Иванович тут же сник, опустил голову и без дальнейших лекций продолжил обход. И больше никогда не делал замечаний подчиненному. На этом противостояние титанов закончилось.