Семь дней и семь ночей шел Данир берегом большой реки. На восьмой день впереди показались три горы. Но пройти к ним было нелегко. Дорогу преграждали топи, груды камней, глубокие овраги, заполненные водой. Данир и плыл, и карабкался по крутым склонам, цепляясь за каменные выступы, и лез через колючий кустарник, в кровь раздирая руки. Порой хищные звери преграждали ему путь, но метко поражал он их острыми стрелами. Наконец дошел он до последнего оврага и, заглянув в него, отпрянул: на дне шипели и извивались сотни ядовитых змей. Обойти овраг было нельзя.
Задумался Данир. Как быть? Повернуть назад? Но ведь он дал клятву! И юноша взялся за дело: целый день собирал и кидал в овраг сухую траву, листья, хворост. А когда стемнело, высек огонь, поджег пучок сухого тростника и бросил его в овраг. Вмиг превратился он в пылающий костер. В огне сгорели все змеи, и Данир продолжал путь.
Когда он спустился в долину, что лежала между трех гор, на небе зажглись первые звезды. Усталый юноша присел отдохнуть и незаметно уснул.
Солнце поднялось не выше копья, а Данир уже был на ногах. Перед ним в низине лежал город трусов. Он сразу узнал его. Все было в нем так, как рассказывала бабушка. Город был обнесен стеной из камня и бревен, которая во многих местах успела разрушиться. С трех сторон его окружали горы. Люди здесь жили не в домах, какие видел Данир у себя на родине, а в пещерах, отгороженных каменными и деревянными стенами. Небольшое отверстие внизу служило им и окном, и дверью. А кому не хватило пещер, жили в глубоких землянках с такими же небольшими отверстиями на крышах.
С удивлением рассматривал Данир странный город. Множество людей, несмотря на утренний час, в беспорядке сновали по улицам. Они суетились, что-то кричали, показывая на него пальцами. А те, кто работал у городской стены, вдруг побросали кетмени, лопаты и кинулись бежать. А вскоре все они, подобно зверькам, быстро исчезли в темноте жилищ. «Кто они, люди или суслики?» — подумал Данир.
Когда он вошел в городские ворота, на улицах уже не оставалось ни души. Данир постучал в одну дверь, потом в другую. Нет ответа. «Этих людей недаром прозвали трусами, они просто боятся меня!»— догадался он.
Юноша прошел на городскую площадь, вынул из-за пояса курай и, присев на камень, начал играть. Над притихшим городом полились нежные звуки. Мелодия текла сначала тихо и плавно, словно воды лесного ручья, потом зажурчала подобно горному потоку, весело прыгающему по камням. Она то смеялась, то плакала, то звала куда-то....
Но вот из пещер показались головы любопытных. Те, что были посмелее, медленно вышли на звуки курая. Не прошло и часа, как большая толпа собралась вокруг. Но люди боялись подойти близко и каждую минуту готовы были убежать.
Данир перестал играть. «Заговорю, так опять напугаю их»,— подумал он и, улыбаясь, молча оглядел трусов. «Не бойтесь, я свой»,— говорил его взгляд. Но те с опаской, недоверием смотрели на него. Даниру показалось странным, что ближе всех к нему стояли совсем юные девушки. За ними толпились девушки постарше, мальчишки, женщины, старухи, и только позади всех выглядывали молодые парни и здоровые мужчины. Это рассмешило Данира. «Дочери Алмазбану достойны своей матери!» — подумал он.
Вдруг одна из девушек, сидевших неподалеку от Данира, храбро попросила: — Сыграй еще что-нибудь!
Данир с любопытством обернулся. На него с улыбкой смотрела юная красавица. Ее нежное лицо золотилось загаром. Из-под высоких тонких бровей, напоминавших крылья летящей птицы, блестели черные бойкие глаза.
Снова заиграл Данир. Девушка подошла к нему и села рядом. За ней потянулись остальные. Увидев, что вокруг собрались почти все жители города, джигит отложил курай и запел. Свободно полетел над толпой его красивый молодой голос. Вот о чем пел Данир:
Слушали люди песню, и лица их светлели от радости. Когда кончил Данир, они закричали:
— Братья! Мать Алмазбану жива! Только она могла поведать джигиту эту историю!
— Кто тут у вас старший? — спросил Данир.
— Куркур здесь самый старший,— ответило несколько голосов разом.
— Где же он?
— Его нет. Он повез баскаку нашу дань.
— А кто такой баскак?
Разом замолчав, люди стали пугливо озираться по сторонам.
— Я понял.... Это он правит вашей страной. Так?
— Да, он...— шепотом подтвердил один из трусов, но, оглядевшись, торопливо залепетал:— Нет, нет, нет, это не я сказал... не я...— И тут же, попятившись, исчез в толпе.
— Разве он такой страшный, что вы боитесь о нем говорить? — спросил Данир.
Вперед вышел седой как лунь старик.
— Сын мой! Пока не вернулся Куркур,— заговорил он,— уходи отсюда подобру-поздорову. Для тебя и для нас будет лучше. Баскак строго повелел каждого чужого хватать и отправлять к нему на расправу. Баскак не терпит чужеземцев.
— За меня бояться не нужно,— ответил Данир.— Я должен остаться у вас! Так велела бабушка Алмазбану... Скажите только, кто из вас приютит меня в своем доме?
В толпе зашептались. Тут заговорил другой старик:
— Сынок, каждый с радостью пригласил бы тебя, но боимся мы гнева баскака. Любой, кто посмеет приютить у себя чужака, должен будет держать перед ним ответ. Таков приказ самого хана... Но я уже отжил свой век, смерть мне не страшна. Пойдем ко мне, пусть я один буду за тебя в ответе!
Девушка, которая первой заговорила с Даниром, вспыхнула от радости и повторила:
— Пойдем, пойдем к нам!
То были старый кузнец Жантимир и дочь его Айгюзель.