Следующие несколько дней я соседа почти не видела, а когда видела, стремилась побыстрее от него улизнуть под каким угодно предлогом. О неудавшемся чаепитии Шляпник мне благоразумно не напоминал, да и в целом не настаивал на собственной компании. Его даже с натяжкой нельзя было назвать ухажёром, но я всё равно напрягалась, отлично при этом понимая, что дело не столько в нём, сколько во мне.
Лев Игоревич продолжал по утрам гулять вместе с близнецами, их скутерами и Ремом на радость моей маме, пока я пропадала в школе, и закончилось это всё предсказуемо — хотя я в силу своей наивности предсказать такое не смогла, — в пятницу, вернувшись с работы к обеду, я обнаружила на собственной кухне Шляпника в компании мамы, Фреда и Джорджа. И даже Рем тут был! Сидел под столом.
В первое мгновение я потеряла дар речи. А потом слегка разозлилась, хотя причины в целом не было. Других соседей мама много раз приглашала в гости, и меня ничего не возмущало, а тут вдруг такая реакция.
Я открыла рот, намереваясь сказать всё, что я думаю о подобном возмутительном поведении, но не успела.
— Вот, Алёнушка, исправляю несправедливость, — произнесла мама громко и настойчиво, как судья при оглашении приговора. — А то Лев нас уже столько раз выручал, а мы его даже в гости не приглашали.
Неправда. В ту ночь, когда мальчишки вызывали пиковую даму, мы с соседом пили чай на кухне. Но упоминать об этом сейчас оказалось как-то стыдно.
— Я пойду, — Шляпник неожиданно поднялся, но на него тут же зацыкала мама и заныли близнецы.
— Вы куда, дядя Лёва…
— Вы чай не допили!
— И печенье не попробовали, вы же хотели…
Дядя Лёва?!
— Мам, ну скажи ему! — хором возвестили близнецы окончательно обалдевшей мне. И смотрят ещё так обвиняюще, как будто я их только что лишила сладкого на месяц ни за что.
Сказать, значит. Ага.
— Нам пора бы на обед, а печенье — это бред, от него во рту лишь сладко, а в желудке очень гадко. Прекращаем сей разврат! Суп-второе ждёт ребят, — выпалила я.
Лев Игоревич открыл рот, а потом настолько радостно и обезоруживающе улыбнулся, что меня аж передёрнуло. Запутавшиеся лучики солнца в рыжих волосах, несколько мелких веснушек возле носа, широкая счастливая улыбка — да, в такие моменты Шляпник безумно напоминал Антона… Умом я понимала, что это другой человек, но сердце всё равно вздрагивало.
— Как это классно у вас получается, Алёна, — хмыкнул сосед под возмущённое пыхтение близнецов и укоризненный взгляд мамы, направленный на меня. — Очень складно, непринуждённо и весело. Но вы правы — я действительно…
— Хотите пообедать с нами? — спросила мама громко, и Фред с Джорджем тут же загалдели «да, да!». — У нас сегодня вкусный борщ и отличная картофельная запеканка с мясом.
Господи, вот что она делает? Неужели не понимает — нельзя его привечать?
— В другой раз, — ответил Шляпник бесстрастно и чуть прищурился, глядя на меня. Он то ли уже читал, то ли пытался прочесть мои мысли. — Сейчас мне действительно пора. До свидания, Фред, Джордж, Ксения Михайловна. Хорошего вечера, Алёна.
— Я провожу вас, — пробормотала я, отступая в коридор и ощущая себя полной идиоткой. Сосед ведь не виноват, что похож на моего умершего мужа, которого я до сих пор люблю. Не виноват, что я чувствую… чувствую… Чёрт, я ничего не должна чувствовать. Но как это выключить?
Шляпник молча шёл следом за мной, и рядом с ним шагал Рем, цокая когтями по полу. Мы достигли входной двери, сосед взял оставленную на комоде в прихожей шляпу, надел её и повторил:
— Хорошего вечера, Алёна.
— Спасибо, — почти прошептала я, отводя взгляд. — Извините, пожалуйста.
— Ничего страшного. Пошли, Рем.
Лев Игоревич ушёл, такой же невозмутимый и спокойный, как и всегда, а я отправилась на кухню — держать оборону.
В тот вечер мне действительно пришлось несладко. Близнецы дулись, мама бо́льшей частью многозначительно молчала, и я не представляла, что с этим делать. Остановить состав по имени «Фред и Джордж» нереально, притормозить мамино желание выдать меня замуж за первого встречного соседа — тем более. Может, поговорить с самим Шляпником?..
— Алёна, — мама, настроенная явно воинственно, встала рядом со мной, когда я взялась мыть посуду, а близнецы убежали в свою комнату, — это нехорошо.
— Что именно? — буркнула я, намывая одну из тарелок.
— Лев ничего плохого не сделал, — продолжала мама с истинно фамильным упрямством. — Даже наоборот. Он вежливый, помогает нам. Вот ты знаешь, что у нас кран в ванной третий день капал? Я попросила его посмотреть, и он его починил как раз перед твоим приходом. Ещё и мальчишкам объяснял, что и как делает.
— Кошмар! — Я ужаснулась. — Это ж они теперь сами будут краны чинить, и неважно, капают они или нет.
— Может, и станут, но речь не о том. Ты даже чай ему допить не дала! — Мама пылала праведным гневом. — Я просто не узнаю тебя. Что с тобой?
— Ничего. Я просто устала, пришла с работы, а тут…
— А тут вежливый и обходительный мужчина, приятный во всех отношениях, — перебила меня родительница. — Который никак — никак! — тебя не унизил, не оскорбил, и все твои закидоны сносит терпеливо и понимающе. От тебя, что, убыло бы, если бы ты дала ему пятнадцать минут на чай?!
— Мама, — я устало вздохнула, — ну хватит уже. Хватит меня чихвостить. Я не хочу общаться со Львом. Не хочу и не буду. Пейте свой чай без меня.
Она молчала секунд тридцать, и я уже думала, всё, тема исчерпана. Но оказалось, нет.
— Это из-за того, что он похож на Антона?
Я вздрогнула, напрягшись.
— Думаешь, я не заметила, как ты иногда смотришь на него? Точно с таким же выражением на лице ты порой разглядываешь Тонькины фотографии.
— Мама…
— Мама, мама, — повторила она сварливо и вздохнула. — Алёна, я всё понимаю. Но Лев, во-первых, не выбирал себе внешность. А во-вторых… Антон умер. Десять лет назад, дочка.
— Я помню, — огрызнулась я, почти бросая очередную домытую тарелку на сушильную полочку. — Я помню это каждый день и каждую секунду.
— В этом и беда. Пора бы забы…
— Мама! — я швырнула взятую в руки грязную вилку в раковину и обернулась к родительнице лицом. — Хватит. Я не желаю слушать ничего подобного. Уйди, пожалуйста, дай мне спокойно помыть посуду.
Она посмотрела на меня, как мне показалось, с горечью, и всё же вышла с кухни. А я, вытерев ладонью засаднившие глаза, продолжила убираться.
К сожалению, избегать Шляпника оказалось делом более чем непростым. Погода стояла хорошая, тёплая и солнечная, и отделаться от близнецов, желающих рассекать по дорожкам парка на своих адских машинках, было совершенно невозможно. И уж на улице-то мы на соседа натыкались почти тут же. Как я понимала, он в принципе долго гулял с Ремом, и примерно в то же время, что и я со своими бандитами. Поэтому мы, естественно, встретили Льва Игоревича в парке с утра пораньше.
Я пыталась отделаться от этой прогулки, уговаривала маму пойти с близнецами, собираясь пылесосить квартиру. Но и родительница, и мальчишки заупрямились, а у меня не хватало сил на споры. Да и, по правде говоря, очень уж хотелось прогуляться. За неделю сидения в школе во время июньской жары я немного опухла мозгом, надо было проветриться.
— Доброе утро, дядя Лёва! — заорали хором близнецы, заметив энергично двигающегося по дорожке впереди нас Шляпника в неизменной ковбойке. Полдесятого утра, суббота — Фред с Джорджем специально хотели пойти гулять как можно раньше, пока в парк не набежал народ, который им не нравилось объезжать на скутерах. Шумахеры…
На дорожках действительно было очень мало людей, так что мальчишки сияли от счастья. И засияли ещё больше, когда Шляпник обернулся и, остановившись, кивнул. Рем рядом с ним возбуждённо махал хвостом, вывалив наружу длинный ярко-розовый язык.
По поводу «дяди Лёвы» я детям так ничего и не сказала. А что тут говорить? Запрещать глупо, поэтому пусть называют. Не «папа» же…
Я невольно поморщилась при мысли о том, что близнецы могут начать называть чужого мужика папой, и Лев Игоревич, кажется, принял это на свой счёт — как только мы подошли ближе, он, мимолётно глянув на меня, вежливо и спокойно произнёс:
— Доброе утро. А мы уже возвращаемся домой.
Фред с Джорджем на мгновение застыли, а потом хором гаркнули:
— Врёте!
От такой наглости я даже онемела на секунду.
— Врёте! — продолжали между тем рыжие нахалы. — Мы видели, как вы выходили из подъезда.
— В окно видели!
— И это было десять минут назад!
— Да, десять! Рему мало десяти минут! Вы сами говорили, что гуляете минимум по часу, а лучше — по два!
— Сегодня у меня дела, — пояснил сосед, и почему-то я тоже поняла — врёт. — Простите, ребята.
Он сделал шаг по направлению к выходу из парка… и тут мне стало настолько стыдно, что я, кажется, даже покраснела. Это было слишком очевидно — Шляпник решил не смущать меня, не путаться под ногами, и делал это, как обычно, со свойственной ему деликатностью.
А я… веду себя как последняя сволочь.
— Да ладно вам, — вздохнула я, не глядя на соседа. — Погуляйте с нами немного. Мы… будем рады.
— ДА! — хором подтвердили близнецы, и я всё же подняла голову.
Лев Игоревич сосредоточенно изучал моё лицо, которое, как я полагала, наверняка уже сравнялось цветом с помидором. Он словно пытался что-то просчитать, решить сложное жизненное уравнение.
— Вы уверены? — уточнил он в конце концов, и я кивнула под очередное «да!» Фреда и Джорджа. — Что ж… хорошо. Давайте погуляем.
— Ур-р-ра! — гаркнули мальчишки, и я всё же невольно улыбнулась. Ладно, пусть радуются.
Во время прогулки я несколько раз думала о том, как же хорошо, что вместе с нами гуляет Шляпник. Близнецы, к моему удивлению, смотрели ему в рот и слушались его намного лучше, чем меня, и гораздо меньше стремились удрать и на полной скорости съехать с какой-нибудь адской горки. И я в присутствии соседа могла хоть немного расслабиться, а не дёргаться каждую секунду, что мои лихачи вот-вот навернутся со своих скутеров и покатятся по асфальту двумя рыжими колобками.
Мне нравилось гулять вместе со Львом Игоревичем. И разговаривать с ним мне тоже нравилось. В этом и беда…
— А когда вы приступите к работе в нашей школе? — поинтересовалась я в перерывах между заездами Фреда и Джорджа — близнецы в это время кружили метрах в десяти от нас. — С первого сентября или раньше?
— За неделю до первого, — ответил сосед, не отрывая взгляда от мальчишек и семенящего за ними охранника — Рема. — Так решила Шустрова. Ваша… Новицкая, да?
— Да.
— Она доработает до конца лета, а потом уже я начну исполнять свои обязанности. А пока я отдыхаю. — Шляпник усмехнулся. — И проедаю свои сбережения.
— А где вы раньше работали?
— В школе.
— Это я понимаю. А в какой?
Сосед назвал номер и район.
— В другом конце города…
— Да, мы там жили вместе с женой. После развода я оставил ей целиком совместно приобретённое имущество и купил эту квартиру в ипотеку. Сами понимаете, отсюда ездить в мою прежнюю школу — это утопия, так что пришлось заодно и работу менять.
С женой. Он был женат и развёлся. Нет, вроде обычная история, но меня всё равно что-то цепляло…
Кажется, это было удивление от того, что Шляпник мог развестись с кем-то. Точнее, что какая-то неизвестная женщина могла с ним развестись. Спокойный, покладистый мужик… собак она, что ли, не любит?
— А почему вы развелись?
Вопрос был крайне нетактичный, ну и плевать. Мне слишком интересно! Не захочет — не ответит.
— Знаете, как сказал мой брат: «Удивительно, что ты женился, а вот что ты развёлся, совсем не удивительно». Так что я даже не знаю, как ответить. Мы с Татьяной просто не пара друг другу. Почти пять лет мучились, потом плюнули и развелись.
Мне было сложно это понять. Зачем тогда жениться, если «не пара»? Я знала, что такое сплошь и рядом, но мне, как человеку, который не мыслил рядом никого кроме Антона, всегда это было странно.
Больше мы со Шляпником про его развод не говорили. Догуляли до дома, простились и ушли к себе. Правда, Фред и Джордж пытались склонить меня к приглашению соседа на обед, но Лев Игоревич так быстро ретировался, что я окончательно уверилась — он явно решил в своей голове какое-то уравнение, записал ответ и вывел теорему, не требующую доказательств.
— Мама, а давай завтра устроим пикник! — сказали близнецы вечером, когда я уже убирала пустые тарелки после ужина. — Погода будет хорошая…
— Можно, — кивнула я, подумав, что пикник лучше гонок на скутерах, но тут же застыла, потому что Фред протянул:
— И дядю Лёву позовём, да-а-а-а?
Не-е-е-ет. Нет, блин!
— И Рема, — добавил Джордж.
— Будет классно, — заключил Фред, и оба шантажиста уставились на меня взглядами маньяка, заприметившего себе жертву.
Мама почему-то молчала, хотя по идее должна была поддержать мальчишек. Но нет — родительница молча помогала мне убирать посуду.
— Он, может, занят, — пробормотала я, испытывая безумное желание залезть под стол и никогда оттуда не вылезать.
— А давай позвоним и спросим! — огорошил меня Джордж. — Дядя Лёва нам свой телефон дал!
— Или спустимся и спросим!
— Да!
Господи, как мне остановить этот поезд с отказавшими тормозами?!
— Может, лучше позовём кого-нибудь из ваших друзей-одноклассников? — предложила я, вздохнув. — Юлю Бессонову, например…
Это была, конечно, тяжёлая артиллерия с моей стороны. Фред и Джордж, влюблённые в Юлю, раньше обязательно бы поддержали эту идею, но…
— Так она же в Крыму!
— Да, в Крыму с бабушкой и дедушкой! До августа!
Точно. И как это я забыла?
— Ну, тогда можно позвать Серёжу Волкова.
— Серёжа на даче!
— Максима Ларина?
— Макс в эти выходные с папой рыбачит за городом. А потом тоже поедет на дачу!
М-да… Друзья и товарищи катастрофически заканчивались. Ладно, попробуем зайти с другой стороны.
— Ребята, навязываться нехорошо. Если мы предложим Льву Игоревичу сходить с нами на пикник, он примет это предложение просто из вежливости.
Близнецы смотрели на меня несколько секунд, хмурясь, а потом спросили, поставив этим вопросом в тупик:
— Зачем?
Я моргнула.
— Что — зачем?
— Зачем ему соглашаться из вежливости? — Джордж.
— Он же взрослый! — Фред.
— Он проводит с нами время, потому что ему с нами интересно! — Опять Джордж. — Он сам так говорил!
Абзац.
Я сосредоточенно потёрла лоб, не зная, что ещё такое придумать, чтобы дети оставили эту идею. Но ничего не придумывалось.
Я уже собиралась открыть рот и признать своё поражение, как меня вдруг осенило.
— Ладно. Тогда я сейчас сбегаю к Льву Игоревичу, приглашу его на завтрашний пикник. Договорились?
Близнецы просияли, кивнули и синхронно вскочили с табуреток, чуть не наступив на Фиму. Кот быстро шмыгнул под стол и забился в дальний угол — подальше от моих рыжих кошмаров.
— Да, мама!
— Спасибо!
И убежали в свою комнату.
— Ты, естественно, никуда не пойдёшь и ничего спрашивать не будешь? — хмыкнула мама, положив в раковину последнюю грязную тарелку. — Ох, Алёна…
— Почему же, я пойду и спрошу. — Надо же, как она плохо обо мне думает. — Иначе это всё равно всплывёт рано или поздно, и мальчишки на меня обидятся. Так что я спрошу.
— Хм. А если он согласится?
«Я сделаю всё, чтобы он не согласился».
— Проблемы надо решать по мере их поступления.
— Ах, вот как.
— Угу.
Мама коснулась моего локтя, заставив посмотреть на себя.
— Алён, мне кажется, ты ему нравишься, — сказала она, глядя на меня очень серьёзно, будто президентский указ зачитывала. — Но он не знает, как к тебе подойти. Вот, через ребят пытается.
— Ко мне лучше не подходить, — фыркнула я, отводя глаза. Вот это «ты ему нравишься» отчего-то очень смутило.
— Да надо к тебе подходить, надо, — вздохнула мама. — Тебе нужен мужчина. Пусть не муж, но хотя бы любовник.
— Ма-а-а-ма…
— Я уже тридцать с лишним лет «мама». Ладно, Алён, иди ко Льву, пока не слишком поздно. А я посуду помою.
— Да не надо…
— Надо-надо. А то ты, чего доброго, передумаешь ещё, пока тарелки мыть будешь.
Я действительно собиралась пойти к Шляпнику и пригласить его на пикник, но при этом хотела ещё и поговорить начистоту. Спустилась на этаж ниже, сглотнула, ощущая странное волнение, и позвонила в дверь.
Собиралась гроза, и я слышала на улице раскаты грома. Такой же гром гремел будто бы в моей душе, волнуя сердце и заставляя дрожать руки.
На этот раз сосед был в футболке, но смотрел на меня с тем же беспокойством.
— Добрый вечер, Алёна. Что-то случилось?
Между дверным косяком и Шляпником пролез Рем и ткнулся носом в моё колено. Я наклонилась, погладила собаку за ушами и ответила с показным спокойствием:
— Думаете, у нас всё время что-нибудь случается?
— Совсем нет. — Он едва заметно усмехнулся. — Просто гадаю, чем обязан. Вы же не чай пришли допить, верно?
Лев Игоревич сказал это абсолютно невозмутимо, но мне всё равно стало стыдно.
— В прошлый раз я не чай пила, а скорее пыталась разбить ваши кружки.
— Ерунда. Зайдёте?
Я кивнула, и сосед отступил в сторону, пропуская меня вперёд.
В прихожей почему-то оказалось темно, да и в целом я не заметила в квартире зажжённого света, хотя на улице из-за грозы уже была темень.
— Прошу прощения, я люблю сидеть в полумраке, — произнёс Шляпник, щёлкая выключателем, и я от неожиданности зажмурилась — свет оказался безумно ярким. — Хм… Или выключить?
— Как хотите.
Он вновь щёлкнул выключателем, и я смогла открыть глаза.
— Пойдёмте на кухню?
Надо было, наверное, попросить вновь зажечь свет — атмосфера оказалась слишком интимной. Силуэт Льва Игоревича я видела плохо, но всё же видела, и он меня безумно волновал. И этот мужской запах…
— Не стоит, — ответила я быстро и сжала кулаки, пытаясь отвлечь саму себя от странного жара в сердце. — Я быстро. Фред и Джордж хотят, чтобы я пригласила вас на завтрашний пикник в парке.
— А-а-а, — сосед засмеялся. — Фред и Джордж, значит. Конечно. Что ж, не переживайте, я не смогу прийти. Передайте ребятам, что у меня срочные дела. Я потом с ними сам поговорю.
Что ж, я вроде этого и хотела. Только вот почему мне тогда настолько стыдно и… досадно?
— Я… — начала я, но он меня перебил:
— Не нужно объяснять, я всё понял. Я бы не хотел доставлять вам неудобства или причинять боль, так что… Постараюсь поменьше попадаться на глаза.
Вновь спокойный, невозмутимый тон. А мне было так плохо, я ощущала себя таким чудовищем, что безумно желала, чтобы Лев сейчас наорал на меня. Сказал, что он имеет право гулять где хочет, ходить на пикники, общаться с моими детьми и вообще…
Но он молчал. И мне было горько.
— Вы не так меня поняли, Лев Игоревич, — пробормотала я очень тихо, разрываясь пополам от противоречивых эмоций. — Фред и Джордж хотят, чтобы я пригласила вас, и я… не против. Я вас приглашаю. Пойдёте с нами?
Он ничего не говорил несколько томительных мгновений, и вновь у меня возникло чувство, что сосед решает какое-то сложное жизненное уравнение.
— Алёна, если бы вы хотели пригласить меня, вы бы прошли на кухню и выпили со мной чаю. А вы остались стоять в полутёмном коридоре, скрестив руки на груди в защитном жесте. И сейчас вы, извините, обманываете меня.
Руки?.. Да, точно.
Я опустила руки, ощущая теперь жар не только в сердце, но и на щеках.
— Я…
— Я уже сказал — не нужно объяснять. Я понимаю. Это очевидно, гораздо очевиднее расчёта интегралов. — Шляпник усмехнулся. — Вы светловолосая, но не рыжая, и мама ваша тоже. А мальчишки — рыжие. И муж ваш умер. Вам неприятно на меня смотреть. Я понимаю.
Я вздрогнула и зажмурилась, пытаясь не заплакать.
Понимает он… Да что он может понимать!..
— Ни черта вы не понимаете, — шепнула я и всхлипнула. — Наоборот… Всё наоборот…
Пара секунд молчания — и вдруг лёгкое прикосновение к ладони, и негромкое — совсем рядом, почти в губы:
— Что это значит, Алёна?
Я, испугавшись этой неожиданной близости, сделала шаг назад — но позади была дверь.
— Не надо меня трогать!
— Я вас не трогаю, — сказал Шляпник тихо и спокойно, всё ещё находясь слишком близко ко мне. — И не трону, не волнуйтесь. Вы сказали: «Наоборот, всё наоборот». Что это значит?
И как я должна это объяснять? Рассказывать, что мне нравится с ним разговаривать, смотреть на него, находиться рядом? Да ни за что.
— Забудьте. И на пикник… приходите. Я правда не против. Честное слово.
Лев Игоревич вновь несколько мгновений молчал — и опять появилось ощущение, что он решает уравнение.
— Ладно. Во сколько?
— Давайте полдесятого.
— Хорошо.
Господи, что я делаю?..
Хотя мальчишки, конечно, будут рады.
Фред с Джорджем были не просто рады — они светились, как две рыжие лампочки. А вот мама не светилась — скорее, она была удивлена до глубины души. И спросила меня тихо, когда близнецы ушли спать:
— С чего ты вдруг решила сменить гнев на милость? Или ты сама на пикник не пойдёшь?
— Ага, щаз, — буркнула я язвительно. — Да я если скажу, что не пойду, мальчишки меня насквозь пропилят. Пойду, конечно.
— Тогда почему ты позволила ему согласиться?
Да… конечно, мама знает меня как облупленную. И она прекрасно понимала, что я должна была сделать всё возможное, чтобы Лев отказался от этого «заманчивого предложения».
— Потому что понимаю, что отношусь к нему несправедливо, — призналась я неохотно. — Да и счастье близнецов для меня значит больше моих капризов, а они очень хотят общаться со Львом, так что…
— Наконец я слышу мудрые слова! — мама радостно всплеснула руками. — А то у меня в последнее время ощущение, что ты вернулась в подростковый возраст. Закидоны прям как тогда.
— Ладно тебе.
— Ничего не «ладно». Алёна, — родительница посуровела, — твои отношения со Львом — твоё дело, но Фреду и Джорджу будет полезно общение с ним. И не мешай ты этому. Если им нравится, а его не напрягает — не мешай. Пусть хотя бы так…
Я промолчала. Сказать мне было нечего. Соглашаться слишком тошно, а возражать неправильно и бессмысленно. Я всегда знала, что близнецам однажды понадобится не только моё внимание, но и другое, мужское, и ждала этого времени со страхом.
Дождалась…
Я думала, мои рыжие бандиты на следующий день будут вести себя соответственно — как бандиты. Но поведение Фреда и Джорджа и до, и после, и во время пикника было больше похоже на поведение Феди и Димы. Близнецы слушались, никуда не убегали в поисках приключений на свои попы, но главное — они продолжали смотреть соседу в рот и ловить каждое его слово.
Лев Игоревич захватил с собой мангал и большой лоток с шашлыком, хотя мы об этом не договаривались — я вообще думала ограничиться бутербродами, овощами и фруктами, — и заявил, что пикник без шашлыка — не пикник вовсе.
— Я заодно ребят научу, как правильно шашлык жарить, — сказал Шляпник, улыбаясь Фреду и Джорджу. — А, ребята? Хотите научиться?
— Да-а-а! — энергично закивали мальчишки, и я фыркнула — кажется, они были готовы учиться чему угодно, хоть математике, лишь бы вместе с соседом.
В результате Лев, сняв футболку, показывал моим детям, как ставить и разжигать мангал, накалывать куски мяса на шампур, а после — как жарить это мясо над углями. Фред и Джордж, с кусками пепла в волосах, сияли от восторга, занимаясь делом, а мы с мамой в это время отдыхали, расположившись на большом разноцветном покрывале.
Я изо всех сил старалась не показывать, что мне неловко. Неловко от того, что сосед занимается с моими ребятами, пока я расслабляюсь, неловко от того, что я никак не могла перестать смотреть на его голую спину — мускулистую, но молочно-белую, с россыпью веснушек на плечах, — неловко от того, что я наслаждалась обществом этого человека, а не мучилась, мечтая поскорее уйти. Неправильно, нельзя… и в то же время хочется и безумно приятно.
Шашлык у близнецов и Льва получился очень вкусный, и мальчишки, поедая горячее аппетитное мясо, хохотали во весь голос над Ремом, который сидел рядом с ними, облизываясь и пуская слюни.
— Дядя Лёва, можно ему дать?
— Можно? Один кусочек!
— Только один, — разрешил сосед, усмехаясь. — Ему лучше овощи давать, если вам так хочется его покормить. Но тоже не переборщите.
Счастливый Рем вилял хвостом, пока Фред и Джордж закидывали в него разнообразную еду, и был таким безмятежно-радостным, что я ему даже слегка позавидовала.
Мне бы так.