Следующие три дня я Льва Игоревича не видела, хотя и слышала о нём. Утром он гулял с Ремом, близнецами и моей мамой, и вечером они каждый раз рассказывали что-нибудь про соседа. То он водил их на собачью площадку, показывал, какие Рем умеет делать трюки, то играл с близнецами в волейбол или бадминтон, то рассказывал что-нибудь интересное. Мальчишки, всегда немного терявшиеся перед лицом учебника по математике, вдруг начали проявлять к ней интерес. И из-за чего? Из-за рассказов Шляпника о теории относительности Эйнштейна и пифагоровых штанах!
— Значит, вы отложили в сторону свои планы о пробуждении в Льве льва? — хмыкнула я вечером в среду во время ужина, пока близнецы уминали котлеты с картофельным пюре. — Или нет?
— А мы его уже пробудили! — заявил Джордж, мотнув головой.
— Ага! — кивнул Фред.
— Это когда же? — я откровенно удивилась. — Не припомню, чтобы Лев Игоревич хоть раз выходил из себя…
Близнецы синхронно опустили головы, и я насторожилась. Неужели они таки где-то нашкодили?
— Ну, мы так…
— Нечаянно…
— И что же вы так нечаянно? — вздохнула я, приготовившись к исповеди. Судя по горестным физиономиям, нашкодили мои черти сильно.
— Только обещай, что не достанешь папин ремень! — воскликнули мальчишки хором, и я чуть с табуретки не свалилась. Значит, дело серьёзное.
— Та-а-ак… Ну-ка рассказывайте. А то точно достану!
У близнецов, казалось, даже веснушки потускнели от расстройства. И взгляды жалобные-жалобные… Формата «прости, мы больше не будем».
— Мы просто разогнались…
— Сильно…
— Ага… А там машина…
Я похолодела.
— Где?!
— В парке… Грузовик… С ветками обрезанными…
— Мы его не заметили…
— Дядя Лёва заметил, побежал и нас схватил…
— Ага…
— А потом орал долго…
Я бы тоже поорала, но голос куда-то потерялся, как только мальчишки упомянули про грузовик.
— Это когда было-то?
— На прошлой неделе, — ответили хором рыжие Шумахеры, а потом Фред продолжил: — В общем, дядя Лёва — лев, мы это поняли…
— Он сказал, чтобы мы тебя не расстраивали, не говорили, — продолжил Джордж. — И не ездили так больше, и по сторонам смотрели. А то он у нас скутеры отберёт и вообще… по жопам даст, вот.
— Мы больше не будем, мам, честно! — Фред умоляюще сложил ладошки, а Джордж закивал. — Честно-честно! Мы дяде Лёве обещали!
Рыжие демонята. Дяде Лёве они обещали. А родной матери не обещали, что ли?!
— Всё, — выдохнула я категорично, — никаких больше скутеров. Я у вас их забираю. Хватит!
— Но ма-а-ам… — заныли мои детки. — Не на-а-а-до-о-о-о!
— Мы правда больше не будем!
— Никогда!
— Мы же с тех пор осторожно катаемся! Ты разве не заметила?!
Заметила. Ещё удивлялась, с чем это может быть связано. А это, оказывается, сосед близнецам мозги промыл.
— Компромисс, — выдохнула я со всей суровостью. — На скутерах будете кататься только в присутствии Льва Игоревича. А если рядом мы с мамой, максимум экстрима — велики!
— Ла-а-адно…
— Договорили-и-ись…
Вот действительно — отлупить бы их, но рука не поднимается.
А мои долги перед Шляпником растут в геометрической прогрессии…
На следующий день, в четверг, соседа с утра в парке не оказалось, о чём он накануне предупреждал маму и близнецов — ему нужно было отлучиться по каким-то делам, поэтому Рем был выведен на прогулку ещё в семь утра, и мама отправилась гулять с мальчишками в одиночестве.
Часа через два, когда я изнывала от жары на очередном экзамене, мой телефон нервно завибрировал. Звонила мама, и я сразу поняла: что-то случилось. Она никогда не звонит мне на работу, если всё в порядке, знает, что я чаще всего не могу ответить.
Пришлось выходить из кабинета и перезванивать.
— Алён, — в мамином голосе была паника, — Фред и Джордж пропали!
Я схватилась за сердце, резко дёрнувшееся в груди.
— Как… куда?! Вы же в парке гуляете?!
— Откуда я знаю, куда они пропали?! — мама всхлипнула. — Уехали от меня на своих великах — и нету их! Я кричу, звоню — ничего! Ни так, ни по телефону!
— Ясно. — От напряжённости мыслей даже голова заболела. — Сколько времени их нет?
— Полчаса уже, Алён. Я сначала думала, вот-вот вернутся, они ведь много раз так уезжали…
— Сядь. Сядь на лавочку. Ещё не хватает, чтобы ты сама от переживаний… Я сейчас позвоню в поисковый отряд, оставлю заявку на поиск. И сама с работы отпрошусь и приеду. Постарайся не волноваться, пожалуйста!
Мама ещё раз всхлипнула и отключилась, а я, загрузив интернет, принялась искать необходимые телефоны. Позвонила, всё рассказала дрожащим голосом, пытаясь не хлопнуться в обморок, потом сбегала к директору, ещё раз всё рассказала, быстро собралась и поехала домой.
Автобус долго не подходил, и я почти прыгала по остановке, безумно нервничая и поминутно косясь на экран телефона. Мама не писала и не звонила. Волонтёры обещали приехать как можно скорее, но они ведь тоже люди, а не волшебники, телепортироваться не умеют.
Я уже подъезжала к нашему дому, когда телефон зазвонил. Мама.
— Да?!
— Нашли, нашли! — Она рыдала. — Лёва их нашёл!
— Лёва?.. — переспросила я тупо, от шока не понимая, о ком речь. — Какой Лёва?
— Да Лев! Сосед наш!
Я резко и с облегчением выдохнула. Нашлись! Господи, спасибо…
— Как они?
— В порядке. А ты где?
— Я сейчас буду выходить из автобуса на нашей остановке. Вы в парке?
— Да. Но не надо сюда идти, мы домой… Подожди нас возле подъезда, Алён, мы сейчас…
— Хорошо.
Пока я стояла возле дома и ждала маму с близнецами, вместо волнения ко мне пришла злость. Вот что они на этот раз учудили? Зачем уехали, почему не находились? И как Лев умудрился их найти настолько быстро?
Да, кстати, надо же отменить заявку на поиск.
Я позвонила волонтёрам, извинилась за беспокойство, сообщила, что детей мы нашли, и как раз когда положила трубку, из парка вышли те, кого я так ждала. Уставшая, расстроенная и слегка бледная мама, заплаканные и виноватые мальчишки, и Лев. Без шляпы и не спокойный, как обычно, а розовый от раздражения. Рядом с ним гордо вышагивал Рем.
— Мама, прости-и-и! — заныли Фред и Джордж ещё издалека.
— Мы не нарочно-о-о-о!
— Мы случайно-о-о-о!
— Сами знаете, что бывает за «случайно», — пробормотала я, оглядывая своих детей. Они были совершенно целыми — ни царапинки. — Пойдёмте домой, дома всё расскажете. Мне надо сесть, и бабушке вашей тоже.
— Алёна, — вмешался сосед под синхронное шмыганье носом моих бандитов. — Я вам ещё нужен? Или я могу идти?
Я посмотрела на Шляпника — и меня вдруг накрыло. Накрыло такой волной чувственного смущения, что я неожиданно поняла — смешное прозвище Шляпник совершенно не подходит этому человеку.
— Идите, Лев Игоревич, — сказала я, отводя взгляд — боялась, что он всё поймёт. — Дальше будут наши семейные разборки. Спасибо вам.
— Не за что, — ответил он вежливо, вновь превращаясь в спокойного себя.
Рассказ близнецов, наверное, поразил бы кого-то другого, не свыкнувшегося с вечными проказами, но только не меня. Подумаешь, уехали далеко, увидели ручей в овраге и решили проверить, есть ли в наших отечественных ручьях золото на дне, как в Америке. Долго искали подходящую палку, потом шли по течению, ковыряя грязь, ил и камни, в итоге опомнились, когда уже отошли приличное расстояние от велосипедов. Рванули назад и долго не могли найти велики, а когда нашли, из кустов выбежал счастливый Рем, а следом за ним — злой Лев и полумёртвая бабушка.
— Он только сказал своему псу «ищи, ищи мальчишек, где мальчишки?» — и Рем сразу побежал, — вмешалась родительница. — И мы за ним. Лев собаку-то притормаживал, но не слишком сильно, и меня практически на себе тащил. Отблагодарить бы его как-то, Алён…
— Угу, — буркнула я, не сопротивляясь. Сейчас игнорировать помощь соседа было бы слишком непорядочно. — Не переживай, отблагодарю. А вы, черти мои… Неделю без сладкого, скутеров, великов и прочих средств неблагонадёжного передвижения. Ходим ногами!
К моему удивлению, Фред и Джордж даже спорить не стали.
— Ладно, мама… — вздохнули хором, опустив виноватые рыжие макушки.
После обеда я принялась за вишнёвый пирог, рассудив, что Лев, раз любит вишнёвое варенье, должен любить и вишнёвый пирог. А мама между тем делилась впечатлениями.
— Всю дорогу до выхода из парка он близнецов чихвостил, — говорила она, наконец начав улыбаться. — И не просто бурчал, а целую лекцию им прочёл. О мозгах, которые даны, чтобы действия свои просчитывать, об ответственности, о том, что нервы близких беречь надо. И они, знаешь, слушали.
— Толку-то, — хмыкнула я. — Они и меня слушают.
— Плохо они тебя слушают, — припечатала мама, и я даже слегка обиделась. — Не потому что ты плохо умеешь их воспитывать, нет. Им просто нужна мужская рука и мужской голос. Они же мальчишки. И как раз входят в подростковый период. С тех пор, как Фред и Джордж стали общаться со Львом, они действительно ведут себя лучше, неужели ты не заметила?
— Заметила.
— Это он так на них влияет, Алён.
— Мама… ну не заводи ты свою старую песню о главном, я тебя умоляю…
Родительница фыркнула.
— Да с тобой бесполезно разговаривать, что я, не знаю? Надеюсь, Льву хватит терпения, чтобы тебя окучить.
— Я не картошка, чтобы меня окучивать.
— Не картошка, — кивнула мама. — Ты хуже.
Я только глаза закатила.
Близнецы бросали вожделенные взгляды на испечённый пирог, но не просили ни кусочка, помня о моём запрете на сладкое в течение недели. Только поинтересовались, зачем я его испекла, и, получив в ответ краткое «Льву Игоревичу в знак благодарности», синхронно посветлели лицами.
Я отправилась к соседу сразу после ужина, выпив для храбрости пустырника. Пирог ещё не до конца остыл, и его благоухание меня немного смущало. Конечно, это правильный поступок, но я не могла отделаться от ощущения, будто предлагаю мужчине себя. Практически несу на блюде…
А ещё я опасалась, что Лев окажется не один. В конце концов, он молодой и свободный, сейчас в отпуске, почему бы и не… Вдруг у него женщина? А я припрусь со своим пирогом.
«Ладно, будь что будет», — подумала я и, одернув одной рукой жёлтую домашнюю футболку с изображением сыра и надписью «cheeeeese», решительно позвонила в дверь квартиры соседа.
Громкий лай Рема, тихий щелчок замка, распахнувшаяся дверь — и удивлённое лицо Льва в проёме. Его рыжие волосы были взъерошены, на щеке след от подушки, глаза сонные — спал он, что ли?..
— Я вас разбудила? — спросила я виновато, пока мужчина рассматривал пирог, который я выставила перед собой, словно щит. — Извините…
— Ничего, — ответил Лев хрипло, и я слегка вздрогнула — эта хрипотца будто пощекотала мне нервы. — Давно пора подняться. Я просто сегодня рано встал, а потом переволновался, когда Фреда и Джорджа искал. Вот и отрубился. Проходите, Алёна.
Он посторонился, и я вошла в квартиру. На этот раз настолько темно здесь не было — на улице хоть и смеркалось, но небо было чистым, ясным, и света оказалось достаточно.
— Это вам, — произнесла я, ощущая себя безумно глупо, и почти ткнула в Льва тарелкой с пирогом. — Спасибо большое за помощь.
Он криво улыбнулся, не выказав особой радости.
— Я правильно понимаю, что вас бесполезно просить выпить со мной чаю? — сказал практически без вопросительной интонации — не спрашивая, а утверждая истину. И мне от спокойной простоты такого утверждения стало ещё более неловко, чем было до этого. Неловко и мерзко. Если бы не Лев, мы с мамой наверняка провозились бы полдня, разыскивая наших бандитов, а благодаря соседу они нашлись очень быстро.
— Ну почему… — пробормотала я, опуская голову. — Давайте выпьем… чаю…
Сосед замер, будто не ожидал такого ответа, а потом радостно и светло улыбнулся.
— Замечательно. Спасибо, Алёна. Это будет для меня лучшей благодарностью с вашей стороны.
Кажется, после этих слов я катастрофически покраснела.
Пока Лев ставил чайник, я рассматривала его кружку. Ту самую, которую в прошлый раз чуть не расколотила. Там оказался нарисован большой квадратный корень, а под ним было написано забавным шрифтом: «В корне ошибаются чаще всего математики».
Я улыбнулась и вернула кружку на место.
— Люблю такие выражения с двойными смыслами, — сказала я негромко, испытывая желание немедленно что-нибудь сказать — только бы разбить чересчур чувственную тишину, что окружала меня сейчас. Интересно, у Льва такие же ощущения, или я одна вязну в гормональном болоте? — Я даже давала своим ребятам домашнее задание придумать что-то подобное, обещала пятёрку тем, кто справится.
— Неужели справились? — Сосед приблизился к столу и начал разливать кипяток из чайника в чашки. — Я бы точно ничего подобного не смог придумать, не те мозги.
— Справились всего несколько человек из класса, гордились потом с неделю, сияли начищенными самоварами. Моё любимое: «Руководитель обязан быть классным».
Лев хмыкнул и чуть дрогнул, но чайник всё же удержал. И хорошо — ожоги мне точно больше не нужны.
— Это Федя Клочков придумал. Троечник, но очень талантливый парень и тонко чувствующий. По математике звёзд не хватает, так что вы его там не обижайте, если вдруг возьмёте моих ребят вместо Гали Новицкой.
— Не буду обижать, — сосед улыбнулся, поставил передо мной тарелку и сел наконец, сжимая в ладони нож. — Вы, я надеюсь, тоже будете свой пирог?
— Буду, — кивнула я, подумав, что лучше жевать, чем говорить, а дожевав, поскорее уйти.
А через минуту Лев смутил меня ещё сильнее, начав нахваливать мою незатейливую стряпню. Я понимала, что он искренне, но от этого было даже более неловко.
— Ладно вам, ладно, — проговорила я, опуская голову, чтобы не смотреть на воодушевлённое лицо мужчины. — Оно, конечно, вкусно, но ничего особенного. Я и не умею особенное, с моими обормотами времени нет ни на что особенное. Главное, что сыты…
— Вкусы у всех разные, я в целом не любитель особенного. — М-да, опущенная голова меня не спасает от его воодушевлённого голоса. Что ж такое… — Мне больше по душе обычные пироги, картофельное пюре, котлеты, макароны. Обычная еда, без изысков. А вкуснее всего, пожалуй, малосольные огурцы. Вы делаете?
— Делаю, — ответила я, всё ещё не поднимая головы, и ковырнула ложкой песочное тесто. Да, хорошее получилось, рассыпчатое. — Наверное, в ближайшие выходные как раз сделаю.
Лев молчал, и я не выдержала — посмотрела на него. И вздрогнула, осознав, что он вновь что-то решает у себя в уме на мой счёт.
— Вам… отсыпать? — спросила я, чуть нервничая. — Раз… вы любите…
— Это не обязательно, — сказал он спокойно, отодвигая опустевшую тарелку, и, покосившись на мою почти полную, добавил: — Алёна, не надо насиловать себя ради благодарности. Я, конечно, очень рад, что вы решились на это чаепитие, но я всё же не садист. Я вижу, что вам не по себе. Идите, я не обижусь. И помогать вам не перестану, мне действительно нравятся ваши мальчишки.
— Я… — начала я, понятия не имея, что хочу объяснить, но Лев меня перебил.
— И вы мне нравитесь.
Я застыла на табуретке, как бандерлог перед Каа, сжав колени и ощущая, как бешено стучит сердце в груди.
У нас с Антоном всё было совсем иначе, медленно и естественно, поэтому сейчас я не представляла, как должна себя вести. После смерти мужа со мной ничего подобного не случалось. За мной никто не ухаживал, кроме маминых протеже, но те делали это неискренне и из-под палки.
Лев же был искренним. И когда пирог нахваливал, и сейчас. И в глазах его я видела немой вопрос, просьбу дать ему разрешение, позволить продолжать действия. Я видела… но не могла сказать «да». Я вообще не могла говорить — горло перехватило, и всё, на что я оказалась способна — это молча сидеть и смотреть на соседа.
Он тоже молчал, словно понимал — если он скажет ещё хоть слово, я убегу. И он молчал. Только чуть наклонился, беззвучно протянул руку и коснулся кончиками пальцев моей ладони, что лежала на колене.
Наверное, я должна была отдёрнуть руку и немедленно встать. Но мысли текли вязко, задыхаясь в каком-то страстном тумане, и я не пошевелилась. Не пошевелилась я и дальше, когда Лев положил свою ладонь поверх моей и, придвинувшись ещё ближе, ласково погладил большим пальцем запястье.
В меня будто молния попала. И мысли неожиданно перестали быть вязкими, очистились, и я вскочила на ноги и сделала шаг в сторону, но неудачно — наткнулась на ножку табуретки и стала заваливаться назад.
Лев придержал меня за талию, тоже резко встав, и усмехнулся, когда я попыталась оттолкнуть его.
— Не нервничай так, а то действительно упадёшь и расшибёшься, — произнёс он спокойно, серьёзно глядя мне в глаза. — И чем скорее ты перестанешь дёргаться, тем быстрее я тебя отпущу.
— Зачем?.. — выдохнула я, наслаждаясь ощущением его рук на своей спине. Большие и тёплые ладони, жёсткие, но ласковые. — Зачем… на «ты»?
— А я уж подумал, зачем мне тебя отпускать, — он фыркнул, по-прежнему не отрывая взгляда от моего лица. — Этот вопрос понравился бы мне больше. А «ты» просто вырвалось. Хочешь обратно?
— Да, — буркнула я, застывая. Сказал же, что отпустит, когда перестану дёргаться. — Не надо мне… ничего. Пусти… те.
Лев покачал головой.
— Я и не держу тебя. Просто не хочу, чтобы ты упала из-за своих переживаний. Я ведь ничего особенного не делаю, а ты так реагируешь. Тебе не кажется, что это странно?
— Нет.
— Ладно. — Сосед разжал руки и отошёл от меня. — Всё, больше не держу. Иди.
Мне очень хотелось остаться. Поэтому я как можно скорее развернулась и вышла с кухни, а потом и из квартиры тоже.
Оставшуюся часть вечера я провела, ругая себя последними словами.
Я прекрасно понимала, что именно со мной творится. Конечно, мне тридцать с небольшим, мужчины у меня не было уже больше десяти лет, гормоны играют. А тут Лев, похожий на Антона, по которому я всегда сходила с ума. Поэтому меня к соседу и тянет — гормоны плюс эта похожесть действуют на психику, и я рядом с ним плохо соображаю и начинаю растекаться растаявшим желе.
И что теперь? Я не могу изменять Антону и не хочу этого делать. Плевать на гормоны — я хочу остаться верной своему мужу. Да, он умер. Но я люблю его. Я не хочу предавать любимого из-за дурацкого зова плоти.
Справлюсь. Справлюсь и с этим. В конце концов, это точно не сложнее, чем первый год жизни без Антона, когда у меня на руках были грудные Фред и Джордж, и нужно было их кормить, а мне хотелось только одного — последовать за мужем в мир иной.
По сути, дети меня и спасли. Я привыкла жить — нет, существовать, — ради них, забыв о себе. Да и не хотела я думать о себе — это было слишком больно.
Вот и сейчас мне было больно.
Чёрт бы побрал этого Шляпника. Зачем он переехал именно в наш дом? Одинокий мужчина в трёхкомнатной квартире! Не мог купить поменьше и подальше от нас? От меня? От моего сердца, которое продолжает отчаянно биться в груди, несмотря на то, что человек, которому оно принадлежит, уже десять лет находится в могиле?
Оно слишком хорошо помнит, что это такое — потерять любимого, и больше не собирается испытывать ничего подобного.