Несмотря на то, что думать было страшно, думала я полночи. Сердилась, но и восхищалась попыткой Льва манипулировать мной.
Каков хитрец, а? И ведь в тот раз он ничего подобного не говорил, не стал давить на мои материнские чувства — понял, что иначе я его лесом пошлю. А вот теперь, по прошествии времени, решился. И хороший аргумент нашёл, превосходный даже. Конечно, он прав — мальчишки его уже полюбили, отец из него получится отличный, а я со своим желанием любви могу и обойтись. Любовь вообще не гарантирует счастья в браке, правильно же? Не хочется этого признавать, но правильно. Можно любить, но мучиться — от ревности, от измен мужа, в конце концов. Я точно знала, что со Львом ничего подобного не будет — он просто не такой человек. Если он принял решение, то не станет метаться, искать связей на стороне, обманывать. Да и уважает он меня — это чувствуется. А я вот так… с жиру бешусь. У некоторых и такого нет, а мне повезло, правильно мама говорит. Мужик отличный, Фреда и Джорджа любит, я нравлюсь. Чего ещё желать?
Блин… думаю об этом — и тошно. Тошно, потому что никогда я не была настолько меркантильной, не рассуждала подобным образом. Вышла замуж за Антона, потому что любила — и всё. И не думала, сколько он денег будет зарабатывать, станет ли хорошим отцом — не сомневалась в нём, в себе, в нас. А сейчас… как представляла, что всегда буду знать о чувствах Льва к Наташе, и она постоянно будет где-то рядом… И я буду замечать всё: его взгляды, ласковые и трепетные, ненавязчивые прикосновения, готовность помочь по любому поводу. Вот как представляла всё это, так сразу и начинало подташнивать. Нет, невозможно! Я не смогу. Буду постоянно ревновать, переживать, сравнивать себя и её… зачахну от огорчений. У меня испортится характер, начнётся депрессия, я поправлюсь на двадцать килограмм и Лев перестанет видеть во мне желанную женщину. И будет у нас брак только ради детей. Не хочу! Пусть лучше просто общается с мальчишками, ему же никто не мешает? Вот именно — никто!
Решив так, я перевернулась на другой бок, вздохнула и постаралась уснуть. Объясню это всё Льву после Нового года, как смогу. Не бином Ньютона, поймёт. Хотя… это я не помню, что такое этот бином, а Лев-то математик…
В итоге я всё-таки уснула.
Наташа Иванова улетела в Германию сразу после осенних каникул. Ей предстояла операция, затем химиотерапия — родители ещё даже не могли сказать точно, когда она вернётся, но то, что в этом году девочке не светят экзамены, было понятно уже сейчас. Да и думать о подобном было странно — никто не давал гарантий, что Наташа вообще вернётся.
Клочков очень переживал после её отъезда — это было заметно всем, не только мне. Осунулся, похудел — волновался. И успеваемость упала. Я позвала его после уроков в один из дней, чтобы поговорить — нужно было как-то настроить мальчика на учёбу и продолжение жизни, иначе он у меня так на второй год останется. Это в выпускном-то классе!
— Я понимаю, зачем вы меня позвали, Алёна Леонидовна, — вздохнул Федя, садясь за парту, и потёр лицо усталым жестом. — Я постараюсь исправить оценки, даю слово.
— Дело не только в оценках, — сказала я мягко. Бедняга… синяки под глазами. Спит плохо, видимо. Сильно влюблён… Или всё же — любит? Где эта грань, как определить… — Ещё и в твоём настроении, Федя. Ты унываешь, оттого и оценки…
— Как тут не унывать, — пробормотал мальчик и поднял на меня какой-то потухший взгляд. — Вы же понимаете: шансы…
— Шанс есть всегда, — возразила я. — И врачи, бывает, ошибаются. Жди её, верь, поддерживай на расстоянии, как можешь. Но не забывай о себе: тебе необходимо нормально закончить школу и поступить в институт.
— Я понимаю. — Губы Клочкова дрогнули, будто он собирался заплакать. — Я поддерживаю. Наверное, поэтому я… На себя сил уже не остаётся. Каждый раз после разговоров с Наташей такое чувство, что я ей всю энергию отдал.
Вот как, значит…
— У Оли Зиминой то же самое, — продолжал Федя. — Чуть легче, может, потому что она всё же… — Он запнулся, покраснел и вдруг сменил тему, да так, что я на мгновение потеряла дар речи: — Наташа согласилась выйти за меня замуж, когда вернётся. Я ей кольцо подарил. Серебряное, конечно.
Боже… Хотя чему я удивляюсь? Федя давно влюблён, а Наташа смертельно больна, конечно, она согласилась. Ей сейчас кажется, что она его любит, но не факт, что это так, ой, не факт. Возможно, это просто влияние болезни и его поддержка. Но говорить о подобном Клочкову точно не стоило — только расстраивать. Жизнь всё расставит по своим местам… если она у Наташи вообще будет…
В середине ноября близнецам должно было исполниться одиннадцать лет, и чем ближе подходил этот срок, тем более сильное напряжение я чувствовала. Тот день был не только их днём рождения, но и днём смерти Антона, и каждый раз, поздравляя мальчишек, я ощущала себя погружённой в ледяную воду — так холодно мне было. Морозный зимний холод с тех пор ассоциировался у меня исключительно со смертью…
Фред и Джордж не знали, какого именно числа погиб Антон: мы с мамой решили не говорить им об этом. Расстроятся, потом не смогут нормально отмечать свой день рождения, как я с тех пор не могла расслабиться в этот день. Нет уж, пусть лучше не знают. Возможно, позже, когда они станут совсем большими и смогут воспринимать эту трагедию отдельно от своего дня рождения, я расскажу, но точно не сейчас.
А близнецы готовились. Как всегда, пребывали в эйфории, спрашивали у меня и бабушки, где и как будем отмечать, кого приглашать… Причём они предсказуемо хотели пригласить на празднование ещё и Льва — я еле отбрехалась, но тут мне помогла, как ни странно, мама.
— Ребята, — вздохнула я, выслушав требования Фреда и Джорджа «обязательно позвать дядю Лёву», — понимаете, наш сосед только для вас вне школы — дядя Лёва, а для других он круглые сутки учитель математики Лев Игоревич. И если он придёт в кафе, ваши друзья просто не смогут расслабиться и нормально отпраздновать — они будут ощущать себя по-прежнему на уроке.
— Но ведь ты тоже учительница, — возразили мальчишки хором, и тут вмешалась бабушка:
— Ваша мама права, — сказала она, шутливо потрепав их по взъерошенным рыжим волосам. — К тому, что она не только учитель, но и ваша мама, все уже привыкли, а вот дядя Лёва пока только преподаватель. В его присутствии ваши друзья застесняются.
Фред и Джордж огорчённо переглянулись и надулись, как два воздушных шарика.
— Но что же делать…
— А мы дядю Лёву отдельно позовём в гости, — вкрадчиво произнесла родительница, покосившись на меня с иронией. Думала, возражать буду? Совсем дурочкой меня считает — если я сейчас воспротивлюсь, близнецы с меня живой не слезут, будут уговаривать до нервных судорог и головной боли. — И мама торт испечёт…
— Да-а-а?! — обернулись ко мне две воодушевлённые мордашки. — Мама, да-а-а?!
— Да, — согласилась я смиренно и покладисто. — Испеку. Но медовик мы недавно ели, может, «Прагу»?
— Чизкейк! — возразили мои бандиты хором. — Хотим чизкейк!
— И картошку фри? — фыркнула я. Современные дети… всё им подавай еду с иностранными названиями.
— Да! И гамбургер! Ты их так вкусно делаешь!
— Ладно, — опять согласилась я. — Будет вам гамбургер, картошка и чизкейк.
— Ура!
Накануне дня рождения близнецов у меня сильно упало настроение. Хотя оно в середине ноября обычно никогда не поднимается выше уровня плинтуса, но на этот раз совсем… Причина была нелепа — я, возвращаясь из магазина вечером в пятницу, куда я ходила за творожным сыром для чизкейка, издалека увидела, как Лев провожает Наташу до такси. И перед тем, как сесть в машину, она его поцеловала, но куда именно — в щёку или всё же в губы — я не рассмотрела, темно было. Однако расстроилась и потом ещё минут пятнадцать сидела на детской площадке неподалёку, понуро уставившись на вмёрзший в землю кленовый лист возле лавочки, и старалась успокоиться. Ничего не случилось, подумаешь — провожал, поцеловались… а я уже — вот так. А что будет, если Лев действительно станет моим мужем? Я же с ума сойду.
Я ушла с детской площадки, когда поняла, что начинаю примерзать к лавочке. Поднялась на наш этаж, вышла из лифта… и замерла, увидев Льва, стоящего посреди лестничной площадки. От неожиданности сердце ухнуло куда-то вниз и язык отнялся — я даже поздороваться не могла.
— Я тебя заметил потом, когда такси отъехало, — сказал Лев своим обычным невозмутимым голосом. — Но не стал подходить сразу, решил чуть подождать. Долго ты.
Я кашлянула, ощущая, что начинаю краснеть. Чёрт… не дай бог, догадается, что я влюблена, оттого и огорчилась, и сидела на лавочке минут пятнадцать, как дура.
— Были… дела, — произнесла я глухо и направилась к квартире, но Лев на полпути перехватил меня, взяв за руку и разворачивая лицом к себе. — Отпусти, мне домой надо, Фред и Джордж…
— Ещё две минуты подождут, — отрезал сосед решительно, вглядываясь в мои глаза. — Я вижу, что ты огорчена, поэтому хочу объяснить.
— Не надо.
— Надо. Алён, Наташа приезжала извиниться за своё поведение в прошлый раз, а заодно попросить совета. Она мне доверяет, поэтому хотела узнать, что я думаю о них с Виталиком. Стоит ли ей идти ему навстречу и пытаться склеить семью.
Если Лев надеялся всем этим меня успокоить, то зря — я ещё сильнее огорчилась. Доверяет, приезжала, чтобы извиниться и спросить совета… Может, она надеялась, что он передумал и решила прощупать почву? Да даже если всё так, как говорит Лев… Я же свихнусь, если Наташа станет постоянно врываться в его жизнь подобным образом.
— Ну и что ты ей посоветовал? — постаралась спросить я как можно более ровным и спокойным тоном.
— Что семья всегда стоит того, чтобы попытаться, — ответил Лев с твёрдой убеждённостью. — И что Виталик, конечно, дурак и очень виноват, но он сделал выводы и постарается исправить положение. И ещё, — сосед сделал шаг вперёд, почти прижавшись ко мне, — мы договорились меньше общаться, чтобы не раздражать его. И не только…
Подобного намёка я вынести не могла. И голос ещё такой вкрадчивый! Рванулась из рук Льва изо всех сил, отскочила в сторону и, прошипев: «Делайте что хотите!» — отвернулась и стала открывать дверь.
— Не сердись, — произнёс Лев негромко, стоя за моей спиной. Ключи путались в руках и замок слушаться никак не хотел. — Я ни в чём не виноват перед тобой, Алёнка. И Наташе я объяснил, что собираюсь жениться — она не знала про тебя.
Господи! Жениться он собирается!
Я почувствовала, что сейчас взорвусь от возмущения — согласия-то я не давала, да и сам Лев влюблён в другую женщину! — но тут очень кстати наконец в замке повернулся ключ, дверь открылась, и я выдохнула:
— Всё, пока!
А потом быстро скрылась в квартире.
На следующий день близнецам исполнялось по одиннадцать лет, и мама с утра разбудила меня, похлопав по плечу и глубокомысленно заявив:
— Алёна, поздравляю тебя с тем, что подростковый возраст и пубертатный период Фреда и Джорджа стали ещё на год ближе.
Я застонала.
— Мама, ну зачем?..
— Вставай, вставай, — она засмеялась. — А то наши черти уже поднялись и требуют подарки.
Встала я с трудом — накануне устала и морально, расстроившись из-за появления Наташи, и физически — чизкейк отнял у меня много времени и сил, муторный это торт. Но мои рыжие бандиты в любом случае не дали бы поспать матери, поэтому я, кряхтя и позёвывая, как старенькая бабушка, встала и отправилась в ванную.
Подарки в виде новых книг и спортивных костюмов были отданы Фреду и Джорджу после несытного завтрака — мы всё же через пару часов собирались в кафе. И близнецы еле усидели дома это время — так рвались поскорее попасть на праздник, налопаться и навеселиться.
Мы сняли детский зал на пятнадцать человек в центре города — кроме вкусной еды и бассейна с шариками там ещё имелись аниматоры, большой и классный аквариум и прочая развлекательная программа. Это кафе посоветовала мне бывшая однокурсница, у которой тоже было двое детей, и мы в итоге не разочаровались, но устали зверски. Даже несмотря на то, что кроме нас с моей мамой взрослых было ещё двое. Но остальные-то десять человек были дети! И эти дети… о-о-о…
В общем, когда мы ближе к шести часам вечера вернулись домой, мне казалось, что я оглохла от детского визга, ослепла от постоянного высматривания, кто и чем занимается из ребят, а уж как гудели ноги… Я ощущала себя автомобилем, у которого вот уже четыре часа кряду не выключается сигнализация.
И конечно, по закону подлости, как только мы вошли в квартиру, в дверь позвонили. Да, я договаривалась со Львом, что он зайдёт, но время немного не рассчитала, поэтому была вынуждена предстать перед ним безумно красивой — с блестящим от пота лицом, слегка всклокоченной причёской и неидеальным макияжем.
Близнецам, разумеется, всё было нипочём, и они радостно запрыгали вокруг соседа, как только я его впустила.
— Дядя Лёва, дядя Лёва, дядя Лёва!..
Нет, я точно оглохну…
— А спойте нам, спойте, а?
— Спойте, пожалуйста!
— Песенку!
— Про день рождения!
Бабушка хихикала, Лев улыбался, а я, едва не падая от усталости, чувствовала себя безумно неловко. И за это требование близнецов, и за свой внешний вид. Каждой женщине хочется, чтобы мужчина, который ей нравится, видел её исключительно в прекрасном состоянии, а мне сейчас до прекрасности было как до Луны пешком.
— Хорошо, — кивнул Лев, сел на корточки и взял мальчишек за руки. — С днё-ом рожде-ения-а ва-ас, с днё-ом рожде-ения-а ва-ас, с днё-ом рожде-ния-а, Фред и Джо-ордж, с днё-ом рожде-ения-а ва-а-ас!
Пел сосед ужасно — таланта к этому делу у него точно не имелось, — близнецы ржали, бабушка тоже, и я как-то вдруг расслабилась, подумав: а, плевать на внешний вид. Да, не идеально, но и не ужас-ужас, переживу.
Лев подарил Фреду и Джорджу то, что они давно хотели — шикарный набор «Лего» по мотивам «Звёздных войн», с каким-то космическим кораблём. Я прекрасно знала, сколько стоит такое великолепие, и от неожиданности потеряла дар речи. Он с ума сошёл?.. Даже я, родная мать, считала, что это слишком дорого!
В тот момент я, разумеется, промолчала — зачем портить мальчишкам праздник? Молчала и потом, когда бабушка пригласила Льва «на пять минут попить чай» (в гости к нам он должен был прийти только завтра), и сосед вежливо отказался, сославшись на то, что мы устали, да и наелись-напились, и он не хочет сидеть и «дуть чай» в одиночестве.
— Завтра отпразднуем нормально, парни, — сказал Лев, обнимая близнецов напоследок. — А не галопом по Европам, потому что все устали. И завтра я вам ещё кое-что принесу.
Всё, Фред и Джордж просияли и запрыгали от радости в предвкушении завтрашнего дня. А я, как только Лев вышел из нашей квартиры, стрельнула маме глазами, чтобы проследила за мальчишками, а сама шмыгнула следом за соседом.
Льва я догнала уже возле его квартиры — настолько он стремительно спустился по лестнице. Видимо, не ожидал, что я пойду за ним.
— Лёва! — воскликнула я, и он остановился, обернулся, поглядел на меня вопросительно. Такой… тёплый и домашний в этих синих джинсах и сером свитере. Невообразимо родной. — Я… хотела поблагодарить. Они давно просили этот набор, но я… так дорого!
— Ладно тебе, — он улыбнулся и шагнул ближе. — Не так уж и дорого. Тем более, это один подарок на двоих. Здорово, что они такие дружные — будут вместе собирать.
— Да, — ответила я, потерявшись мыслями. Лев стоял так близко… и так замечательно пах… и вообще…
Наверное, что-то отразилось в моих глазах — потому что он наклонился, заключил моё лицо в ладони и нежно поцеловал. Глубоко, но ненавязчиво.
— Тебя тоже с днём рождения Фреда и Джорджа, — шепнул Лев мне в губы. — Ты замечательная мама, Алёнка. Лучшая в мире.
— Ладно тебе, — буркнула я, смутившись. — А твоя?
— Можешь составить ей конкуренцию, — засмеялся Лев, отпуская меня. И от разочарования, что он не продолжил, защемило сердце. — Иди, Алён, тебе надо отдохнуть.
— Так видно, да?
— Ты отлично выглядишь, но я же понимаю, как вы должны были устать там, с таким количеством активных детей.
— Да, — я вздохнула. — Смертельно. Тогда… до завтра?
— До завтра.
Я развернулась и уже пошла вверх по лестнице, когда Лев вдруг сказал — спокойно и значительно, как умеет только он:
— Алён, я ни разу в жизни не целовался с Наташей. Когда она приезжала в прошлый раз, я отстранился, не захотел. Я не сказал тебе тогда, подумал, не поверишь. Но думаю, ты всё же должна об этом знать.
Что-то ярко вспыхнуло в груди — сладко-больное, то ли обиженное, то ли ликующее… я так и не поняла. Но на всякий случай не стала оборачиваться, а поскорее взбежала по лестнице и спряталась в нашей квартире.
Утро следующего дня было не менее суматошным, чем предыдущего, несмотря на то, что в гости мы ждали одного только Льва. Всё равно — мне много всего нужно было приготовить, а близнецы всячески мешались под ногами, заглядывая в кастрюли со сковородками и предлагая свою помощь так навязчиво, что я всерьёз опасалась: они действительно могут что-нибудь разбить или разлить. Пришлось срочно придумывать им занятие, но надолго моих бандитов не хватало — максимум полчаса, и они возвращались, дабы продолжать смотреть, как мать делает заготовки для гамбургеров и картошки фри, вынимает чизкейк из формы и украшает его.
Но в общем и целом, всё закончилось благополучно, еда не подгорела, посуда осталась целой, и ровно в час дня, как и было запланировано, раздался звонок в дверь. Я к тому времени уже переоделась в платье, только фартук не сняла, и быстрым нервным движением вытерев руки об него, поспешила в коридор, где уже восторженно голосили Фред и Джордж и раздавался весёлый смех бабушки.
Я безумно волновалась, и мне показалось, что когда я вышла с кухни и улыбнулась Льву, улыбка моя напоминала оскал. По крайней мере губы тянуло и кололо, а ещё я совершенно глупо переживала, что Лев меня в этом платье уже видел однажды — когда мы приходили к нему в гости совсем недавно в день рождения его мамы, — но он видел уже все мои платья, так что… Новое купить, что ли?..
Ох, Алёна… ты совсем влюбилась, с концами и с потрохами…
— Привет, — сказал Лев, сделал шаг вперёд и неожиданно взял мою ладонь в свои руки, поднял и поцеловал. Я оторопела, не зная, что сказать — забыв даже банальное «здравствуй» — близнецы захихикали, мама охнула… М-да…
— Здра… При…вет, да, — выдала я что-то невообразимое и, кажется, покраснела. Лев отпустил мою руку, наклонился, взял принесённый подарочный пакет с какими-то зелёными черепушками и весело сказал, обращаясь к Фреду и Джорджу:
— Ну что, парни, а вот и вторая часть Марлезонского балета! Налетай-разбирай!
Для близнецов это были мгновения истинного счастья — из пакета они вытащили несколько книг развлекательно-приключенческого характера, две большие шоколадки и коробку с ассорти из мармелада в виде глаз, зубов, змей, лягушек и яичниц. Я аж содрогнулась, увидев такое разнообразие, а мальчишки просияли.
— Дядялёвакруто-о-о-о… — выдали они хором в одно слово. — Ваще-е-е… О! Паук, мам, смотри!
— Что только ни придумают, — пробормотала наша бабушка, разглядывая подарок Льва. — И какие на вкус эти пауки с лягушками, интересно?
— Вот и узнаем, — засмеялся сосед, а потом погрозил близнецам пальцем. — Только, парни, не объедайтесь, а то сыпью пойдёте, ваша мама меня тогда сама съест.
— Точно, — кивнула я. Этот шутливый диалог вернул меня в реальность, я перестала волноваться и даже сердцебиение унялось. Хотя… всё же иногда в груди становилось жарко, когда я смотрела на Льва. Как же он мне нравился вот таким — безумно уютным, в тёмно-серых джинсах и светлом свитере под горло. В нём сейчас не было ничего парадного и строгого, а только домашнее и родное. Я легко могла представить Льва и совсем без свитера… интересно, под ним майка есть, или на голое тело?..
Заметив мой взгляд, сосед истолковал его по-своему.
— Марина вязала, — улыбнулся он, погладив себя по груди. — У неё с детства такое хобби. У меня целая куча свитеров, носков и шапок её производства. Зуб даю, она и тебе что-нибудь подарит на Новый год. Не зря же она у меня спрашивала, какие цвета ты любишь.
Мне стало неловко. Ага, Марина мне носки — а я Льву потом откажу в отношениях. Нехорошо как-то.
— Не надо мне подарков, — пробормотала я, но сосед только улыбнулся.
Следующие часы — почти до восьми вечера! — слились у меня в памяти в единое воспоминание о весёлом, комфортном и домашнем празднике, которым наслаждались все присутствующие, не только дети (в отличие от вчерашнего дня). Мы разговаривали, играли в настольные игры, собирали подаренное Львом «Лего», поедали приготовленные мной гамбургеры, картошку фри и чизкейк — сосед смеялся над выбором близнецов и говорил, что не ел ничего подобного уже тысячу лет, — и это всё было так душевно, словно мы на самом деле давно семья и постоянно проводим подобным образом дни рождения и выходные. Это подкупало и заставляло задумываться о будущем. О моём или… о нашем совместном.
Было действительно хорошо — по-настоящему, искренне, без капли притворства или неловкости. И хорошо было всем. И близнецы, и моя мама, и Лев светились от счастья, да и я, когда отошла ненадолго в туалет, даже не сразу узнала своё отражение. Такого довольного раскрасневшегося лица я не видела у себя очень давно.
Но потом Лев ушёл, только перед этим перемыл нам всю посуду — сам изъявил желание, а мы с бабушкой и не сопротивлялись. Обнял мальчишек, потрепав их по головам каким-то привычным жестом, ещё раз поцеловал мне руку, вновь вызвав хихиканье у Фреда, Джорджа и бабушки, и ушёл.
— Увидимся завтра утром, — произнёс напоследок, подмигнув, и шагнул за дверь.
Мои бандиты сразу побежали к себе — продолжать собирать космический корабль, бабушка сказала, что доубирается на кухне, а я неожиданно оказалась предоставлена самой себе. Приняла душ, попила чай, почитала книгу, затем долго укладывала спать перевозбудившихся за выходные близнецов… и ушла в свою комнату.
Тут-то меня и накрыло.
Так бывало каждый год в день рождения Фреда и Джорджа. Точнее, даже не в этот день, а на следующий — как сегодня. Ведь именно на следующий день я узнала о том, что Антон погиб.
Ближе к ночи меня всегда начинало корёжить. Я наивно полагала, что сегодня всё будет иначе — в конце концов, день был такой чудесный!.. Но нет — как только я закрыла дверь и выключила свет, намереваясь лечь спать — время было, мягко говоря, позднее, а завтра на работу, — тут на меня и накатило.
Я затряслась от нервной дрожи, вспоминая как наяву — звонок, тихий голос мамы, ступор, тупую боль в груди, а потом… холод, холод, холод… До крика. Не моего — близнецов.
«Не вспоминай, Алёна, не вспоминай», — уговаривала я себя, но не вспоминать не получалось. В другие дни получалось, но только не в этот. Всё вставало перед глазами, словно случилось вчера, и отчаяние вновь захлёстывало, как и тогда, не давая сделать вдох.
Я шагнула к окну, желая поступить так же, как и всегда — распахнуть окно и дышать, дышать, дышать… пока не замёрзну окончательно, чтобы нервная дрожь сменилась дрожью от холода. Пока не сведёт пальцы, пока не потрескаются губы, пока меня наконец не вытошнит в туалете всем, что я съела за день — не будет мне покоя.
Я мотнула головой, сбрасывая наваждение. Нет… нет. Я знаю, что это. Каждый год меня зовёт к себе смерть, которую я отвергла тогда, одиннадцать лет назад. Но я живая! Я сделала свой выбор, я продолжила жить, я очень старалась… Я живая!
«Тогда зачем ты так цеплялась за мёртвого? Живая… Живые помнят мёртвых, но не стремятся к ним, как стремилась ты. Живые замечают живых, а не отталкивают их в угоду своим воспоминаниям. Живые…»
Я зажала уши.
Нет, нет, нет. Я не хочу думать об этом. Не хочу — и не буду!
Я выскочила из комнаты, молниеносно пробежала по коридору, открыла входную дверь и шмыгнула на лестничную площадку. Поёжилась — холодно в подъезде, а я в одном халате… Но это же ненадолго.
Спустилась вниз и позвонила в дверь квартиры Льва.
Сосед открыл через минуту, когда я уже начинала выстукивать зубами какую-то мелодию. Он был в домашних джинсовых шортах — значит, ещё не ложился — и с влажными после душа волосами.
— Алёна? — удивлённо оглядел меня, облачённую в один короткий махровый халат поверх ночнушки, и нахмурился. — Что-то случилось?
— Х-х-х… — прохрипела я вместо ответа, и Лев схватил меня за руку.
— Да заходи, не стой!..
Я шагнула внутрь квартиры, попыталась улыбнуться, но получилось криво — зубы по-прежнему стучали, да и мышцы на лице свело от холода. Причём холод был не только снаружи, он шёл и изнутри меня.
— Алёна, что такое? — Лев положил ладони мне на плечи. — Да ты вся ледяная!
Рем ткнулся мокрым носом мне в коленку, и я вздрогнула, опомнившись.
— Лёва-а-а… — простонала я, подаваясь вперёд, и буквально повисла на шее мужчины. Тёплый… даже горячий… родной… — С-с-согрей, пож-жалуйста…
Лев обнял меня, прижав к себе теснее, и я чуть не задохнулась от жара его тела.
— Если ты думаешь, что я откажусь, — шепнул он мне на ухо, — то ты считаешь меня слишком хорошим.
Взял на руки и понёс в спальню.
В прошлый раз всё было… лихорадочно, быстро и резко, как удар молнии. Этой ночью всё происходило иначе — тягуче-медленно, нежно, неторопливо. Мы без стеснения исследовали каждый уголок тела друг друга, трогали, целовали, ласкали… бесконечно долго. Мне казалось, я с ума сойду от этих ласк, свихнусь от желания, но мне и самой не хотелось торопиться. Хотелось как можно дольше наслаждаться этими мгновениями, изучать Льва, целовать… трогать языком…
Холод ушёл, сменившись огненной страстью, которая медленно сжигала меня изнутри, превращая в комок оголённых нервов, в существо без горьких воспоминаний, заставляя радоваться тому, что я жива. Что я здесь, со Львом. Шепчу что-то неразборчивое, всхлипываю и кусаю губы…
Когда он усадил меня на себя, откидываясь назад, я вскрикнула от вспышки яркого оргазма. Лев сжал пальцы на моих бёдрах, качнулся корпусом вверх, вонзаясь в меня глубже, и я вновь вскрикнула.
— Алёнка… — шепнул, останавливаясь. — Тише, услышат… Твои… Здесь такие стены…
— Боже! — всхлипнула я, падая на него, и задвигалась сама, вынудив его застонать и задышать чаще. — Ты ещё способен… помнить… а я… голову потеряла…
— Я тоже, — выдохнул Лев и сжал ладонями мои ягодицы, изучая пальцами всё, до чего мог дотянуться.
Я не знаю, сколько времени мы не спали. Час, два, три? Это было абсолютное безумие, которое всё длилось и длилось, не желая заканчиваться. Мы ненадолго задрёмывали, обнявшись, а затем, просыпаясь, вновь начинали ласкать друг друга, и не успокаивались, пока не получали желанную разрядку.
В конце концов я не уснула, а скорее упала в обморок, утомлённая нашей совместной страстью, и чувствуя за спиной крепкое и горячее тело Льва.
Мне уже очень давно не спалось так уютно.