— Будете, как огурчик, — с чувством добавил кот Гарольд.
— Согласен! — сказал Волк решительно. — Что я должен делать?
— Стучите в дверь и входите, — сказал Даня. — Я под шумок заберусь в шкаф. Дальше по плану.
— Ну, я пошёл, — сказал Волк.
— Ни пуха ни пера, — сказал Кот.
Волк не ответил и смело шагнул к двери бабушкиного дома.
Он дважды постучал.
— Кто там? — спросила бабушка.
Волк вопросительно обернулся.
— «Кто там», спрашивает, — сказал он.
— Это я, твоя внучка Красная Шапочка, — пропищал Мока за Волка. — Принесла тебе пирожков и горшочек свежесбитого масла!
— Заходи, — сказала бабушка.
Волк вошёл, и вместе с ним в дверь прошмыгнул Даня.
В доме сразу же начался какой-то кавардак. Гремела посуда, раздавались крики, сопение, с грохотом упало что-то тяжёлое.
— Ест, кажется, — сказал Мока.
— Какая гадость! — послышался крик Волка. — Это подвиг! Чего не сделаешь ради бессмертия!
Потом наступила тишина.
— Может, он и Даню схрумкал в неразберихе, — испуганно предположил Тутукин.
— Типун… э-э… вам на язык, — сказал Гарольд Модестович.
И тут они, услышав, что приближается Красная Шапочка, спрятались за кустом.
Девочка постучала в дверь.
— Кто там, кхе, кхе, кхе? — спросил Волк хриплым голосом и закашлялся.
— Это я, Красная Шапочка, — сказала девочка. — Я принесла тебе пирожков и горшочек свежесбитого масла.
— Заходи, открыто, — как только мог ласково сказал Волк.
Красная Шапочка вошла.
Волк натянул одеяло до самых глаз, чтобы она его не узнала.
Красная Шапочка поставила свою корзинку на стол и подошла к кровати.
— Ой! — удивилась она. — Какие у вас, бабушка, длинные руки чего-то!
— А это… это чтобы было легче лазить по деревьям. — Ничего лучше Волк придумать не смог.
— А ты разве лазаешь по деревьям? Ты же старая, бабушка! — удивилась Красная Шапочка.
— Это чтобы крепче обнимать тебя, моя дорогая, — шёпотом подсказал из шкафа Даня.
— Я пошутила, девочка, — исправился Волк. — Это чтобы крепче обнимать тебя, дорогая. Ты веришь мне?
— Верю, — сказала Красная Шапочка. — А почему у тебя такие большие уши, бабушка?
— А у меня, внученька, они от рождения такие. В нашем роду у всех были такие уши. И у мамы, и у папы, и у бабушки моей, и у дедушки… У всех! И у тебя такие будут, когда вырастешь, — сказал Волк и добавил: — Если успеешь.
— Дурак! — прошептал в шкафу Даня.
Красная Шапочка удивлённо пощупала свои маленькие ушки.
— А глаза-то какие у тебя большие! — сказала она удивлённо.
— Кашляю я очень, — сказала «бабушка». — Вот глаза на лоб и лезут.
— Понятно, — сказала Красная Шапочка. — А зубы- то, зубы какие огромные!
— А это, внученька, чтобы было легче съесть тебя в конце концов! — крикнул Волк и проглотил Красную Шапочку.
У него сразу так сильно заболел живот, что он с воплем выскочил из избушки на улицу, даже не успев снять бабушкино платье и чепец.
А тут уже дежурили дровосеки с длинными топорами. Они ловко, в три удара, разделались с Волком.
Из волчьего живота выскочили испуганная бабушка в ночной рубашке и Красная Шапочка, обе живые
и невредимые. Потом выскочили, тоже живые и невредимые, три зайца, удивлённо оглянулись по сторонам и зигзагами помчались к лесу. Потом выскочил всклокоченный петух, сказал: «Спасибо!», звонко закукарекал, от счастья попытался взлететь, понял, что из этого ничего не получится, и быстро-быстро побежал прочь.
— Вот обжора! — сказал кот Гарольд. — «Я ничего не ем! У меня больной желудок»! Ничего святого!
— А мне его немного жаль, — грустно сказал писатель Тутукин. — Всё-таки он был, в сущности, больной и несчастный.
— Да, — сказал Даня, — Волк оказался довольно покладистый. Но ничего не поделаешь. Зато теперь в этой сказке полный порядок. Всё встало на свои места.
— А если завтра бабушка опять заболеет и Красная Шапочка пойдёт к ней с гостинцами? — спросил Тутукин.
— Значит, придёт другой волк, — предположил Мока. — В этом дремучем лесу волков пруд пруди. И всё повторится сначала. Это закон любой сказки.