Телефон в сумке истошно завибрировал, и я поморщилась.
Не хочу, не хочу, не хочу. Не буду!
— Что ты там не будешь? — с интересом спросила Галя — для учеников Галина Николаевна Новицкая — учитель математики и моя соседка в автобусе.
— Да всё я буду, — пробурчала я, залезая в сумку и нервно хватая телефон.
Мама. Ну конечно, кто же ещё!
«Если ты не приедешь в ближайшие два часа, я застрелюсь».
Я хмыкнула. Застрелится она!
«Из чего ты застрелишься? У нас дома нет огнестрельного оружия».
«Из чего угодно. Или их застрелю!»
«Что они натворили?»
«Увидишь».
Увижу, конечно. Куда я денусь.
— Что там? — от любопытства Галя аж подпрыгнула в кресле.
— Всё как всегда. И вообще… — Я вздохнула, закидывая смартфон обратно в сумку. — Я плохая мать.
— С чего это вдруг?
— Не хочу домой.
— Ну, знаешь ли! На твоём месте я бы тоже не хотела. Всё-таки ты, можно сказать, отдохнула…
Да уж, отдохнула. Любой другой учитель назвал бы поездку с десятым классом на майские праздники в соседний город каторгой. Только не я.
Каторга ждала меня дома последние десять лет жизни. В двойном экземпляре. И звали эту каторгу Федей и Димой, а для особо приближённых к императору — Фредом и Джорджем. Если вы, конечно, понимаете, о чём я.
Да-да. Рыжеволосые мальчишки-близнецы существуют, и живут они у меня дома. Но я, в отличие от их книжной мамы, не могу взмахнуть волшебной палочкой и за секунду убрать последствия всевозможных, как они говорят, увлекательных приключений. А иногда очень хочется…
Чего только они не вытворяли за всё время своего существования. И покрашенного зелёнкой кота можно считать самым безобидным хулиганством моих мальчишек. Как сказала тогда мама: «Скажи спасибо, что они его не в микроволновку засунули посушиться». Услышав подобное утешение, я чуть в обморок не упала, а Фред возмутился. «Ба, ты что! Мы же не дураки!» И они с Джорджем ещё обиделись на скептический бабушкин взгляд.
Ни одного дня у меня не проходило без какого-нибудь увлекательного приключения, и я уже начинала с ужасом ждать того времени, когда эти двое станут подростками. Если они сейчас, в десять лет, просто нескончаемый рыжий кошмар, то что будет лет через пять?!
Именно поэтому тридцать десятиклассников не казались мне такой уж катастрофой. Все их шуточки я всё равно знаю наизусть, а вот чего ожидать от собственных сыновей…
Ладно. Судя по тому, что мама не звонит мне в панике, квартира до сих пор не сгорела. Буду утешать себя этим.
— Нам ещё три часа ехать. — Галя похлопала меня по плечу. — Успеешь немного отдохнуть.
— Я успею отдохнуть и немножечко вздремнуть, — продекламировала я по своему обыкновению небольшое рифмоплётство и съехала в кресле чуть ниже, чтобы действительно попытаться вздремнуть. Если это, конечно, мне удастся — десятиклассники-то не дремлют.
Позади кто-то звякнул бутылкой, и я сразу вскинулась, а Галя посуровела.
— Пойду, проверю. Если что, позову.
Я кивнула. Надеюсь, что это хотя бы пиво, а не водка, как в прошлый раз.
Сегодня мои десятиклассники отличились приличным, как никогда, поведением. И бутылка оказалось всего лишь бутылкой минералки, и в карты на раздевание они не играли, и не ходили курить в дальний конец автобуса. Хотя последний пункт был невозможен — самые крайние места занимала наша «сладкая парочка», Дима Енин и Саша Арбузова. Поначалу мы с Галей пыталась оторвать их друг от друга — в буквальном смысле оторвать, Енин в Арбузову как будто корни пустил, — но потом отчаялись и просто следили за тем, чтобы ребята не позволяли себе ничего лишнего, кроме обниманий.
Задремать мне удалось ближе к концу и ненадолго — пока кто-то из моих активистов не предложил «спеть в честь праздника», и на весь автобус не грянуло: «А значит, нам нужна одна победа! Одна на всех, мы за ценой не постоим!»
Орали ребята самозабвенно — у меня даже в ушах зазвенело.
Дослушав исполнение, кряхтя как старая бабка после долгого сидения в автобусе, я встала и поинтересовалась, обведя суровым взглядом салон:
— И почему же вы так слаженно и громко не пели на недавнем концерте, а?
Я думала их смутить, но шестнадцатилетних лбов фиг смутишь.
— Тогда было не от души! — громко и нагло заявил Федя Клочков, самый главный троечник среди моих подопечных. — А сейчас — от души!
— Ах, вот оно что, — я усмехнулась и вновь обвела взглядом салон. Чёрт, ехать ещё почти полчаса, а им уже явно надоело. — Тогда предлагаю вам от души спеть что-нибудь другое, тоже военное. Какие ещё песни знаете? Ну-ка. Кто больше назовёт, получит от меня в понедельник пятёрку по литературе.
Ох, что тут началось…
— Этот День Победы порохом пропах!
— Тёмная ночь, только пули свистят… э-э… где-то там!
— Идёт война народная, священная война!
— Выходила на берег Катюша!
Я кивала, ребята распалялись. Каждый хотел пятёрку. Но песен они всё же знали мало, поэтому после песен мы перешли к фильмам. Многие хватались за смартфоны, но бесполезно — сеть здесь не ловила.
Победил в итоге, к моему удивлению, Клочков. Надулся, как индюк, в своём кресле, и гордо покосился на нашу главную отличницу — Наташу Иванову. Он, как и положено троечникам, был в неё влюблён. И естественно, безответно.
Минут за десять до приезда пришло очередное сообщение от мамы.
«Сос».
Всё. Кирдык. Раз мама заговорила аббревиатурами — ситуация точно перешла во внештатную.
Может, в следующий раз брать Фреда и Джорджа с собой в поездки с моим классом? Ох, нет, идея не очень… Ещё научат моих милых и наивных деток плохому.
Десятиклассники-то вспоминали и пели только приличные песенки. А Фред с Джорджем точно выдали бы что-нибудь типа: «Выходила на берег Катюша и плевалась тухлой колбасой».
И это ещё в лучшем случае.
Через полчаса мы наконец приехали в город и смогли покинуть автобус. Я проследила, чтобы все оттуда вышли и вошли в метро, посадила своих деток вместе с Галей в поезд, а сама помчалась наверх, на вокзал. Мне нужна была электричка.
Телефон подозрительно молчал, «сосами» мама больше не бросалась. Мне бы радоваться, но я-то знала — это может значить что угодно. Один раз мои охламоны, пока мама мылась, решили зачем-то поковыряться в замке двери ванной комнаты. Хотя почему зачем-то… Позже Фред и Джордж рассказали мне, зачем. Они вообще всегда знают, зачем что-то делают, но легче от этого не становится.
В общем, замок заклинило. Близнецы в хохот, мама в ор, наш кот Фима в меланхолию. Ковырялись до самого моего прихода, пытаясь освободить родную бабушку из ванного плена, но ничего у них не вышло.
Как сейчас помню — я в тот день так радовалась, что мне никто не звонил. Я объясняла сложную тему девятиклассникам, Фред и Джордж болели дома ОРЗ, и я считала, что у них не будет сил на пакости. В то время я ещё была полна оптимизма насчёт своих охламонов. Близнецам было по шесть лет, и я полагала, что через годок-другой станет легче.
Фиг вам, называется.
Только хуже становится…
Электричка, печально вздохнув и задребезжав какими-то несмазанными деталями, распахнула двери. Я выскочила из вагона навстречу хорошей майской погоде и побежала к лестнице, ведущей в подземный переход.
Добежав, сдавленно хмыкнула — картина передо мной нарисовалась совершенно прекрасная. Двое мужичков среднего возраста, с опухшими от постоянного пьянства физиономиями, пытались взойти вверх по лестнице и поднять туда же свою «спутницу» — тётку с не менее опухшим лицом и размазанной по щекам ярко-красной помадой. Все трое качались, все трое распространяли вокруг себя прекрасный аромат круговорота алкоголя в организме, все трое матерились. Но мат этот заглушала песня, грохотавшая из динамика мобильного телефона одного из них.
«Я знаю три слова, три матерных слова, со знанием этим я вышел из дома…»
На секунду я застыла, вслушиваясь в почти позабытые дурацкие слова из моего далёкого детства.
«Я знаю три слова, три матерных слова, на этом словарный запас мой исчерпан…»
Задыхаясь — то ли от хохота, то ли от аромата — я побежала вниз по лестнице. А вслед мне неслось:
«У-у-у… и я самый модный… и, видимо, самый красивый…»
Дым, вырывающийся из нашего кухонного окна, я заметила ещё на подлёте к дому. Чертыхнулась, выругалась — и припустила быстрее.
К сожалению, пожары в моей жизни уже были — как и «наводнения» — и я очень надеялась на то, что близнецы сейчас просто что-нибудь пережарили, и нам не придётся вызывать пожарных.
Я позвонила в дверь, слегка подпрыгивая от волнения и повторяя про себя присказку «мужчины в самом расцвете сил»: «Спокойствие, только спокойствие!»
— Наконец-то! — мамин голос был полон неподдельной радости. Что ж… мама живая — уже хорошо. — Алёна, как я рада тебя видеть!
— Не могу вернуть тебе сей комплимент, — пробурчала я, заходя в коридор и переобуваясь в тапочки. — И вообще, где мои черти? И почему так тихо?
— Затаились, — родительница пожала плечами. — В свою комнату пошли. Сказали, что к твоему приходу уберутся.
— А с кухней-то что?
— Могло быть и хуже, — обнадёжила меня мама, и я, вздохнув для храбрости, отправилась на кухню.
Пахло там… как сказали бы Фред с Джорджем — зашибенно. Аромат чего-то палёного, похожего на молоко, действительно сшибал с ног.
Но я устояла. Мы ещё и не то нюхали… Помню, сосед Вася с первого этажа отчищал от краски штаны во дворе — бензином отчищал. И мои охламоны, услышав рассказ весёлого маляра про то, что «бензин всё отчищает», решили попробовать и узнать, всё или не всё. Позаимствовали у соседа бутыль с бензином — и он, сволочь, дал! — и попробовали. Закинули в барабан стиральной машины постельное бельё и врубили стирку.
Бельё я потом выбросила, стиральную машину отмыла, но бензином из неё попахивало ещё долго. А соседу Васе сказала, что рекламщик из него точно не получится.
В общем, горелое молоко — это фигня. Дымок, исходящий сейчас из открытой духовки, беспокоил меня гораздо больше.
— Что спалили-то, мам?
— Сгущёнку. Они же любят варёную, ты знаешь. Засунули так, без водяной бани.
— А-а-а. Лишняя деталь типа.
— Вот-вот. А я даже не знала, что они духовку включили… Точнее, не слышала. Я гостиную к твоему приходу пылесосила. Хоть там у нас чисто…
— Ничего, — я махнула рукой, направляясь к выходу из кухни, — это ненадолго, ты же знаешь.
Мама промолчала.
Фима — слава богу, непокрашенный, и даже не побритый, — сидел в коридоре и важно махал рыжим хвостом. Я потрепала его по лобастой голове и пошла в комнату близнецов.
Меня встретили широкими улыбками и совершенно святыми лицами. Вот посмотришь на таких и подумаешь — не детки, ангелы…
Черти. Рыжие черти. Всё жду, когда у них рога, копыта и хвосты начнут расти. Наверное, вместе с половым созреванием появятся.
— Мамочка!
— Мама!
Я не удержалась, обняла. Хотя не менее сильно, чем обнять, мне хотелось их придушить.
— Ну и что вы можете сказать в своё оправдание? — грозно вопросила я, сводя брови.
Фред и Джордж шмыгнули носами и синхронно виновато повесили головы.
— Мы для тебя сгущёнку варили, мам…
— Ага. Ты же любишь…
— Отмывать я её не люблю.
— Мы отмоем! Честно-честно, мам!
— Да!
Головы обрадованно поднялись, глазки радостно захлопали. Черти.
— Нет, ребятки. Мыть буду я, иначе от нашей духовки останутся рожки да ножки. А вы… н-да. Вещи свои вы тоже для меня разбрасывали?
— Не-е-е! — синхронно помотали головами. Фред с Джорджем часто что-то делают синхронно. В основном они, конечно, синхронно пакостят. — Мы играли в Рим!
— Во что?!
— В Рим!
О боже.
— И как вы в него играли?
— Тоги делали.
Вновь взгляды в пол.
— Тоги… Угу. Из чего?
Ответ мне был не нужен — я уже заметила, что на окнах не хватает и тюля, и занавесок.
Римляне, блин!
— Та-а-ак. Всё повесить обратно, книги убрать в шкаф, вещи на свои места. Даю вам час! А я пока пойду на кухню. Сегодня вы без сладкого!
Это была моя стратегическая ошибка. Самое страшное наказание нужно было приберечь на потом, а я… сглупила.
За что и поплатилась.
Средств для отмывания всего подряд у меня дома — целая батарея. Стратегические запасы на любой случай жизни. И как хорошо, что близнецы покинули тот возраст, когда эти самые запасы пьются вместо лимонада…
Это был мой старый страх — я дико боялась, что однажды им в голову придёт выпить уксусную кислоту, бензин или растворитель. Я до сих пор этого боюсь, хотя теперь уже знаю — мои черти никогда не станут делать то, исход чего заранее известен. Выпить растворитель, специально что-то поджечь или устроить потоп — нет. Это скучно. Фред и Джордж были экспериментаторами.
Но, честно говоря, утешало это мало.
— Что ещё они творили, пока меня не было? — поинтересовалась я у мамы, доставая из-под раковины разнообразные пузырьки и бутылки.
— Ничего особенного, — родительница махнула рукой. — В первый день мы ходили в парк аттракционов, а после в аквапарк, и так устали, что после ужина почти сразу уснули. Вчера устроили пикник и познакомились на прогулке с большой овчаркой по имени Кайзер.
— Без хозяина, что ли?
— Почему без хозяина? Нет, хозяин был, точнее, хозяйка, девчонка молодая. Разрешила Фреду и Джорджу играть со своей собакой. В итоге я так и не поняла, кто кого больше утомил. Носились они часа два как угорелые, ты бы видела…
— Представляю, — пробормотала я, оглядывая внутренности духовки. Там всё было так красиво — хоть картину пиши. Потёки пригоревшей варёной сгущёнки на стенках, лужица палёной сгущёнки на дне. Интересно, это вообще отмоется?
— В общем, проблемы начались только сегодня, — продолжала между тем мама. — Думаю, они просто соскучились, Алён. С утра я делала блины, всё не съели, и оставшиеся Фред с Джорджем решили превратить в торт. Внутри варёная сгущёнка, сверху шоколад. До шоколада, как видишь, дело не дошло…
— Посмотри на это с другой стороны, мам, — сказала я с бравурным оптимизмом в голосе. — Хорошо, что Фред и Джордж решили сварить сгущёнку в духовке, а не на плите. Поверхность для отмывания в духовке куда меньше площади кухни.
За моей спиной раздался нервный смешок.
Но ответить мама не успела — из комнаты близнецов вдруг послышался громкий хохот. Я похолодела — мои черти обычно так хохотали, когда у них «шалость удалась»…
Блин. Сейчас-то что?!
Я бросила жёсткую губку, стянула перчатки и метнулась к Фреду и Джорджу, костеря себя за то, что оставила их одних. Надо было не слушать мамины увлекательные рассказы, а послать её караулить наших оболтусов!
В комнату я ворвалась разъярённым тайфуном, хлопнув дверью так, что штукатурка посыпалась, а хохот разом прекратился.
Близнецы, стоявшие на балконе, поспешно стирали улыбки со шкодных лиц.
— А мы ничего, мам…
— Да, мы так просто…
Угу.
— Я родная ваша мама, но не верю вам ни грамма, — продекламировала я. — Потому что вы, ребята, настоящие чертята.
Чертята насупились, а я вошла на балкон. Здесь всё было в порядке, если не считать воды на полу.
Вода. На полу. Та-а-ак…
Я открыла окно и поглядела вниз. Это мы уже проходили — бросать «бомбочки» в прохожих Фред и Джордж навострились ещё в раннем детстве, поэтому я прекрасно осознавала, что может значить вода на полу. Хотя и не всегда, конечно. Один раз близнецы решили устроить зимой каток на балконе. И у них даже получилось. Только кататься там было невозможно ввиду малого пространства, а вот грохнуться — да за милую душу.
Живём мы на десятом этаже, так что попасть в кого-то удаётся не всегда, но на этот раз они попали. Внизу под окнами стоял и отряхивался какой-то мужчина в шляпе. С собакой.
— Извини-и-и-ите-е-е! — закричала я дурным голосом, свесившись из окна и размахивая рукой. Белого флага только не хватает. — Извини-и-ите-е-е, мы… — Блин, ну не орать же «мы не нарочно»?! — Мы-ы-ы сожа-а-але-е-ем!
Мужчина поднял голову, посмотрел на меня. Собака его — кажется, ретривер, — ещё раз отряхнулась. Видимо, ей тоже досталось.
Я захлопнула окно и повернулась к своим обалдуям.
Они синхронно опустили ангельские личики вниз и синхронно вздохнули. Мол, давай, наказывай, знаем, что виноваты.
Фред и Джордж вообще никогда не отрицали свою вину, не пытались оправдываться. Они могли промолчать, но если уж доходило до истины, признавали свои косяки.
Правда, это не мешало мне хотеть придушить их обоих.
— Ну? И что делать будем?
Тяжёлые вздохи и взгляды исподлобья.
— Сладкого ты нас уже лишила, — пробурчал Фред. Джордж кивнул.
Я всегда легко их различала — так же, как и моя мама. А вот у других людей с идентификацией личностей возникали проблемы — парни мои абсолютные ксерокопии друг друга.
— Ах, вот в чём дело, — протянула я, скрещивая руки на груди. — Поэтому вы решили, что вам теперь всё можно? Спешу огорчить: сладкого я вас лишила только на сегодня. До этого момента с бомбочкой. Теперь и до конца недели никакого сладкого!
— Ну ма-а-ам! — завыли хором мои рыжие кошмары.
— А если будете ещё безобразничать — достану папин ремень.
Близнецы струхнули. Будь они собаками — повесили бы горестно ушки. А так просто насторожились и слегка присели.
— Ты же шутишь, да, мам?
— Шутишь, да?
— Нет! — рявкнула я. — Вы…
Я хотела сказать откровенно, что хочу их придушить и ремень — это неплохой компромисс, но тут в дверь позвонили.
— Ага! — обрадовалась я и схватила близнецов за уши. Фреда за левое, Джорджа за правое. — Небось, пострадавший наш пришёл. Возмущаться. Ну-ка, пошли извиняться!
Близнецы пытались вывернуться из моей железной хватки, но у них это не получилось — рука у меня была жёсткая, натренированная. За уши держала и била по жопам с самого их детства.
Когда я вытащила своих чертей в коридор, мама уже открывала входную дверь и негромко здоровалась с визитёром. Я подтащила пыхтящих мальчишек ближе к двери, отодвинув родительницу в сторону, и грозно буркнула:
— Ну?!
Стоящий за дверью мужчина вздрогнул и посмотрел на меня с удивлением. Свою промокшую шляпу — светлую, на манер ковбойской, — он держал в руке, поэтому я сразу заметила, что наш пострадавший не менее рыж, чем мои сыновья.
Собаки с ним не было.
— Простите?.. — он слегка наклонил голову. Моё подсознание фиксировало детали: голубые глаза, гладко выбрит, лицо мужественное, приятное. И ресницы не прозрачные, как это частенько бывает у рыжих.
— Извиняйтесь! — рявкнула я и дёрнула своих чертей за уши.
Мужчина опешил.
— Я?!
— Да не вы! — я поморщилась. — А обалдуи эти! Давайте, ребята, быстро говорите, как вы жалеете о случившемся и раскаиваетесь!
— А врать нехорошо! — хором протянули Фред с Джорджем. Я вновь дёрнула их за уши. — Ну ма-а-ам!
— А швыряться «бомбочками» с балкона, значит, хорошо?! — возмутилась я. — Быстро извиняйтесь, я сказала! А то месяц будете без сладкого!
— Ла-а-а-адно…
— Хорошо-о-о…
Но извиниться мои охламоны не успели.
— Не нужно, — сказал мужчина быстро, что-то достал из кармана ветровки и протянул мне. — Вот, возьмите. Она была внутри воздушного шарика. Одного из воздушных шариков, точнее.
Руки мои были заняты, поэтому я просто опустила глаза… и увидела резиновую уточку. Жёлтую резиновую уточку, которая уже тысячу лет стояла на краю ванны. Когда Фред с Джорджем были маленькими, я пускала её поплавать, но теперь она давно просто стояла там.
Видимо, близнецы решили, что уточки должны не только плавать, но и летать. С балконов.
— Угу, — я вздохнула, чувствуя, что ещё немного — и сама захочу полететь с балкона головой вниз. — Так… Подождите… Вы сказали — одного из воздушных шариков?
— Верно, — мужчина кивнул, по-прежнему протягивая мне уточку.
— А сколько их было?!
— Три.
— Неправда! — хором возвестили мои черти. Фред продолжил: — Их было четыре! Один не попал. И в вас попали только два! Третий угодил в собаку.
Господи, как же хорошо, что они не додумались налить в эти шарики какую-нибудь краску, хлорку или клей. Вода с уточками — почти безобидно.
— Верно, — подтвердил мужчина. — Возьмите вашу игрушку, и я пойду. Извинений не нужно. Я обойдусь.
— Зато я — не обойдусь! — отрезала я, игнорируя уточку. — Фред! Джордж!
У нашего нового знакомого вытянулось лицо.
— Простите?..
— Их так зовут! — пояснила я. — Я жду.
— Ла-а-адно!
— Хорошо-о-о!
— Простите нас! Мы больше не будем…
— Кидаться…
— В вас…
Отлично. В него они наверняка больше не будут кидаться, зачем? Этап пройден. А вот в кого-нибудь другого — вполне.
С другой стороны, хоть так…
Уши были отпущены, уточка взята, и мои бандиты сразу пулей убежали в свою комнату. Только пятки засверкали.
— Ну что ж, я… — мужчина тоже собрался уйти, но я остановила его вопросом:
— А зачем вы её принесли? Оставили бы там, где-нибудь на лавочке.
Он вновь удивлённо на меня посмотрел и нахлобучил на голову мокрую шляпу.
— У моей собаки почти такая же уточка, — пожал плечами. — Я подумал, вдруг она вам нужна. И потом, это было не трудно. Я живу в квартире под вами со вчерашнего дня.
— О-о-о, — протянула я. — Сочувствую.
Он почти неуловимо улыбнулся, кивнул и ушёл.
А я отправилась на кухню. Перед этим только зашла в ванную и поставила на место жёлтую, как яичный желток, уточку.
Странный он какой-то… И рыжий, к тому же.
Интересно, как его зовут?
Духовку я отмыла. Иногда я думаю: если с нашей школой, где я преподаю русский язык и литературу, что-нибудь случится, я всегда смогу устроиться куда-нибудь уборщицей. За десять лет существования в моей жизни Фреда и Джорджа что я только не отмывала…
Был у нас с ними «зелёночный» период — в то время они разрисовывали зелёнкой не только Фиму, но и стены, и пол, и потолок, и даже себя. Вот уж что практически невозможно отмыть. А взорвавшаяся сгущёнка, заляпавшая духовку — так, мелочь.
После того как наш странный сосед — мысленно я окрестила его Шляпником — ушёл, близнецы угомонились. У них так бывает чаще всего — то шкодят и шкодят, вздохнуть не дают, а потом вдруг завод кончается, и они становятся паиньками.
До следующего раза…
Я позволила себе немного расслабиться только после ужина, когда мама отправилась смотреть любимый сериал, а Фред и Джордж ушли в свою комнату и там тихо-мирно достали одну из настольных игр. Предлагали и мне присоединиться, но больше всего на свете я сейчас хотела одиночества. И музыки.
Музыка — мой способ успокоиться и не сойти с ума. Я и раньше любила слушать музыку, а после смерти мужа начала делать это постоянно. Вместо того чтобы думать и лелеять собственную боль, я предпочитала включать что-нибудь ритмичное или лиричное — и заполняла себя мелодиями до краёв.
Фред и Джордж росли в пространстве, наполненном различной музыкой, и были такими же меломанами, как и я. Я предлагала им музыкальную школу, но, как заявили мои охламоны: «Играть музыку не то же самое, что слушать». И я не стала настаивать. Плавание, футбол, настольные и компьютерные игры — близнецам хватало занятий.
Сегодня я выбрала для себя хрустальный вокал Хейли Вестенра и, зайдя в нужный плейлист, включила первую попавшуюся песню.
Сквозь окно в моей душе
Все секреты, что держу
Будут твои всегда, всегда.
Словно шёпот, ветерок
Легко касается моей кожи.
Я знаю, что ты со мной
Всегда, всегда[1].
Я вздохнула.
Да, ты со мной… Всегда-всегда.
Где-то через полчаса, когда я почти уснула, ощутила, как по обеим сторонам от меня легли близнецы. Улыбнулась, перевернулась на спину и перетащила их к себе поближе, прижала к плечам рыжие макушки.
Черти. Только ради вас и живу…
Очень вольный перевод песни Hayley Westenra «My heart belongs to you».